Музыкальные диверсанты
Шрифт:
Александр Калецкий и Елена Брацлавская. Нью-Йорк, 1975
Он родом из Мончегорска Мурманской области. После школы поступил в тульский Институт механического оружия, но поняв, что это не его стезя, поехал в столицу поступать в театральное училище имени Щукина. Фортуна улыбнулась одаренному провинциалу — несмотря на конкурс в 300 человек на место, Саша был принят.
Его однокашниками стали Александр Кайдановский, Леонид Филатов, Ян Арлазоров, Нина Русланова, а курсом старше учился Никита Михалков.
Получив диплом, талантливый парень столкнулся с неожиданной проблемой: из-за отсутствия московской прописки никто не соглашался зачислять его в штат. Тогда директор Центрального детского
Автограф Александра Калецкого на титуле романа «Метро»
Появилась работа на ТВ, начались съемки в кино.
В начале семидесятых Калецкий (или, как часто писали его фамилию в титрах, Халецкий) стал стремительно набирать популярность. В 1971 году ему досталась главная роль в фильме «Где вы, рыцари?», два года спустя он предстал в образе королевича Елисея в постановке «Пушкинских сказок» и следом сыграл первую любовь знаменитой гимнастки Ольги Корбут в экранизации ее биографии «Чудо с косичками» (1974). Однако, несмотря на внешний успех, душа требовала другого.
Атмосфера Москвы советской и его внутреннее состояние очень здорово отражены в автобиографическом романе Александра Калецкого «Метро». Книга была написана в США и вышла на английском в престижном издательстве Viking весной 1985 года. «Подземный роман» стал мировым бестселлером, и его автор за прошедшие тридцать лет трижды продавал права на съемки художественного фильма. По разным причинам реализовать проект пока ни разу не удалось. Но не будем отвлекаться, а вслед за Александром Калецким перенесемся в эпоху застоя.
«Чем больше я ненавидел советскую жизнь, чем сильнее хотел уехать из постылой Страны Советов, тем больше процветал на профессиональном поприще. Чем больше я добивался в советском “искусстве пропаганды”, тем сильнее ненавидел свое участие в нем.
…Мы познали бродяжную, бездомную жизнь матросов… Мы пели в студенческих общежитиях и в красных уголках рабочих, в современных стеклянных кафе в центре города и в покосившихся бревенчатых избах на окраинах… Мы пели и спали в роскошных квартирах академиков и в сырых подвалах запрещенных поэтов и художников. Мы стали своими в недоверчивом и осторожном мире московского андеграунда.
По утрам и вечерам я играл в театре декадента-принца, днем на телевидении — патриота-камсамольца или в кино — активиста-отличника, а по ночаммы сЛеной брали гитары и окунались в совершенно иную творческую жизнь, не имевшую никакого сходства с искусством пропаганды. Во время этих запретных концертов мы чувствовали себя гордыми и счастливыми артистами, честно выражающими свои собственные мысли и чувства, а не то, что нам было приказано выражать.
Мы познали сладость запретного творчества, его свободу и красоту. Многие годы задыхаясь в затхлой атмосфере советской официальщины, полузадушенные в петлях цензуры, мы наконец глотнули свежего воздуха, найдя его, по парадоксальной прихоти судьбы, в мире подпольного искусства. Здесь, в андеграунде, в его вдохновенной, почти волшебной изолированности от бюрократического и милицейского надзора, мы впервые осознали, что не зря создавали свои вымышленные пластинки, что они, может быть, более реальны, чем жизнь, созданная вождями нашей страны для ее граждан. В подполье мы нашли новое братство людей, движущихся внутри советской системы по независимой орбите, будто поезд метро, несущийся по своей собственной, проложенной под землей секретной линии. Мы, не задумываясь, вскочили в этот поезд, и полетели вперед, подхваченные ритмом перестука колес:
Мчимся, одинокие, в тесноте вагона, Плюем минуты, как косточки вишен, Серые толпы на сЬром перроне… Остановка “Крематорий" — кто-то вышел. Запах тленья и гари слыхать — Веселее клубись, дым отечества! Ой, ты, Родина, Родина-мать, Крематорий судьбы человеческой…Стараясь не потерять головы от быстроты этого движения, мы никогда не записывали наши песни на магнитофонные ленты, но это не помешало слухам о наших выступлениях распространиться по столице со скоростью беспроволочного телеграфа.
…Конечно, это было приятно, но весьма опасно, потому, что чем больше людей слышало песни, тем больше было шансов, что один из зрителей окажется стукачом, и тогда мы сами, без сомнения, будем сброшены с
поезда на станции '!Крематорий”.…Опасность быть открытыми и оказаться брошенными в тюрьму за антисоветскую пропаганду взвинчивала наши нервы до предела, натягивая их, как гитарные струны, которые вот-вот должны порваться. <…> Если мы хотели спасти наши жизни, нам следовало немедленно прекратить нелегальные выступления, набраться терпения, дождаться удобного момента, чтобы вырваться из страны и начать борьбу с советской властью, выступая с нашими песнями на радио “Голос Америки” и “Свобода” и посылая из-за границы пластинки и кассеты с их записями». [42]
Найдя несуществующие еврейские корни и раздобыв через знакомого иностранца израильский вызов, в 1975 году Саша с Леной покинули СССР.
Первая пластинка Саши и Лены
Однако «героев борьбы с коммунизмом» никто у трапа самолета с распростертыми объятиями не ждал. Приходилось выживать. В Америке у Калецкого был знакомый театральный продюсер. Во время гастролей детского театра по США и Канаде он слышал его песни, и они ему понравились.
… Первый концерт состоялся в городке Саратога (штат Нью-Йорк). Артисты выступили на разогреве у мегапопулярного в те годы кантри-певца Дона Маклейна. Его хит про «Американский пирог» (American pie) четыре недели продержался на первом месте национального хит-парада 1972 года.
К всеобщему удивлению, никому неизвестные барды из-за железного занавеса вызвали огромный интерес у публики. С того дня дуэт исполнителей «песен советского андеграунда» несколько лет колесил по Соединенным Штатам, выступая с концертами для студентов-славистов и малочисленных в ту пору русских общин.
О них стали писать в газетах, а однажды пригласили на одно из самых больших телешоу Мерва Гриффина. Тогда кстати, впервые на телевидении, вместе с ними появился и Арнольд Шварценеггер, демонстрировавший мышцы.
Телемагнат Гриффин был очарован русской парой, предложил помощь в написании книги об их приключениях в СССР, и обещал в дальнейшем снять по ней фильм.
Он действительно сдержал слово: пригласил «райтера», который стал записывать рассказы Саши. Но главному герою не понравилось, что американец игнорирует многие уникальные моменты, и он взял дело в свои руки.
…Семь лет спустя книга, о которой я уже упоминал, вышла в свет.
В 1976 году, на пике популярности, был записан альбом «До свиданья, Россия!» с подзаголовком «Песни московского андеграунда». В аннотации говорилось:
«Жизнь художника в Советском Союзе сегодня — это жизнь репрессий и борьбы. Советские художники сталкиваются с ужасной дилеммой — быть морально или физически уничтоженными или навсегда покинуть страну. Саша и Лена были актерами в Москве, снимались в кино и на ТВ, но еще они исполняли песни андеграунда. Давление на них из-за концертов росло, пока в начале 1975 года их не заставши сделать трудный выбор.
Они уехали, чтобы иметь возможность выразить себя в свободном мире.
…Темы Сашиных песен варьируются от нежных любовных поэм до комических зарисовок советской действительности, язвительных политических ремарок и слов борьбы за веру и правду.
Цель пилигримов Саши и Лены — рассказать всему миру о жизни в их стране, которой они были вынуждены сказать с грустью: прощай!»
На протяжении двух лет в «Новом Русском слове» чуть ли не каждый месяц появлялись заметки о советских менестрелях. Несколько раз они становились гостями радиостанции «Голос Америки». Понимая, что так не может продолжаться вечно, Калецкий в 1978 году записывает второй альбом «Письмо из СССР». Никакого пояснительного текста конверт не содержал, но название и концептуальное оформление с использованием фрагментов советских газет и фотографий и без того красноречиво говорили об идее проекта.
И все-таки, невзирая на повышенное внимание и ^прекращающуюся череду выступлений, все расходы по выпуску Калецкий оплачивал из своего кармана.
На мой вопрос, не возникли ли в какой-то момент в их жизни американские «бойцы невидимого фронта» с желанием поддержать молодых борцов с коммунизмом, Александр Семенович только вздохнул и откровенно ответил, что очень ждал их появления, но интереса никто не проявил.
Наверное, их песни были слишком аллегоричными или недостаточно колючими. А может, они не успели заработать в СССР реальной славы диссидентов? Кто теперь даст ответы на эти вопросы?.. Творчество Саши и Лены по содержанию, манере и подаче действительно выделяется из всего того, что можно было услышать от эмигрантов.