My December

Сбежать?

Как бы ей хотелось этого — сорваться с места скрыться как можно дальше от этой чертово школы. Спасти родителей, сказать им все, объяснить. И уехать в другую страну, к бабушке. Лишь бы только не здесь.

Но этого не будет. Точно так же, как и прощения, успокоения и спокойной жизни.

Смешок.

Всего лишь игра, отчаяние. Известно же, что они и на шаг от Хогвартса не отойдут.

Маленькие-просто-дети.

— Я не хочу, чтобы твою семью убили из-за меня.

Хрип, похожий на писк.

Не хочет, правда не хочет. Такого груза ей точно не удержать. Но своя семья дороже. Если она умрет — ее мать не переживет. Гермиона не знает, что с отцом, в каком он состоянии, и как держится мама. А если еще и ребенок погибнет…

Господи…

— Их не убьют из-за тебя.

Мягко отвечает он. И даже сейчас холод сочиться между строк, заставляя задуматься в достоверности сказанного. Хотя как можно быть уверенным в том, в чем сам еще не смыслишь?

Это было гаданием на кофейной гуще. Ничего больше.

— Убьют, я знаю.

— Нет.

Закрывает глаза, прикусив губу.

Ей не нужны эти успокаивающие нотки, лживые фразы.

Убьют, черт возьми! А Драко оставят, чтобы тот отплачивая за все долги родителей. Долгой, кошмарной жизнью.

А девушку… А что девушку? Скорее всего, опять-таки, на глазах у младшего Малфоя, наставят палочку и скажут верные, добрые слова: “Авада Кедавра!”.

— Мне так страшно.

Становится плохо даже от самого слова “страх”, которое отдается болью в груди. Опущенными плечами. Долгим, печальным взглядом и тонкой линией губ.

Она никогда не найдет себе утешение и спокойствие. Будет проживать все свои дни, как один сон — такой же мучительный, как убийство ее родителей.

Пальцы сильнее стискивают ее. Другая рука ложиться на талию, прижимая девушку к себе.

— Знаю.

И ему страшно. Еще страшнее, чем ей. Еще больнее и ужаснее.

Ведь Гермиона права. Не убьет он ее — Темный лорд окончит жизнь его родителей. Быстро, взмахнув палочкой. Одно движение, и два человека больше не живут на этой земле.

Всего-то.

Холодно. Даже сейчас ей было холодно. С его объятиями, руками. С обещающими что-то словами.

— Я так…

…устала.

И хотелось закрыть глаза, чтобы больше не проснуться. Не в этом мире, не сейчас. В другой вселенной, в другом измерении.

Знает, он все знает. Потому что эта усталость сказывалась на обоих. Меняла их, не спрашивая разрешения. И, словно намекала, — команда, нужно быть сплоченнее. Однако реальная жизнь лишь насмехалась — команда? Уж точно не в этом случае.

— Просто поспи.

Коротко кивает — сил ответить нет. Кладет тяжелую голову на подушку и закрывает красные глаза — дурманящий сон, забери скорее.

Комментарий к

Принимается критика в любой форме. Оставляйте, пожалуйста, комментарии.

========== Часть 15 (/) ==========

Девушка шла в темноту коридора — медленно, дрожа всем телом. Шла далеко-далеко, в пустоту, совершено не зная, что ее ждет за дверьми, ведущими в гостиную Когтеврана.

Ей было до боли омерзительно то, что приходилось делать. Совершать низкие, подлые поступки ради него — человека, которого Мария любит уже столько лет. И эта любовь такая неправильная, запретная. Любовь, о которой не должна знать ни одна живая душа, как и том, что порой случалось с братом девушки.

Это тяжелое бремя тащила лишь она одна и Карл, знающий всего часть головоломки. Мария была со Страцким, не смотря ни на что, забывая о том, что может пострадать, а Ленни даже не вспомнит, даже намека не останется в его голове.

Она делала то, что он просил, продолжая хранить это чертово, успевшее приесться, молчание. Когтевранец совершал ошибки, одну за другой, становясь все злее, все раздражительнее, все безжалостнее к людям, окружавшим его в то время, когда парень терял себя. А это было часто… последний год почти каждую неделю. Мария сходила с ума лишь от одной мысли о том, что ее брат, настоящий брат, больше не вернется никогда.

Это был самый большой страх, спрятанный где-то в глубине сознания девушки. Мария старалась зарывать его глубоко-глубоко, настолько, насколько это вообще возможно, так, чтобы он не смог пробраться наружу. И скрывала за маской на грани веселости, самообожания и стремления быть лидером среди всех.

Но порой, когда она смотрела на Страцкого и не видела в его темных глазах ничего, кроме неистового безумия, Финч теряла надежду на то, что когда-нибудь приступы Ленни прекратятся, что он больше ни разу не поднимет на нее руку и будет все тем же милым мальчиком. Но вера имеет свойство иссякать.

Тяжело вздохнув, блондинка дрожащей бледной рукой постучала в дверной молоток. Не прошло и минуты, как скрипящий голос прорезал тишину школы:

— Что ж ты, девочка, пожаловала в такой поздний час?.. — недовольно пробурчал страж — кажется, еще чуть-чуть и барабанные перепонки разорвутся от такого неприятного скрежета. — Кем было изобретено всевозможное зелье?

— Зигмунтом Баджем, — отчеканила Мария, сложив руки на груди. Про себя девушка тысячу раз прокляла все эти когтевранские заумные задачки. Меньше всего ей сейчас хотелось стоять темной ночью, посреди коридора на сквозняке и отвечать на дебильные вопросы. Не то, чтобы это было трудно, но все же, на взгляд Финч, — бессмысленно.

Картина проскрипела что-то про себя, недовольно насупившись, но все же отворила дверь.

Сердце с грохотом упало куда-то вниз, как только изумрудные глаза Марии встретились с мутно-голубыми, обладателем которых был Ленни. В руках он держал стакан, наполненный прозрачной, бесцветной жидкостью. Свитер был изрядно помят, темно-синий цвет подчеркивал болезненную бледность кожи. Даже в положении его тела чувствовалось стальное напряжение.

Завидев сестру, когтевранец криво усмехнулся, и улыбка его была совершенно чужой, незнакомой и холодной. Девушка крепче прижала порванную Малфоем мантию, как будто та могла спрятать ее от человека, сидящего напротив. Нет, даже не человека, а хищника — бесчувственного, жестокого, в душе которого остался лишь эгоизм. Хищника, который шел на попятую у своих желаний.

Мерлин, почему он не мог сейчас быть прежним? Не мог быть таким, как днем: спокойным, добрым и заботливым?

Именно тогда, когда она провалила задание, появился этот человек…

— Как все прошло? — задал вопрос Страцкий, поставив воду на стол, стоящий рядом с креслом. От его голоса внутри у девушки все скукожилось, а коленки задрожали. Она боялась парня сейчас, по-настоящему боялась того, что он может сделать.

Финч быстрым взглядом окинула гостиную: никого. Ни единого человека не было здесь.