Мурена

Их, операторов ядерной энергосиловой установки, было восемь человек. К нему, как идущему на дембель, и прикрепили молодого матроса со смешной фамилией – Нос.

Василь особой смекалкой (скорее всего из-за малого срока службы) не отличался. Постоянно голодный, уставший, он всегда хотел спать. Когда старшина Чукин заставлял его учить матчасть, давал изучать какие-то схемы трубопроводов, коммуникации реакторной установки, он ничего не понимал, хлопал глазами и смотрел непонимающе. Веки слипались, текст расплывался, схемы превращались в сложный узор. Василь клевал носом и быстро отключался. Надо отдать должное, Чукин бился с ним долго и терпеливо, объясняя устройство и принцип действия агрегатов. Совершенно измотавшись, потеряв терпение, старшина не выдерживал, отпускал оплеухи. После этого, правда ненадолго, Нос соображал гораздо лучше, и уже не срывался в дрему. Но уже минут через десять все повторялось опять. Новый подзатыльник приводил его в чувство, и Василь старательно слушал, записывая для себя в тетрадь особо сложные моменты.

Командир БЧ-5 капитан третьего ранга Сивоконь, офицер огромного роста, и пугающего своим свирепым видом молодых бойцов, приказал за время похода полностью освоить матчасть, и пообещал спросить за это с Чукина.

Вот и сегодня вечером старшина нес вахту на своем боевом посту, внимательно следя за показаниями приборов. Уставший Василь Нос сидел рядом и слушал, как Чукин бесцветным голосом объясняет что-то, водя пальцем по цветному орнаменту схемы, расцвеченной какими-то малознакомыми значками. Голос слышался все глуше, отдаленней, словно сквозь закрытую дверь. Нос отключился…

Разъяренный старшина схватил недотепу за шиворот, встряхнул, сильно толкнул вперед. Василь, не устояв от неожиданности на ногах, врезался головой в переборку и на несколько секунд потерял сознание. Очнулся, видя, как над ним стоит старшина и орет что-то в лицо. Чукин рывком поднял его, усадил на стул. Василь держался за голову. Капала кровь… Старшина велел идти умыться. Окатился холодной водой, стало легче. Голова немного болела, но гудеть и кружиться вроде бы перестала. Алексей осмотрел голову, извинился. Да Василь и сам на него не обижался, понимал, что своей несообразительностью мог, кого хочешь разозлить.

Вообще-то Чукин ему нравился. Защищал от нападок других «годков», был справедливым. Нос очень хотел быть похожим на своего старшину. Он его очень уважал, и терзался, что никак не мог освоить специальность. Сказывалась нехватка технических знаний. В сельской школе учителя даже представить не могли, с каким сложным оборудованием придется работать их ученикам.

Сидели с Алексеем, разговаривали по душам. Чукин расчувствовался и разрешил обращаться к нему по имени. Ему, это было видно, стало очень неудобно за случившееся. Василь ни за что на свете никому бы не рассказал об этом, не выдал старшину, хотя знал как замполит и командиры борются с «годковщиной».

Голова все же сильно разболелась, и Чукин отправил его в лазарет за таблетками. Лекарство сняло боль, и Нос вернулся на боевой пост. Через какое-то время зазвонил телефон внутренней связи. Старшину первой статьи вызывали на Центральный пост. Вместо того, чтобы разбудить подвахтенного, Чукин решил доверить пост дублеру-матросу Василю Носу, которому давно уже объяснил как следить за приборами…

На ЦП дежурный офицер направил его к старпому. Алексей постучал, вошел в каюту, доложил о прибытии.

–Чукин, сукин ты сын, ты что делаешь? – из глаз капитана третьего ранга сыпались искры.

– Под трибунал захотел? – Андрей рассвирепел не на шутку. – Ну-ка рассказывай, а то отправлю к замполиту разбираться…

Старшина, запинаясь, стал говорить. Он на самом деле очень сожалел о случившемся. Уважал старшего помощника, знал, что он справедлив, и не стал ничего скрывать.

–Ладно, Чукин. Сейчас отправляй Носа спать. Завтра с утра определю его в лазарет на несколько дней, доктор за ним понаблюдает. У него видимо сотрясение. Дело серьезное… Иди и моли Бога, чтобы все обошлось…

А Василь Нос в это время сидел на посту и внимательно смотрел на дрожащие стрелки приборов. Палуба под ногами мелко вибрировала, тихий шум работающих электродвигателей убаюкивал, окутывал мягкими облаками сна. Веки слипались, казалось, будто медленно проваливаешься в вязкую, плотную пуховую пелену и, зависая в неподвижности, паришь легким облаком в невесомом сине-голубом просторе. Привиделась родная деревня Черемшанка, колосящиеся поля пшеницы и ржи. Они с отцом стоя по колено в мягком сочном ковре ярко-зеленой травы-люцерны, косят и косят, размашисто, сильно… Вокруг все искриться и сверкает, жаркое солнце нещадно палит обнаженные спины. Птицы сходят с ума, рассыпая звонкие трели, и быстрыми стрелами пролетая над головой. Беспрерывный стрекот кузнечиков оглушает непередаваемой красоты музыкой. Запахи скошенной травы и цветочной пыльцы, сливаясь воедино, сладким ароматом проникают, пронизывают, кружат и кружат голову. Подходит такая родная, постаревшая мама и, протягивая кринку холодного, терпкого на вкус парного молока, ласково смотрит, качая головой. А Василь все пьет, пьет, молоко стекает с его губ, струится по загорелой груди. Он все пьет, не может никак напиться…

Будто что-то толкнуло. Нос открыл глаза и непонимающим взглядом смотрел на приборы. Вдруг увидел, что стрелка одного из приборов зашла далеко за красную черту. Вскочил испуганно, быстро-быстро закрутил вентиль, открывая кран подачи на полную. Ледяная вода хлынула в раскаленные трубы охлаждения правого контура ядерного реактора. Радиаторы, не выдержав огромного перепада температур, треснули.

Давление в правом контуре медленно, незаметно, начало падать. Стрелка постояла немного на красной линии, и постепенно сползла на место. Василь прикрыл вентиль…

В подавленном состоянии Алексей Чукин возвратился на пост. Сразу, ни о чем не спросив, отправил Носа спать. Сел, глядя бессмысленным взглядом на стрелки приборов. Долго сидел в состоянии какого-то оцепенения, вспоминая разговор со старшим помощником. Корил себя за проявленную несдержанность.

Вдруг взгляд остановился на манометре, показывающем давление в компенсаторах объема. Старшина всполошился, пытаясь закрытием соответствующих клапанов поднять давление. Раздался звонок с Центрального поста.

– Чукин, что у тебя происходит? – голос дежурного по кораблю взволнован. – Спишь там, что ли?

– Никак нет. Сам не пойму в чем дело, – Алексей растерялся. Стрелка манометра заметно падала.

Вдруг, в полнейшей тишине, загрохотали колокола громкого боя, повсюду затрещали, запульсировали ярким светом таблички – «Внимание! Радиационная опасность!». Взволнованные офицеры кинулись на Центральный пост. Командир БЧ-5 Сивоконь, доложил обстановку:

– В 01.45 оператор контуров охлаждения ядерной энергоустановки левого борта, обнаружил падение давления в правом контуре, и падение давления в компенсаторах объема.

– Причина? – Никифоров позеленел от ярости.

– Разбираемся, товарищ командир.

– Кто на вахте? Срочно ко мне!

Прибежал Чукин, рассказал, как вернувшись от старпома, обнаружил падение давления. Вызвали Носа, тот плача пролепетал как крутил вентиль…

Картина аварии более-менее прояснялась. Вероятно трещина в трубопроводе. Уровень радиации в реакторном отсеке постепенно повышался. Максимально приглушили реактор левого борта, отключили парогенератор. Одевшись в защитный костюм, капитан третьего ранга Сивоконь, прошел к системе охлаждения и обнаружил малую течь на не отключаемом участке. При выполнении мероприятий по локализации течи, неожиданно произошел разрыв. Вода из лопнувшего трубопровода поступила в трюм реакторного отсека. В срочном порядке всплыли на поверхность. «Мурена» находилась в трехстах пятидесяти километрах к югу от острова «Медвежий», всего лишь в сутках пути до базы. Дали шифрованную радиограмму. Получили приказ – на дизелях, в надводном положении, двигаться в Ара-губу. Личный состав начал своими силами проливку реактора. Уровень радиации повышался и уже превысил предельно допустимую норму в два раза.