«Муля, не нервируй меня!» Шаржи. Афоризмы. Рисунки
Шрифт:
Некоторые люди растут всю жизнь. А гении и после смерти.
По сути, Бог только Адама создал самостоятельно и Еву из его ребра, дальше люди сами выполняли главную работу.
О многочисленных поклонниках красивой актрисы:
– На красоту, как на любой источник света, какой дряни только не слетается!
Ужасно оказаться в
Красота без ума, милочка, это не дар, а наказание природы.
Часто люди ведут себя прилично из трусости – кто-то боится быть наказанным, кто-то прослыть невоспитанным…
Выражение «театральные страсти» оставьте для третьесортных театров. В настоящем храме искусств и страсти настоящие. Кстати, и зрители тоже.
По тем сплетням, которые о тебе распространяют, легко определить, как в действительности к тебе относятся.
Отбрасывая в сторону слезливый сценарий:
– Как можно обещать вечную любовь, имея в запасе всего лишь короткую человеческую жизнь?
Никто не сумеет навредить мне больше меня самой.
– Он так любит жизнь! Смакует каждое мгновение!
Соловей поет куда лучше кукушки, но люди просят ее куковать подольше…
– Фаина Георгиевна, слышали, М. умер?
– Да, больше не нашел уважительных причин, чтобы продолжать жить.
Старость – это не бессилие, а отсутствие целей в жизни. Не считать же целью болезни?
Мужа не нашла, потому что всегда любила в мужчинах то, чего в них не было. Впрочем, они во мне также.
В гастрономе «дают» селедку. Раневская восхищенно:
– Боже мой, какая руководящая рыба!
Приятельница не поняла почему, но переспросить решилась только на улице:
– Почему руководящая, Фаина?
– Толстая и безголовая.
– Зачем мне враги, если у меня есть я сама?
Раневская едко:
– Если бы еще не чавкала при этом.
Чем сильнее человек, тем больше испытаний придумывает ему жизнь.
– Фаина Георгиевна, вы не обиделись на И.?
– Я давно взяла за правило не обижаться на тех, кого не уважаю.
Плятт – мой любимый партнер на сцене
– Как побороть свой недостаток или дурную привычку?
– Насладиться ими до отвращения.
– Странно, почему В. обиделся на лесть, она не столь
уж велика…Раневская хмыкает:
– Вот именно. Посчитал, что недооценивают.
Услышав призывы к самовоспитанию:
– Самосовершенствование я еще понимаю, но самовоспитание – это же мазохизм какой-то.
Все умное и глупое тоже сказано до нас, нам остается только перевирать всяк на свой лад. И не нужно считать это мудростью или нелепицей.
Марк Твен сказал, что бросить курить очень легко, мол, он сам бросал сорок раз. Подтверждаю, я тоже бросала тридцать восемь…
Его ненависть мне льстит, значит, чего-то стою…
Если искоренить все недостатки и стать идеальной, от зависти жизни не будет.
На языке мед, а в душе яд.
В нашем театре нужно открыть донорский пункт по приему яда у актрис, как крови у доноров.
– Думать жопой у нас может каждый, вы попробуйте подумать головой! – не выдержав накала страстей, орет на молодую актрису режиссер.
Раневская, которая устала от бесконечных повторений сцены из-за плохой игры именно этой актрисы, фыркает:
– В данном случае не вижу разницы!
Мне нельзя ходить в гости. Слишком часто забываю правила приличия и начинаю говорить правду.
Мы все делаем верно. Только не вовремя…
Он признает восхищение только в купюрах.
– Женщины или умные, или красивые…
Раневская задумчиво:
– Бывают исключения.
– Умная красавица? Это слишком большая редкость.
– А тупая уродина?
Не переживайте из-за клеветы. Люди часто клевещут на талант из-за недосягаемости.
Плевать ничтожеству на гиганта опасно – плевок вниз возвращается.
А голову пришлось оставить дома – нет подходящей шляпки
Однажды, когда Марецкая после выступления на торжественном собрании спустилась с трибуны в зал, Раневская заметила ей театральным шепотом:
– Соболезную.
– Чему?!
– Ты умудрилась не упомянуть заслугу министра культуры.
Вера Петровна, которая прекрасно знала, о чем и как следует говорить, побледнела – неужели пропустила часть заготовленного заранее текста?! Некоторое время беспокойно ерзала на своем месте, потом написала записку и отправила ее в президиум режиссеру Завадскому.
Парадные речи с трибуны в те годы многие произносили, но никто не слушал, набор фраз в них был заранее известен. Завадский тоже не слушал речь Марецкой. Получив записку, он разволновался, ведь вместе с актрисой мог пострадать и сам. Спросил у соседа по президиуму, тот лишь пожал плечами, мол, отвлекся, не слышал.