Музыкальная шкатулка Анны Монс

Она достала махровые тапочки сорок пятого размера, но почему-то розовые. Позлить гостей хотела? Или она всегда такая, недовольная жизнью? Игнат присмотрелся: некрасива, причем не от природы, скорее уж от неумения подобрать то, что пошло бы именно ей. Невысокая, хрупкая в кости, она сутулилась, отчего покатые плечи выпирали, а шея делалась короче. Длинная челка, едва ли до самых бровей, прятала лоб, отчего нос девицы казался слишком уж крупным, глаза — маленькими, а подбородок — тяжелым.

Она не пользовалась косметикой. И пахло от нее не духами, но чистящим средством.

Впрочем, могло статься, что все эти ухищрения — не более чем маскарад, призванный успокоить юную хозяйку. Редко кому нравятся привлекательные горничные.

Ксюша топталась у двери. Ей было явно неудобно в чужом доме, куда Игнат ввалился так бесцеремонно. И девица со вздохом — как же ее достали неурочные гости! — подала ей тапки. На сей раз — ядовито-голубые и со стразами.

— Идемте, — буркнула она.

Ее походка окончательно убедила Игната, что горничная играет, — слишком уж старческая, шаркающая.

А квартира Ленке бы понравилась. Она уже который месяц зудела, уговаривая Игната затеять ремонт, ну а лучше и вовсе сменить квартиру на дом. У всех приличных людей дом имеется, а он, как бедный, в квартире живет! И ладно бы в приличной, вроде той, что у его отца… или нынешней. Студия вроде, так это называется, когда все без дверей и из каждой комнаты другая просматривается. Ванна — и та на виду, огорожена китайской ширмой.

Диван стоял напротив ванны, а с другой стороны — десяток разномастных пуфов, словно стадо овец, пасущееся на зеленом коврике. И тут же — белый рояль, за которым поднималась стальная труба, чье назначение осталось для Игната загадкой.

— Зачем мы здесь? — шепотом поинтересовалась Ксюша. Вот уж кто чувствовал себя еще менее уверенно, нежели Игнат.

— Садись, — он сел сам, и белоснежный диван опасно прогнулся под ним. — Сейчас разговаривать будем.

Разбудить Виолетту горничной удалось не сразу.

Она появилась, отчаянно зевая, потряхивая головой, и ее спутанные белые волосы рассыпались по плечикам. Нимфа похмельная! А в том, что вечер накануне удался, сомнений не оставалось. Виолетта умылась и зубы почистила, избавляясь от запаха перегара, но покрасневшие глаза, припухлость век и само выражение лица — обреченное, раздраженное — не оставляли сомнений: накануне нимфа пила.

— Чего надо? — спросила она, плюхаясь в кресло.

На нимфе был шелковый халатик, державшийся на двух пуговках и пояске, и кружевное белье, которое она не давала себе труда скрывать.

Хороша.

Молода. Красива. Состоятельна. И прекрасно знает о своих достоинствах, полагая, что больше от нее в этой жизни ничего не требуется. А на сестрицу похожа разве что отдаленно, словно та — дурная копия самой Виолетты.

— Побеседовать, — Игнат заставил себя не пялиться на круглые коленки. Впрочем, выбор-то не велик — халатика явно не хватало, чтобы скрыть все детали идеального тела Виолетты.

— Ну?

Горничная вкатила столик, на котором возвышался хромированный кофейник и три чашки.

— Будешь? — все еще недружелюбно осведомилась Виолетта, отбрасывая волосы за спину. — Кофе отпадный. Мне с Индии везут.

— Буду.

Кофе был неплох, но начала Виолетта с минералки. Пила из горлышка, а между глотками прикладывала холодную бутылку к вискам.

— Посидели вчера, — призналась она. — У Ляльки днюха была…

Игнат кивнул, давая ей понять, что всецело оценил серьезность повода.

— Чего старухе опять надо? Скажи ей, что она меня задолбала уже!

— Совсем?

— Ага, — Виолетта вытянула длинные загорелые ноги. — Ноет и ноет… учись, учись… а на кой оно мне надо? Сначала учись, потом — работай… бред!

Ксюша, которая все же присела рядом, видимо, решив, что с Игнатом ей спокойнее будет, тихонечко вздохнула.

— Вон маманька моя в жизни и дня не проработала. И чего, плохо ей?

— Не знаю, — Игнат решил не перебивать сей поток красноречия.

— И я не знаю. Я замуж выйду… мне уже предлагали.

— Кто?

— Да… всякие, — она отмахнулась, словно демонстрируя, что люди эти были совершенно недостойны ее, Виолетты, внимания. — Бабка их не одобрила… а ты Игнат, да? Она про тебя говорила.

— И что говорила?

— Чтобы я к тебе пригляделась, — девушка уставилась на него немигающим взглядом. — Тебя она одобрила. Если хочешь, поженимся.

— Спасибо, не хочу.

— Почему? — Обида была вполне искренней.

— Ты не в моем вкусе.

— Придурок, — фыркнула Виолетта, облизывая верхнюю губу. — А я, между прочим, «Мисс Университета»!

И, надо полагать, что не только его. О карьере она если и мечтает, то красивой, модельной, но такой, которая не отнимет у нее слишком много усилий. И как-то сразу становятся понятны опасения благоразумной Луизы Арнольдовны за судьбу внучки.

Стрекоза.

— Скажи, ты не знаешь, где шкатулка?

— Чего? — Виолетта прижала бутылку к правому виску.

— Шкатулка. Твоя мать не говорила о ней?

— Моя мамаша была ударенной на всю башку, — заявила девица. — Связалась с тем придурком… а потом он тоже ходил и ныл, где его шкатулка… а мне откудова знать? Я ее в глаза не видела!

Врать у нее получалось плохо. Нет, возможно, кто-то другой, отвлеченный ее ногами, халатиком и бельем, поверил бы этим словам, но не Игнат.

Нотки фальши в ее голосе слышны были отчетливо.

— Скажи, это ведь ты Ольгу нашла?

— Ну, я.

— И как оно было?

Виолетта вспыхнула румянцем, точно спрашивали ее о чем-то в высшей степени неприличном.

— Обыкновенно! — огрызнулась она. — Пришла, а она лежит.

— Ты же редко к ней заезжала, верно? — Игнат не собирался давать девчонке шанс. — И почему вдруг в тот день явилась?

— Захотелось!

— Виолетта, — он наклонился и уставился в ее мутноватые глаза. Редко кто умел выдерживать взгляд Игната, и эта глупышка явно не относилась к числу таких людей. — Послушай, я могу пойти и рассказать твоей бабке о том, что ты у нас не только пьешь… Когда нюхать-то начала?

— Чего?!

— Как давно коксом балуешься? — Игнат заметил, как дернулась ее губа. — Или что-то другое потребляешь? Подумай, обрадуется ли твоя бабка, такие новости услыхав?

— Ты… лжешь!