«Муромцы» в бою. Подвиги русских авиаторов

железную дорогу и так дошли бы до Двинска, тем более что в тумане все чаще стали появляться прорехи. Нет,

почему-то решили мы садиться. Стали выбирать место. Вот большая прореха и внизу поля. Но пока

снижались, туман опять нашел, и перед нами уже лес. Я — полный газ. Панкрат — на себя, а лес все выше да

выше. Оказался на склоне горы, окаянный. Вижу — мат-дело. Уже «Илья» завесил хвост, и некоторые березки

по хвосту задели. Я кричу: «Вниз, вниз!» Вдруг слева овраг. Кричу: «Налево!» Нырнули в овраг. Набрали

скорости и опять в туман. Вдруг впереди земля и лезет прямо на нас. Кричу: «Скорость есть! Скорость есть!»

Оказывается — гора, и на горе деревня с мельницей. Пронеслись над самой деревней и опять на вольном

воздухе. Вон впереди видны поля. Даем вниз контакт, становимся на колеса и саженей сто несемся по полю,

где, наконец, и останавливаемся.

Оказывается, сели по ветру, да еще под гору. Ну да все равно: благо, что сели. При посадке лопнули

кое-какие стяжки, да в хвосте кресты некоторые растянулись, некоторые полопались. Стали завязывать

отношения с туземцами. Туземцы сами не подходят и при попытках приблизиться к ним имеют тенденцию

улепетнуть. Наконец, видим: из деревни с горы спускаются несколько человек. Один бежит впереди, машет

руками и кричит: «Наш, наш! Я флаг видел!» Конечно, опять приняли за немцев. Раз летит, значит, немец.

Миленькая теория, стоившая жизни многим нашим летчикам. Теперь же кто-то — кажется, из бывших солдат

— выяснил, что свои. Сообщил учителю и старосте. Сразу же нас окружили, и страх пропал.

Стали со смехом рассказывать впечатление пролета над деревней.

—

Я, — говорит, — гляжу, где Федор? А Федора нет. Только ноги из-под амбара торчат.

—

А бабы, те, как зачал кружиться, да все ниже, так собрали детей да в мох (болото. — Прим.

авт.). Забежали, сидят да причитывают: хоть бы скорее убил, окаянный, да не мучил.

Ясно, что в глухой деревне Заборовье (13 верст от Острова) появление нашего Змея Горыныча

произвело достаточную сенсацию. А посему и здесь мы были приветствуемы стрельбою из двух ружей и

одного револьвера.

Послали Звонникова на лошадях в Остров, а пока достали в деревне брусков и козел. Подставили

крыло и заменили проволоки. Затем воспользовались скоплением народа и перетащили «Илью» на полосу

поля, удобную для взлета. Опять в каютах оказалось несосветимое количество яблок и хлеба. Ничего с этим

не сделаешь. Получили записку от Предводителя дворянства Островского уезда с просьбою прибыть к нему и

у него остановиться. Одновременно же и масса крестьян просит к себе.

Приехал урядник и стал спрашивать документы. А вот документов-то мы себе и не выправили.

Посоветовали мы ему написать, что, дескать, неизвестного звания люди прилетели на огненной колеснице с

неба и сообщили, что желают вступиться за русских и воевать с немцем. А колесница их имеет вид змея. Не

знаю, чем дело кончилось, так как меня, Кулешова и Ушакова крестьяне прямо насильно вытащили из-под

аппарата, где мы проверяли какие-то кресты, и повели с собою кормить. Панкратьев остался для объяснения.

Кулешов все время острит и сам же хохочет. Ушаков только улыбается, и мы целой группой двигаемся

к деревне. Все веселы, день разгулялся чудный. Вечером поехали к Предводителю. Там уже застали Чучелова

и Кенига. Их чествовали как заправских гостей. Они, узнав, что есть неисправности, решили тотчас же ехать.

А мы, радушно принятые милыми хозяевами, поужинали и направились спать.

ПОЛОМКА

На следующий день решили лететь после обеда. Эх, дурни! Ну что бы отложить еще на следующее

утро. Ну, значит, в книге судеб так было записано.

Поломка корабля «Илья Муромец II» у ст. Режица, 27 сентября 1914 г

Пообедали у крестьян. Потом неистово долго возились с моторами. Полету осталось очень мало

времени. Взлетели в 5 ч 15 мин. Через 10—12 минут вышли на железную дорогу и пошли на Режицу. Видим

— уже солнце садится. Надо сесть и нам. Выбрали место около Виндаво-Рыбин- ской железной дороги.

Только подходим — оттуда огоньки. Стрельба, да какая! Пошли на Варшавскую железную дорогу. Только

подходим садиться — опять стрельба. Да еще целые снопы огня ратничьих берданов. Ушли совсем в сто рону.

А тут затемнело совершенно. Снизились. Вижу — пахота, и лошадь бежит. Но ровно или не ровно, не знаю.

Кричу: «Контакт!» Панкрат не сразу, но все-таки выключил. Мы стали на колеса, покатились. Вдруг перед

нами пустота. «Я говорил, полоса короткая!» — возопил Панкрат, беря на себя. В это время — сильный треск,

удар, и все остановилось.

«Вот и готово! — сказал я, ощупывая Панкратьева. — Алексей Васильевич, ты цел?» В это время

назад уже небыло видно, так как пол между пилотской и кают-компа- нией поднялся.

—

Эй, вы там, живы?

—

Живы! А вы?

—

Тоже живы.

—

Ну, слава Богу, что дешево отделались.

Я, оказывается, таки хватился грудью о броневое кресло и стал потом задыхаться и кашлять кровью.

Звонников разорвал себе кисть руки и весь окровавился. Он побежал на станцию, так как должен был

проходить наш эшелон, но по дороге был взят в плен бабами. Когда нам передали, что захвачен в плен летчик

«не в нашей шапке» (шлем), раненый и босой (ботинки и обмотки), то мы тотчас же послали мужиков, чтобы

немедленно выпустить его и проводить на вокзал. Сам я с Кулешовым и Ушаковым полез к моторам

выпускать воду из рубашек цилиндров, так как ночь могла быть морозная, и тогда моторы пропали бы оконча-