Мучимые ересями

Он сделал глоток шоколада, наслаждаясь богатым вкусом, и свежая энергия, казалось, потекла по его венам. Теперь уже недолго осталось… Там. Это были штандарты его самых дальних передовых батальонов. У него всё ещё было не так много мушкетов, кремневых или фитильных, как хотелось бы. Хуже того, согласно отчётам его собственных кавалерийских разведчиков, каждый из черисийцев, которых они видели до сих пор, по-видимому, был вооружён кремневым мушкетом, тогда как треть его собственных людей всё ещё была вооружена пиками. К счастью, у него было намного больше людей, чем у черисийцев, и хотя он мог быть пропорционально слабее в огневой мощи, разница в общей численности людей означала, что на самом деле, в абсолютном исчислении, они сильнее. И каково бы ни было относительное количество огнестрельного оружия, эти пики будут неприятной вещью, если пехотным соединениям всё-таки удастся сойтись вплотную.

Свет всё ещё был слишком слабым, чтобы он мог воспользоваться подзорной трубой, но он прищурился, вглядываясь на восток, туда, где тени густого леса продолжали скрывать единственный черисийский батальон, который расположился лагерем от них как раз по эту сторону. Они должны быть пример…

Глаза Гарвея распахнулись от неожиданного изумления. Несомненно, это была всего лишь игра света!

Он отставил в сторону чашку с шоколадом и подошёл ближе к открытой стороне колокольни. Он ощущал прохладный ветерок, просыпающийся щебет птиц и нежное пересвистывание виверн, а также влажный от росы колокол размером с человека, висевший прямо за его спиной, как будто наблюдающий за ним. А ещё он помнил о горстке штабных офицеров и адъютантов, находящихся на колокольне вместе с ним. Именно по этой причине он заставил своё лицо оставаться спокойным, держа руки неподвижными, когда они лежали на перилах ограждения высотой ему по пояс. Свет продолжал усиливаться, и его глаза стали слезиться от напряжения.

— Сэр! — внезапно выпалил один из его помощников. — Я думаю…

— Я вижу это, лейтенант, — сказал Гарвей, довольный — и более чем немного удивлённый — тем, как спокойно он смог это сказать.

Накануне вечером единственный батальон черисийской пехоты разбил бивак по небольшой дуге, широкая сторона которой была отцентрирована по тракте, выходящем из заросшей дикой местности. Каким-то образом этот батальон продвинулся вперёд, по крайней мере, на целую милю, а его кавалерийские пикеты ничего не заметили. Хуже того, этот батальон был существенно усилен. Его разведчики оценили черисийскую колонну максимум в пять или шесть тысяч человек. Если предположить, что даже большее число было точным, это выглядело так, словно, по крайней мере, две трети всех сил противника каким-то волшебным образом сумело появиться перед его собственными людьми.

Его челюсти сжались, когда он попытался оценить границы их фронта и их силы. В тесном строю, каждый пехотинец занимал ширину фронта примерно в один ярд. В открытом строю, занимаемая ширина удваивалась. Таким образом, батальон из четырёхсот человек в тесном строю, с тремя ротами в двухрядном построении и четвёртой ротой в резерве, прикрывал фронт примерно в сто пятьдесят ярдов. При трёхрядном построении их фронт сокращался всего до ста ярдов. Судя по донесениям разведчиков, черисийские батальоны были больше его собственных, вероятно, около пятисот человек вместо четырёхсот. Если предполагать, что каждый из них оставил одну роту в качестве резерва, то это означало, что каждый из их батальонов должен будет занять около двухсот ярдов в тесном строю, сжимая фронт до ста тридцати ярдов, если они пойдут в три ряда. Что кажется…

Стало значительно светлее, чем до этого, и он поднёс к глазам свою подзорную трубу, а затем нахмурился. На таком расстоянии, даже с подзорной трубой, детали были всё ещё трудно различимы, но одно было совершенно очевидно: они точно были не в тесном строю. Вместо этого они были в необычном, почти шахматном построении.

«Что, чёрт возьми, они задумали»? — забеспокоился он. — «Если дело дойдёт до рукопашной, мы пройдём сквозь них, как дерьмо сквозь виверну, даже без единой пики! Так зачем…?»

И тут он понял. Это построение вообще не предназначалось для рукопашного боя. Его собственные кремневые мушкеты стреляли гораздо быстрее, чем мушкеты со старым фитильным замком. Он уже думал до этого, что черисийцы должны уметь стрелять, по крайней мере, так же быстро, как его собственные кремневые мушкеты, и этот строй, очевидно, был построен так для того, чтобы в любой момент могло выстрелить как можно больше мушкетов. Это был строй вовсе не для тесной рукопашной свалки, а специально разработанный с учётом скорострельности нового оружия.

«А наш — нет», — подумал он мрачно. — «И это будет… болезненно».

То, что черисийцам удалось вывести ещё столько мушкетёров из тесного леса позади них, тоже вызывало тревогу, хотя теперь, когда удивление начало спадать, это открытие беспокоило его меньше. В конце концов, цель состояла в том, чтобы выманить врага вперёд. Тот факт, что черисийцы оказали ему такую услугу, едва ли должен был вызывать беспокойство.

«За исключением того, что они сделали это на своих собственных условиях, а не на моих. И если не считать того, что Алик специально выставил там кавалерийские пикеты, чтобы предупредить нас, если они попытаются сделать что-то подобное. Мало того, фронт этих ублюдков находится в той стороне, где были выставлены эти самые пикеты. Таким образом, они не просто не дали солдатам Алика заметить их; каким-то образом они уничтожили каждый отдельный пикет без единого выстрела, и ни один человек не ушёл, чтобы предупредить нас. Вот это уже… беспокойно».

— Как им это удалось, сэр? — пробормотал тот же адъютант позади него, и Гарвей пожал плечами.

— Не имею даже смутного представления, лейтенант, — признался он. — И только между нами, тот факт, что они справились с этим, а мы не уловили даже запаха того, что они задумали, меня беспокоит. С другой стороны, всё, чего они действительно добились — это засунуть свои головы поглубже в нашу петлю. И кроме этого, они находятся в доброй тысяче или полутора тысячах ярдов по эту сторону леса. Если кавалерия графа Разделённого Ветра сумеет пробраться в эту брешь, и отрезать им путь к отступлению…

Лейтенант кивнул, его глаза были полны решимости, и Гарвей обнаружил, что ответ юнца в действительности заставил его почувствовать себя немного лучше. Если лейтенант считал, что в его словах есть смысл, то, скорее всего, так оно и было. Более того, другие люди могли бы думать о том же самом, вместо того чтобы беспокоиться о том, как, чёрт возьми, черисийцам удалось волшебным образом переместить так много людей так далеко вперёд, чтобы никто не заметил.

Эта мысль всё ещё бродила в глубине его сознания, когда он услышал слабый, отдалённый звук горнов.

Это были не его горны, и пока он смотрел, черисийский строй дрогнул, а затем пришёл в движение.

* * *

— Вот уж неприятное зрелище, не правда ли? — пробормотал себе под нос бригадный генерал Кинт Кларик.

Он и его штаб присоединились к штабной группе полковника Жанстина. Каждая из двух черисийских бригад имела в строю по три батальона, четвёртый батальон находился в резерве, и первый батальон Жанстина образовал центр фронта Третьей Бригады на левом фланге черисийцев.

В данный момент, Кларик замер на небольшом холме, всматриваясь через свою подзорную трубу поверх голов наступавших стрелков в ожидающий их строй корисандийцев.

Корисандийский строй был гораздо плотнее, чем его собственный — больше рядов, ощетинившихся острыми пиками. Этот сплочённый строй и большая глубина должны были обеспечить им гораздо большую ударную мощь, если дело дойдёт до рукопашной, но это возможное преимущество было получено за счёт уменьшения максимальной огневой мощи каждого корисандийского батальона. Или, скорее, уменьшения её по сравнению с черисийскими батальонами. Похоже, в конце концов, Кларику предстояло выяснить, окажутся ли точными его теории о превосходстве огневой мощи над ударной.