Мумия блондинки (Сборник)

Он повернулся к Мерсии, глядевшей на него с отчаянием и недоверием.

— Я должен был сказать и тебе, Мерсия. Я так и собирался сделать на следующее утро. Боюсь, что именно ты, сама того не ведая, помогла мне изменить это решение. Ты подумала, конечно, что я поехал за Грейс на своей машине, а потом заявила лейтенанту, что видела ее в гараже, когда вернулась со станции техобслуживания.

Таким образом у меня появилось почти полное алиби. Ты могла присягнуть, без злого умысла, что у меня не было времени совершить эту кошмарную поездку в Г рей-вилл. Прости меня, Мерсия, что я не был с тобой вполне откровенным, я не заслужил твоего доверия.

— Но, Роберт, ты не можешь...

— Нет, могу и должен. Я был идиотом, воображая, что можно как-то выпутаться из этого кошмара.

Роберт обратился к Тренту со скорбной усмешкой на губах:

— Наверное, вы не очень высоко цените мое честное слово, лейтенант, но все же я хочу заявить вам следующее: признаю, что я убил Грейс Хау, но, бог — свидетель, я сделал это непреднамеренно. В этом не было злого умысла или желания ее наказать.

Вмешался Трент, он вежливо напомнил, что Роберт не обязан признаваться в том, о чем потом пожалеет. Можно было подумать, что он искренне симпатизирует человеку, за которым так упорно охотился.

— Благодарю, лейтенант, но я предпочитаю, чтобы собравшиеся в этой комнате услышали, что я скажу. Из-за моей нерешительности я причинил им много страданий, поэтому они имеют право узнать правду. Я намерен признаться в том, что является, разумеется, криминалом, но я лично не могу считать это убийством. Пенни, ты, вероятно, тоже согласна со мной, им надо послушать, да?

— Как хочешь, Роберт,— едва слышно ответила она.

— Наверное, вам всем известны обстоятельства, которые привели к этой трагедии,— продолжал доктор Хаднатт голосом, лишенным каких бы то ни было эмоций,— детское обожание Грейс, которое неожиданно переросло в злобу, идиотская сцена в карьере, а позже и в театре и, наконец, телефонный звонок со станции техобслуживания. Нет необходимости повторять все это, не так ли, лейтенант?

Трент покачал головой.

— Я поехал на эту станцию за Грейс один, во-первых, потому что не хотел беспокоить женщин среди ночи, а во-вторых, так просила сама Грейс. По телефону она разговаривала со мной извиняющимся тоном, и я подумал, что, возможно, мне удастся поговорить с ней спокойно и убедить ее в том, что на нее никто не обижается. Я был расстроен, нервничал, и мне не удалось завести свою машину. Вот почему я взял желтый «седан» жены и поехал по дороге, которая ведет в Нью-Йорк. Ехал я довольно быстро, но на допустимой скорости. Начался дождь. Тогда еще только моросило, но дорога стала скользкой.

Наверное, я притормозил, приближаясь к повороту у каменоломни. Но проделал это, скорее, механически, по привычке. Помню только, что протянул руку, чтобы включить «дворники», так как ветровое стекло стало мокрым от дождя. Вероятно, поэтому я так и не увидел, что же произошло, пока не почувствовал сильный толчок. Тут я понял, что налетел на что-то при повороте, остановил машину и вышел из нее.

И сразу же увидел... У края дороги лежала девушка, голова ее откинулась назад, видимо от удара о камни у входа в карьер. Это была Грейс Хау в красном плаще.

В комнате воцарилось напряженное молчание, только слышно было, как ветки дерева стучатся в окно.

Мерсия обратилась к Роберту, в ее голосе слышалась надежда:

— Так вот как все было, Роберт! Это же несчастный случай!

Я подумала то же самое, но потом вспомнила заключение судебного патологоанатома, на первом дознании в Грейвилле. Тогда доктор сомневался, что на Грейс наехала машина. Но если Грейс даже упала навзничь и ударилась головой о камень на обочине шоссе, значит, этот камень кто-то позднее отнес в глубь каменоломни. Хорошо, если Роберту удастся доказать, что с Грейс произошел несчастный случай, но ведь Норму-то, несомненно, убили — этого никто не сможет опровергнуть.

Между тем Хаднатт продолжал:

— С минуту я стоял неподвижно и смотрел на нее. Потом увидел обломок камня с острыми неровными краями сантиметрах в тридцати от ее головы. Я его совершенно машинально поднял. В свете фар увидел на нем следы крови и отбросил его.

До этого я уже побывал в автомобильной катастрофе. Мне так и не удалось преодолеть шок с того времени. А теперь еще это! Может быть, поэтому я так и действовал. Все это было похоже на ночной кошмар, горячечный бред больного человека. Я склонился над Грейс, пощупал ее пульс. Все это я проделал тоже механически, заранее зная, что она умерла.

Постепенно я начал сознавать, в каком тяжелом положении оказался. Я убил девушку второй раз в жизни. Это было ужасно само по себе. Но убил не просто девушку, а Грейс Хау, которая имела — как бы это выразиться? — какую-то абсурдную тягу ко мне и которая преследовала меня не далее как сегодня вечером, грозилась обнародовать то, о чем я так страстно хотел забыть. Мисс Ловеринг была свидетельницей очаровательной сцены, которую устроила мне Грейс в театре. Мисс Перриш знала, что Грейс представляла собой реальную опасность моему благополучию и моему семейному счастью. Она также знала, что я поехал к Грейс один. Обе женщины знают, что у меня были не только основания, но и возможность убить Грейс Хау.

И вот она лежит мертвая возле колес моей машины.

— Один момент, доктор Хаднатт,— вмешался Трент.— Скажите нам, видели ли вы Грейс на дороге до того, как ваша машина сбила ее?

— Не видел, лейтенант. Как я и говорил, в это время я включал «дворники» и до того, как почувствовал удар обо что-то, на дороге ничего не заметил. Естественно, я сразу вспомнил тот первый несчастный случай, с его страшными последствиями, и отдавал себе отчет в том, чем грозит мне этот второй случай. Конечно, в тот момент я был не в состоянии трезво все обдумать — у меня в голове была одна мысль: никто не должен узнать о случившемся. Я положил тело Грейс к себе в багажник. Одежда промокла от дождя, и я завернул ее в ковер. Потом вспомнил про камень. Его нельзя было оставлять на дороге. Я поднял камень и подумал, что дождь смоет с него все следы, но все же решил войти в каменоломню и положить его среди других таких же, полагая, что гам камень не найдут. Потом вернулся к машине... Тут я услышал шум проезжавшего по шоссе автомобиля и выключил фары.

Не сочтите это малодушием, но на минуту у меня появилось желание выбежать на шоссе навстречу этой машине и покончить разом с тем кошмаром, в каком я оказался. Но когда я увидел машину мисс Перриш, то отказался от мысли о самоубийстве. Я не имел права так ее подводить.

Я догадался, что мисс Перриш спешит на станцию техобслуживания. На обратном пути она может заглянуть в карьер. Мне необходимо до этого отсюда уехать, решил я. У меня не было определенного плана. Я вспомнил, что в Грейвилле была больница, и я знал тамошнего врача. Дорога туда была тихая и спокойная — вот я и поехал туда.

И, только добравшись до моста за городом, начал соображать, что делаю: везу мертвую девушку километров за двадцать от того места, где она была сбита. Как это можно объяснить? Меня спросят, почему я не повез ее в больницу Вентворта или колледжа. Подумают, что Грейс, может быть, удалось бы спасти, если бы я поспешил с ней к ближайшему врачу. Вряд ли поверят, что это не было предумышленное убийство.

Я остановил машину, вышел из нее, снова осмотрел Грейс, пощупал ее пульс, чтобы полностью убедиться... Можете быть уверены, мистер Хау,— обратился он к Джерри,— что если бы у нее были хоть малейшие признаки жизни, я отвез бы ее в больницу. Я не прощу себе то, что сделал с вашей сестрой, и не прошу вас простить меня. Могу только добавить, что я поступил как трус, и к тому же глупо, потому что в тот момент почти ничего не соображал. Я отнес тело Грейс к воде. Вряд ли вы захотите слушать продолжение, мистер Хау.