Мужики и бабы

– Ай-я-яй! – кричал он и тряс рукой.

А от кузницы в раскрытые двери в пять глоток:

– Гы-гы-гы!

– Что, батя, взял? А ведь подкова чужая!

– Опять твоя проделка, Леонтий? Эх, Лепило ты, Лепило… Греха не боишься.

Отец Афанасий заметил Алдонина.

– И ты здесь, Прокоп Иванович? – он покачал головой и скорбно произнес: – Не ожидал я от тебя… Вольно вам над стариком смеяться, – и пошел, тихий и сгорбленный.

Прокоп весь зарделся до корней волос, отошел к машине, сел на круг и насупился.

– Брось ты! Нашел из чего переживать, – подсел к нему Лепило.

– Нехорошо! Старика одними налогами гнут в дугу, а мы над чем смеемся? Да в его положении не то что подкову, говях с дороги подберешь.

– Нашел кого пожалеть, – сказал Лепило. – А то он хуже нас с тобой живет.

– Не в том дело. Мы на вольном промысле, сами себе хозяева. А он божий человек, за всех за нас ответ держит. Нехорошо в нашем возрасте да в положении. Я ведь не зубоскалить к тебе пришел. Я по делу.

– Что за дело?

– Ты мою машину для глиномялки видел?

– Сборную, что ли?

– Ну! Глиномялка теперь нужна, как в поле ветер, а машину приспособить можно.

– К чему?

– Мельницу паровую сделать.

– Мельницу?! А жернова? Нужен кремень, магний…

– Кремень у меня есть, а магний в Рязани купить можно. Жернова отолью – будь здоров. Оковать их для тебя – плевое дело.

– Дак ты что хочешь?

– С тобой на паях мельницу сладить…

– Не знаю, – тяжело выдавил Лепило.

– А чего тут не знать? Дело само в руки идет. Машина есть, привод сообразим. Я теперь свободный от всяких артелей. Железо есть. Кузница своя, ну? Что ж мы вдвоем ай мельницу не сладим?

– Об чем речь!.. Сообразим… Но сил хватит ли? Лес нужен и на постройку и на мельничный стан.

– Я уж приглядел и дубовых столбов для стана, и лежаков сосновых. Тесаных.

– Где?

– У Черного Барина.

– У него, поди, не укупишь.

– В долг отдаст…

– Ах ты, едрена-матрена. Завлекательно. – Лепило почесал свой лохматый затылок и вдруг толкнул локтем Алдонина: – Смотри-ка!.. – кивнул на дорогу. – Вроде к нам.

С дороги свернули к кузнице Кречев и Бородин. На Кречеве была неизменная гимнастерка хаки, с закатанными по локоть рукавами, Бородин шел в синей рубахе, без кепки.

Алдонин забеспокоился:

– Насчет мельницы при них ни слова.

– Ну, ясно дело. Вот денек, то поп, то председатель, – хмыкнул Лепило.

Кречев и Бородин чинно поздоровались, присели на водило.

– Чья молотилка? Твоя? – спросил Алдонина Кречев.

– Каченина, – ответил Прокоп.

– А ты чего здесь загораешь? Или новую артель сколачиваешь под названием «Чугунный лапоть»? – не скрывая раздражения, спрашивал Кречев.

– Я пока еще не подневольный, – огрызнулся Прокоп. – Хочу – дома на печи валяюсь, хочу – в кузнице семечки лузгаю.

– А у тебя кроме хотения совесть есть? – накалялся Кречев.

Андрей Иванович дернул его за рукав.

– Да ну его к… – отмахнулся Кречев. – Он ходит по селу, лясы точит, а мы топай за ним по жаре, уговаривай, как девку красную. Надоело!

– А чего вы за мной ходите? Я вам не должен.

– Ты не должен! У-у!.. Он еще смеется. А кто говорил на собрании, что подпишемся на заем при расчете с артелью? Я, что ли?

– Там много было говорунов, – ответил Прокоп. – Я их всех не упомнил.

– Так все они подписались. Все! А ты один увильнул.

– Я больше всех пострадал.

– Ты пострадал? Ври, да знай меру…

– Погоди, Павел Митрофанович, – осадил опять Кречева Андрей Иванович и к Алдонину: – Брось придуриваться, Прокоп. Ведь за тобой как за малым ребенком ходят, а у тебя все новые байки. Надоело же, пойми.

– Какие байки? Я мотор для артельной глиномялки покупал, а теперь он у меня на дворе валяется. Кто мне за него заплатит? – брал на горло и Прокоп.

– Черт-те что… Ну при чем тут мотор? – сказал Кречев.

– При том. Заем-то у вас какой? Индустриальный? Возьмите у меня мотор. Отдам по дешевке. Вот вам и будет заем от меня, индустриальный. – Прокоп глядел сердито и нахохленно, и не поймешь, то ли смеется, то ли всерьез предлагал свой мотор.

– Он мне зачем, твой мотор? Баб на собрании глушить? – спросил Кречев.

– И мне он не нужен. А я за него заплатил чистые денежки из своего кармана. Вот вам и заем.

– Слушай, не фокусничай… Добром говорю, – тоскливо сказал Кречев.

– Я фокусами не занимаюсь. Это вон Серган может вам кое-что показать.

– А это мы всегда пожалуйста! – Серган, все еще голый по пояс, вскочил от стены и с готовностью подошел к начальству. – Чего желаете? К примеру, кирпич попробовать на голове Сергана, а?

– Какой кирпич? – спросил отрешенно Кречев.

– А вот хоть этот, – Серган нагнулся, поднял здоровенный кирпич, валявшийся под деревянными водилами. – Кладем его на голову… Вот таким манером, и молотом аккуратно… Грох.

– Ты чего, пьяный, что ли?

Серган осклабился, морда чисто продувная – круглая, шириной в таз, блестит от копоти и пота, как сапог:

– Был пьяный, но только вчерась… А седни я с похмелья… Да вы не беспокойтесь, много не возьму, по полтиннику с рыла, – и, не давши опомниться, позвал младшего Бородина: – Ваня, рубаху и молот… Живо!

Иван одним духом приволок кувалду и валявшуюся под стеной Серганову черную рубаху. Серган покрыл рубахой голову, положил кирпич на затылок и нагнулся:

– Бей!

Иван ахнул изо всей силы кувалдой по кирпичу. Серган только отряхнулся от пыли, поднял две половины от разбитого кирпича, развел руками:

– Алямс! Ваша не пляшет. – Потом кинул кирпичные осколки, стянул кепку с Ивана и подошел к Кречеву: – Прошу оказать поддержку чистому пролетарию.

– Ну и циркач, – усмехнулся Кречев. – А ты не пробовал головой сваи забивать вместо бабы?

– Могу, но только чужой. Как насчет платы за представление?

Кречев покопался в кармане, достал целковый.

– На, заработал.

– Премного благодарен! Следующий, – подсунул кепку Андрею Ивановичу.

Тот кинул несколько серебряных монет.