Мы друг друга не выбирали
Шрифт:
Рустам крепко держал ее за бедра, пальцы впивались в кожу, будто боялся, что она растворится, исчезнет, если ослабит хватку хоть на мгновение.
– Ответь мне…
Она вздрогнула, ее пальцы все-таки вцепились в его плечи.
Да держит он тебя, маленькую… Держит…
– Ты же знаешь, – наконец, выдохнул она.
Из его груди вырвался рык.
– Не знаю! – резко выбросил он, притягивая ее еще ближе, так что губы почти соприкоснулись. – Говори. Ты. Со мной?
Алексия зажмурилась и кивнула. Слабый, почти незаметный жест, который он
– Словами, – продолжал давить Рустам. Его ладонь скользнула в ее волосы, запрокидывая голову назад.
– Да! – вырвалось у нее сдавленно, с придыханием. – Да, черт побери, я с тобой! Доволен?
Он бы рад рассмеяться, но что-то нихера не получалось.
Его ответа никто и не ждал.
Рустам метнулся к ее губам. Они находились непозволительно близко к его. Рустам не целовал ее, он ее пожирал. Губы, зубы, язык – все было оружием, чтобы запечатлеть, присвоить, впитать в себя каждый ее вздох.
Он ненавидел себя за слабость, которую она вызывала. Только она… Никто больше. Ни одна другая душа. Вот даже сейчас… Она позволила себя поцеловать, и его размазало, как щенка. Его руки дрожали, нутро тоже.
– Теперь ты моя, – рычал он между поцелуями, и слова тонули в ее губах, горячих, сладких, ядовитых.
Его бесило, как легко она ломала его. Весь его железный контроль, всю эту холодную расчетливость она стирала одним лишь стоном, одним взглядом сквозь мокрые ресницы. Сносила к чертям собачьим.
Он кусал ее нижнюю губу, чувствуя, как она вздрагивает. Как пытается отстраниться. Мозг подал сигнал, мол, тормози, парень, снова перебарщиваешь… И Рустам бы рад, но что-то шло, как всегда, не так.
– Рустам…
Его собственное имя все же его тормознуло.
Грудь сдавило сильнее.
Он бы умер за нее…
А она… Она прошептала, всхлипнув:
– Я тебя ненавижу…
– Я знаю… Знаю…
Боль разрывала его на части. Он все, черт побери, понимал! Все видел! Но, сука, ни одна сила на свете не заставит его отступиться от Лешки. Отпустить ее.
Сейчас ненавидит, завтра – полюбит. Да-а…
И Рустам снова набросился на ее губы, не в силах преодолеть внутреннюю потребность. Впивался в ее рот с отчаянной злостью.
Ее губы были мягкими, податливыми. То, что ему требовалось. Он даст ей нежность… Но потом… Да, потом. Сейчас же каждый его вдох, каждый прикус, каждый стремительный захват ее рта оставлял след не только на коже, а куда как глубже. Он чувствовал ее вкус. Сладкий, с горчинкой, как слишком крепкий кофе, от которого сердце бьется чаще. Он хотел больше. Хотел впитать ее целиком, растворить в себе, чтобы ни одна частица ее не могла ускользнуть.
Но чем сильнее он брал, тем острее понимал – это он принадлежит ей. Со всеми потрохами.
И от этого безумия он только глубже погружался в поцелуй, теряя остатки разума в ее дыхании, в этом бесконечном падении, которое не имело дна.
Оторвавшись от ее припухлых, искусанных им же губ, Рустам жестко выдал:
– Сегодня у нас свидание, Лешка. Официальное, – и не обращая
внимания на то, как распахнулись глаза девчонки, как собственное сердце приняло болезненный удар, добавил: – Для всех.глава 23
ГЛАВА 23
Густая тошнота подкатывала к горлу, как волна, оставляя после себя горький привкус беспомощности. Алексия стояла перед зеркалом, механически нанося тушь, и ловила себя на мысли, что смотрит в глаза незнакомки.
Это не она… Кто-то другая. Не она…
И та, другая, этим вечером идет в клуб с Рустамом Умаровым. Вы можете себе такое представить? Алексия не могла.
До сегодняшнего дня слово «клуб» было под строжайшим запретом.
– Ты не ходишь в такие места, – сказал Умаров как-то. Леша даже не помнила когда. Или эта фраза сама сформулировалась у нее в голове? Уже не имело значение.
Теперь же Рустам сам ведет ее туда. С ним-то можно, да?
Алексия провела ладонями по бедрам, будто пытаясь стряхнуть невидимую пыль. Даже это простое черное платье казалось ей сейчас чересчур откровенным. Потому что потом… После того как свидание закончится… Умаров может к ней подняться.
И что тогда?
Он скажет, что они пара и он имеет право? На нее… А она? Что ответит она?
Голова Лешки шла кругом. Она ничего не соображала. Весь день провела как в тумане. Какой тут клуб… Ей бы под пледом полежать, посмотреть в потолок и забыться.
Пережить разговор с Халиловым. Боже. Каким образом она, простая девчонка, могла привлечь внимание такого человека? Это же… Это же…
Алексия приказала себе тормозить. Если продолжит думать про Ибрагима Маратовича и его угрозы – разревется.
Ей бы вечер пережить. А дальше…
Неужели она согласилась? На все? Алексия до сих пор не верила. Но вот она стоит перед зеркалом и красит до сих пор припухшие губы.
У Умарова окончательно сорвало крышу. Так ее целовать. Губы до сих пор болели. Или это фантомные боли.
Как они до такого дошли? Она, Рустам… Где допустили фатальные ошибки?
Самое страшное заключалось в том, что частично она сама была виновата в том, к чему они пришли. Разве не позволяла ему диктовать правила, пока они не стали ее единственной реальностью? Разве не она раз за разом шла на уступки.
И вот… Докатилась.
Свободное черное платье, купленное весной на мартовской распродаже, вдруг стало казаться ей саваном.
Она задыхалась. Стены комнаты сужались, воздух густел, превращаясь в сироп.
Надо еще позвонить маме и хотя бы в общих словах рассказать, что она отчудила.
Телефон задрожал в руке прежде, чем Леша успела набрать вызов. Звонила как раз мама.
Материнский голос казался последним островком нормальности в этом безумном мире, в который она проваливалась все активнее.
– Какие новости, ребенок? – спросила Елена Викторовна, после того как они обменялись встречными фразами.