Мурена
Шрифт:
Старослужащие смотрели на него и удивленно переглядывались, видя, как молодой матрос на коленях, как им показалось, молиться на мешок с землей.
– Нос, ты баптист, что ли? – засмеялись над ним.
– Давай дуй быстрее, не задерживайся…
Василь сложил, завязал аттестат, запихнул в ячейку, и по-быстрому вышел из баталерки.
* * * * *
Командир, находясь на центральном посту, внимательно наблюдал за работой рулевой штурманской группы, принимал доклады, изучая тщательно проложенный боевой курс.
Вчерашняя ночь вспоминалась с тревогой. Он много лет знал жену старшего помощника. Людмила всегда была очень уравновешенной и спокойной женщиной. И вдруг такое… И Ольга будто почувствовала что-то. Долго не отпускала,
– Наверно стареют наши жены, сильно уж близко все к сердцу принимают – утешал себя Сергей такими вот странными, нелепыми размышлениями. Ни о вчерашнем прощании, ни о своих чувствах, ничего никому не сказал командир. Спрятал все это глубоко под сердцем, и волевым решением заставил себя выбросить из головы мешающие сосредоточиться мысли.
«Мурена» на двадцати узлах уверенно шла, вспарывая длинным крепким корпусом ледяной холод арктических глубин. Через двое суток, прошедших в полном спокойствии, вошли в известный район возле Шпицбергена, и круто взяв курс на зюйд, прибавляя ход, повернули на таинственный атлантический простор.
Глава 6
В ста семидесяти милях северо-восточнее Фолклендских (Мальвинских) островов, рассекая бирюзовые воды Южной Атлантики, на полном ходу, в квадрат № 174, шло советское научно-исследовательское судно «Академик Ерофеев». Корабль, сияя свежей белой краской, небольшой, но имеющий изящные обтекаемые формы, с превосходными мореходными качествами, оборудованный по самому последнему слову техники, зарываясь в неспокойные волны, торопился на рандеву.
Вчера была получена шифровка, предписывающая, свернув все работы, в срочном порядке выдвигаться в заданный квадрат. По прибытии доложить и ждать дальнейших указаний. Нужно отметить, что «Академик Ерофеев» не был гражданским судном. Принадлежал ГРУ СССР, а точнее, военно-морской разведке Северного флота. Порт приписки – Мурманск.
Весь экипаж состоял из военных моряков-специалистов, и небольшого количества проверенных матросов срочной службы, выполняющих в основном обслуживающие корабль функции. Были также и прикомандированные штатские специалисты из закрытых научно-исследовательских институтов. На судне не было никакого вооружения, даже стрелкового оружия. Все были в гражданской одежде и успешно выдавали себя за ученых - океанологов и метеорологов. Все документы были в соответствующем порядке. Никого вокруг не настораживало наличие новейшей, очень уж для такого корабля мощной радиолокационной станции и антенн спутниковой связи, обилия гидролокационной и гидроакустической аппаратуры…
Задачи у корабля были разнообразные, но основным предназначением была корректировка, прием и передача секретнейшей информации с находящихся на боевых дежурствах стратегических подводных лодок. Собирались, анализировались и отправлялись в центр данные о надводных кораблях и подводном флоте вероятного противника – морских сил США и стран НАТО. На судне даже стоял компьютер самой последней для 1989 года модели. Специалистов по информатике в Союзе было всего несколько десятков человек, и одни из лучших были прикомандированы к «Академику Ерофееву». В компьютер были загружены фотографии, тактико-технические данные, и всевозможные сведения о вооружении всех военных кораблей и транспортов, а также подводных лодок. Записаны шумы винтов, имелась разнообразная оперативная информация об экипажах и состояниях многих судов. Даже шифровальные коды сигнальных книг многих иностранных флотов были здесь. Данные постоянно обновлялись. Самая лучшая ЗАСовская система позволяла не опасаться перехвата, а дешифровщики частенько улавливали секретные передачи неприятеля.
Командир
корабля – капитан третьего ранга Эдуард Константинович Кривошеин, стоял на ходовом мостике и в бинокль оглядывал горизонт. Океан был довольно неприветлив. Задувал крепкий зюйд, и с внушительных волн срывало клочья искрящейся пены. Ветер был встречный, обжигающе ледяной. Погода стояла ясная, прозрачность небес впечатляла, а упругость свежего холодного воздуха приводила сердце в состояние бурного восторга. Кривошеин любил такую осеннюю океанскую погоду. Казалось, тысячи маленьких острых игл пронзают лицо, тело. Все вокруг предстает величественным, прекрасным, большим… А ты ощущаешь себя пылинкой идущей на утлом суденышке, послушном лишь стихии воды и ветра…Нужный квадрат находился далеко в стороне от торговых и пассажирских путей. Лишь заблудившиеся, отклонившиеся по разным причинам рыболовецкие шхуны, да редкие огромные, несущие опасность айсберги, можно было изредка встретить в этих местах. Воды были нейтральные и вероятность появления в пределах видимости военных кораблей, практически отсутствовала. К 22.30 вошли в заданный район. Застопорили машины, доложили наверх и остались ждать. Через три часа секретчик подал командиру шифровку. Радиограмма предписывала встретить караван из четырех лесовозов и танкера, с плавбазой «Камчатка». По прибытии отряда доложить и ждать дальнейших указаний. Без надобности в эфир не выходить.
Ждали три дня, занимаясь текущими делами. Наконец, приборы уловили переговоры кораблей приближающейся флотилии. На горизонте со стороны зюйд-веста, показались надстройки лесовозов.
Когда корабли подошли к линии визуального контакта, команда «Академика Ерофеева» содрогнулась. Один лесовоз был полузатоплен и с большим трудом выбирался из морской пучины, смело взбираясь на гребень волны, и тяжело падая вниз. Выбирался опять и, вздрагивая всем корпусом, зарывался, оставляя над водой лишь антенны. Но машины работали, и экипаж отчаянно боролся за живучесть корабля. Второй лесовоз шел с заметным дифферентом на корму, выскакивая носом и плюхаясь днищем. Третий лесовоз имел пятнадцатиградусный крен на левый борт. «Камчатка» тащила на буксире танкер, у которого окончательно выдохлись дизеля. На нем оставались еще небольшие запасы горючего. Флотилию так яро потрепало при переходе мыса Горн, что только чудом не потеряли ни одного судна, а четвертый лесовоз и вовсе шел без течи и поломок. С «Академика Ерофеева» спустили катер и по высокой волне направились к «Камчатке». Командир с начальником флотилии долго обсуждали что-то в ходовой рубке. Наконец катер ушел.
Трое суток чинились, подвели под полузатопленный лесовоз огромный пластырь, закрепили. Откачали всю воду, несколько приободрились, и на следующее утро, заправившись остатками горючего с танкера, малым ходом, осторожничая при маневрировании, двинулись в квадрат № 188, еще более пустынный и забытый, мрачный далекий уголок океана.
Погода постепенно портилась, по небу шли редкие черные тучи. Шквалистый ветер, неизвестно откуда наносил мелкую противную морось. Палуба и борта покрылись белесым налетом морской соли. Далеко-далеко на юге просматривались одиночные вершины ледяных айсбергов. Океанские глубины обрели какой-то зеленовато-фиолетовый оттенок. Оттуда дышало холодом, и суеверный трепет охватывал не такие уж и робкие, моряцкие сердца. Все понимали, что до Владивостока им никак не дойти…
Один, самый исправный лесовоз, получив по семафору сообщение с плавбазы, резко набрал обороты и отвернул круто на зюйд-ост. Больше его никто никогда не видел. Он шел в 318 квадрат.
Пустой танкер, который тащили на буксире, оставили на месте. Остальные три лесовоза рассредоточились в пределах видимости. Тут же получили приказ: собрав все документы, личные вещи и ценности, всем экипажам покинуть суда и перейти на «Камчатку». На сборы дали шесть часов. «Академик Ерофеев» наблюдал издали, как люди садятся в спасательные шлюпки и гребут к «Камчатке». Приняв всех моряков, помигав «Академику» желтым глазом, издав на прощание долгий гудок, плавбаза, увеличив до максимума обороты гребных винтов, на полном ходу пошла в порт приписки, где и отшвартовалась благополучно через двадцать три дня морского перехода.