Мы даже смерти выше...

первоклассных поэтов, воспевших героизм советского народа в

годы Великой Отечественной войны.

Об этом должны знать все! В школах, фабричных цехах

проводились политчасы, посвящнные славным землякам. Их

именем называли улицы. В «литературном» сквере установили

бронзовые бюсты Лебедеву и Майорову. Дудин и Жуков

удостоены звания почтного гражданина города. Литературные

премии, различные фестивали в честь названных поэтов до сих

пор считаются важными событиями в культурной жизни края.

Но, скажем прямо, с исчезновением СССР массовый интерес к

этим легендарным в советские времена именам падает.

Кажется, ещ немного – и эта страница ивановской поэзии

будет сдана в исторический архив в силу е курсивной

119

советскости. А вот этого допустить нельзя! Если такое случится,

то мы потерям нечто большее, чем отработанный миф. Мы

рискуем потерять какие-то важные ориентиры в понимании

сложности развития русской истории советского периода, без

которой не может состояться наша нравственно-духовная

идентификация в современном мире. То, что мы называем

современностью, тысячами нитей связано с недавним советским

прошлым. И оно, это прошлое, далеко не однозначно даже в той

его части, где советское выступает в рамках так называемого

большого сталинского стиля, литературы второй половины 30-х

годов, то есть в то самое время, когда будущие «фронтовики»

заявили о себе как новое поколение, воспитанное новой эпохой.

Казалось, вс в их первоначальном творчестве отвечало

нормам тогдашней советской жизни. Они сами творили миф о

людях, которые сильны, прежде всего, причастностью к стране,

где каждый может стать героем в силу того, что, благодаря воле

Сталина и большевистской партии, молодые живут в передовой

стране мира (вспомним знаменитое «я другой такой страны не

знаю, где так вольно дышит человек»). Их лирический герой,

как выразился однажды С.Наровчатов, включал в себя

типичность героического образа, запечатлнного в классике

советского искусства, на котором воспитывалась предвоенная

молодежь.

Павел Власов и Павел Корчагин, фильмы о Ленине,

Сталине, Щорсе, Пархоменко, песенное творчество тех лет,

прославляющее непобедимое сталинское государство, – вс это

впитывалось будущими «фронтовиками» в качестве основной

культурно-жизненной реальности.

Недаром тот же Наровчатов, вспоминая о Н.Майорове,

подчркивая его типичность для молоджи предвоенной

формации, сравнивал его с героем кинофильма «Юность

Максима» в исполнении Б.Чиркова. И далее автор статьи

«Улица Николая Майорова» говорит, что и в самой манере

держаться, и в одежде Майоров, как и многие его сверстники,

«ощущали себя внутренне сыновьям сотен Максимов

большевистского подполья и гражданской войны».

120

Нетрудно догадаться, в каком ракурсе должно было

предстать Иваново – родина будущих «фронтовиков» – в свете

такой социальной идентификации. Да, конечно, городом особой

пролетарской закваски, свято хранящим революционные

традиции. Критики, писавшие о них в советские годы, не

жалели слов, подчркивающих это обстоятельство. «Отец и мать

у Николая – ивановские рабочие, брат – военный лтчик. Семья

была типичной и в то же время образцовой»2.

Уже само «поколенческое» самосознание молодых поэтов

второй половины 30-х годов было в какой-то мере вызовом

«типовым» представлениям о времени. Поколение в их

понимании – не отвлечнное представление о советской

молоджи, а избранное эпохой живое братство молодых людей,

готовых совершить предназначенное только им. И это

предназначение они видели в спасении не только России, но и

всего мира от коричневой чумы фашизма. При этом будущие

«фронтовики» не только не исключали своей гибели, но

акцентировали внимание на этом, вольно и невольно вступая в

конфликт с массовой советской поэзией, с такими, например,

стихами, печатавшимися в поэтическом сборнике «Оборона»

(Л., 1940): «Реют соколы в лазури / безграничной вышины, / Ни

туманы и ни бури / Им, отважным, не страшны». Или: «Нависли

тяжлые, / Чрные тучи, / И если фашисты / Навяжут войну, /

Пойдм мы на битвы / И силой могучей / Врагов уничтожим, /

Восславим страну».

А теперь вспомним ключевые строки из программного

стихотворения Н.Майорова «Мы»:

Мы были высоки, русоволосы.

Вы в книгах прочитаете, как миф,

О людях, что ушли, не долюбив,

Не докурив последней папиросы.

Когда б не бой, не вечные исканья

Крутых путей к последней высоте,

Мы б сохранились в бронзовых ваяньях,

В столбцах газет, в набросках на холсте...

121

Как не похоже «оборонное» массовое «мы» на «мы»

Николая Майорова! В первом случае оно не больше, чем знак

обезличенного большинства. В майоровских стихах «мы» –

трагическое обозначение поколения живых людей,

потенциальных творцов, растворившихся в героическом мифе,

но явно не реализовавших всех своих индивидуальных

человеческих возможностей. Обратим внимание на сам жанр

этого произведения Майорова. Это одновременно и гимн

героическому поколению, и реквием, и послание в будущее,

сродни знаменитому вступлению к поэме В.Маяковского «Во

весь голос». Суть обращения Майорова к потомкам можно

сформулировать так: мы хотим, чтобы наша жертвенность не

была напрасной; реализуйте то лучшее, что было в нас, идите