Музей нашей жизни
Шрифт:
– Их так много?
– Очень! Прошлое рассказать легкая задача. С будущим куда сложнее. Иногда есть события как данность, они состоятся при любом варианте. Про них я могу рассказать.
– Некоторые умеют точно предсказывать!
– А так ты за этим пришла? Ты скоро уедешь из Рена!
– С братьями? – обрадовалась Полина.
На секунду ей представился вокзал в Париже и стук колёс поезда, который везёт их домой. Стало так уютно и тепло на душе. Как будто кто-то накинул белую пуховую оренбургскую шаль. Так согрели эти слова. Значит, всё скоро наладится.
– Одна! – уверенно заявила мадам Жужу.
– Исключено! – резко ответила Полина.
– Точно! Стулья уже на месте!
– Какие стулья?
– Барные!
На этих словах
– Пока ты не начнёшь путь, будущего не существует! Неизвестно какой из вариантов произойдёт! – резюмировала мадам Жужу.
– Так что с нашим дядей? – вспоминая наказ брата, спохватилась Полина.
– Узнаете в будущем! Это могу сказать точно! Только не скоро!
– Он жив? – уточнила Полина.
– Этого я не вижу!
– Еще бы. Будущее имеет много вариантов! – иронично заметила Полина.
– Четверг! Запомни! Это очень важный для тебя день, – добавила мадам Жужу.
Спустя минут семь Полина уже вышла на улицу. Началась метель. Ветер со снегом обжигал лицо. С досады хотелось заплакать. Она почти ничего не узнала за целый час беседы. Хорошо, что не стала спрашивать о своём секрете. Мадам Жужу с её странностями теперь показалась одной из тех, кем занимался Эмиль.
Доктор Дюбуа задумался. Куда отправилась Полина в такой снегопад? Он составлял список гостей к обеду на следующее воскресенье. Впервые к ним добавились имена Владимира и его сестры. Про старшего брата он был только наслышан.
Ближе к одиннадцати часам утра его увлекла статья в газете про полярные исследования Нансена и Амундсена. Мир стремительно менялся прямо на глазах. Рауль Амундсен отрыл Южный полюс Земли в 1911 году.
– Представь себе, – возмущался минувшим летним вечером Эмиль. – Насколько интересным станет мир через сто лет! Я был бы рад увидеть всё своими глазами!
– Ты разобьешь сердце Соланж своими пожеланиями! Через сто лет, она сущая древность!
– Это ничего! У моего недавнего пациента были такие пятки, словно он задержался со времён птеродактилей!
– Мне любопытно, к какому виду рептилий ты относишь Соланж? – открывая предложенную сигару, усмехнулся Массимо.
Он часто заглядывал к Эмилю. После приезда из Цюриха почти год назад на место управляющего банка, близко он сошёлся только с ним.
Сегодня на консультацию записалось четверо. Одна мадам, походившая на гусыню, затем местная знаменитость. Сосед из квартиры напротив собирался показать ему свои суставы. Третий в списке – тот самый военный из Леона в маске, рассказавший о работе Анны Коулман. Среди новеньких ожидалась только девочка с кривой шеей.
Утром в субботу Эмиль часто подолгу оставался в своём кабинете. Тут он пил чашку черного кофе с лимоном. Маленькая серебряная ложка, долька ароматного лимона напоминали ему утренний кофе в Риме. Внутри неё были пятиконечные звезды, а снаружи – ангелы. Случайный разговор в начале года про вечный город стал поводом для общения с Массимо.
– Люди те ещё твари, – приговаривал порой Эмиль, размешивая сахар этой ложкой.
Однажды новый друг стал свидетелем неожиданно сорвавшихся слов. Массимо рассмеялся и порекомендовал добавлять при случае: “И каждой твари по паре”.
– В некоторых случаях это выражение слишком мягкое, – уточнил Эмиль ему свой взгляд на людей.
– Твой шёлковый халат и манеры эстета мало сочетаются с таким резким выводом!
– Импозантность без колкости не существует! Ты просто мало сталкиваешься с больными людьми!
После дневного дежурства в больнице Эмиль становился чуть более ироничным и злым. В этой фразе звучало объяснение всему неприглядному в больничных стенах.
На этой неделе в одно из дежурств поступила женщина с приступом эпилепсии. Она была не в себе и требовала немедленно выпроводить доктора из палаты.
– Я
замужем! Мне никто не нужен! Не смейте снимать с меня одежду и украшения!– Милейшая! Вы даже не представляете, насколько я не посягаю на ваши прелести!
Благо сегодня в госпитале его не ждали.
Доктор Дюбуа притянул к себе потрёпанный сборник поэзии “Зимние дни” и взглянул на него ещё раз оценивающе.
Глава 4
Эмиль ценил в общении краткость. Слушая несвязные между собой предложения отдельных больных, он занимал себя отвлечёнными размышлениями.
– Brevity is the soul of wit! 9 – сказал однажды Массимо, цитируя Шекспира.
– Wit отлично рифмуется с другим словом! Но не стану тебе портить аппетит!
Иногда пациенты, с удивлением посматривали на его шкаф с книгами. Некоторые вопрошали, сколько денег он перевел на его содержимое. К счастью, такая простата встречалась редко. Высокая цена за консультацию и лечение ограничивала круг посетителей. Бесплатной практикой он не занимался.
Все издания располагались в определенном порядке. На верхней полке расположились философские книги. На средней – только медицинские. Потом шли полки с редкими книгами. Ещё с детства Эмиль полюбил беседы с Полем, занимавшимся реставрацией и продажей уникальных книг в Рене. Став взрослым, он стал покупать у него уникальные книги. В числе них, первое издание книги “О душевных болезнях” 1838 года авторства Жан-Этьена Эскироля. Это первое научное руководство по психиатрии в мире, а сам автор в 1817 году стал первым, кто официально преподавал психиатрию во Франции. В своей книге Эскироль представил одну из первых попыток классификации психических расстройств, он же первым дал описание деменции как «мозгового заболевания, характеризующееся расстройствами чувствительности, ума и воли… такой пациент утрачивает те преимущества, которыми он наслаждался ранее; это своего рода бедняк, который в прошлом был зажиточным».
9
Краткость – душа остроумия! Шекспир
Эмилю вспоминал про это описание всякий раз, как он сталкивался с подобным случаем. Врач-общественник, основатель психиатрической статистики, творец социально-правовой психиатрии. В память о вкладе этого человека в мировую психиатрию одна из улиц Парижа названа его именем.
Часто Эмилю приходилось упоминать, что: «в самоубийстве проявляются все черты сумасшествия. Только в состоянии безумия человек способен покушаться на свою жизнь, и все самоубийцы – душевно больные люди …». Иногда это помогало успокоить тех, кому не помогало ничего. Принятие позволяет успокоить себя, отделить себя и вину, которой на деле нет. Из всех книг в своём кабинете Эмиль чаще всего открывал ту, чей корешок почти оторвался. В этой книге находился сувенир из первой поездки в Рим.
На открытке из серии “Basilica di San Pietro” была изображена статуя “Святого Петра”. Памятная вещица. К “Святому Петру”, сидящему на кресле почти всегда стоит очередь из паломников и туристов. Они подходят подержаться за металлическую ногу и попросить исполнения желания. Миллионы рук затёрли эту ногу до блеска. Исполнились ли чьи-то желания? Открытка в книге находилась на месте главы, с описанием соснового леса после первого заморозка в Чехии.
Чтение этих страниц превратилось в средство для восстановления душевных сил. Долг врача и рутинность работы. Династия врачей как любая другая, одновременно ограничивает выбор и облегчает его в разы. В случае с медициной, такой выбор порой заканчивается непригодностью к врачебной практике. Иногда напротив, радостью обретения призвания. На книге с затертыми золотыми буквами с трудом читалось название: “Чужой дом среди высоких сосен”. Он купил её в Париже, на развале книг рядом с набережной Сеной. Эмилю нравилось только одно место в книге. Впрочем, это уже неплохо.