Мы друг друга не выбирали
Шрифт:
– Что-о?
– Люди Ибрагима Маратовича в универе…
– Халилова?
Рустам вскочил и, не чувствуя ног, ринулся вперед.
– Да.
– Где они?
– Двор с восточной стороны. Где пожарная лестница. Так нам вмешаться?
– Не выпускать… со двора…
Он не разбирал дороги. Несся, сбивая тех, кто попадался на пути. Плохо соображал, почти ничего не видел. Хорошо, что знал, где находится пожарная лестница в восточном крыле. Иначе…
Халилов… Сука! Сам король металлургов! Это не Дагаевы… Это…
Другое.
Грудь запекло.
Порвет. Рустам… Каждого. Если с Лешки
Но сначала надо успеть!
Воображение не щадило Рустама. Подкидывало одну картинку за другой, и вроде бы разум трепыхался, пытался успокоить его, сказать, что Халилов не беспределит давно, что старики вышли на более лояльные договоры, а нутро потряхивало. И боль сдавливала грудину. Там, где сердце…
Они не должны тронуть Лешку… Не посмеют, суки!
– Умаров!
Кажется, он едва не снес кого-то из преподов.
– Извините…
– Ты куда несешься, дороги не разбирая? Я с тобой разговариваю, Умаров!
Похер! Все потом…
Благо он был в том же корпусе. Сколько он несся? Минуту? Пять? Вечность?
И лестницу долбаную преодолевал, прыгая через пролеты.
А дальше дверь… Незапертая. Он раскрытой ладонью втащил по ней, врываясь во двор и сразу оценивая ситуацию.
Две машины, принадлежащие Халилову. Люди Рустама против людей Дагаевых. Все напряглись, готовые вступить в бой. Как и сам Рустам. Взгляд вперился в дорогую наглухо тонированную тачку. А вот это не просто хуево. Это пиздец, как хуево.
Потому что он знал, кому она принадлежит и что браты-акробаты ее не юзали.
Он шагнул вперед.
В этот момент дверь распахнулась, и появилась Лешка. Потерянная, с глазищами на пол-лица. И мир Умарова окрасился кровавым... А в голове снова все та же мысли… Если ее тронули... Если ей что-то сделали...
Она тоже его увидела.
И сразу же бросилась вперед. Рустам с готовностью подхватил ее, вжав в себя.
С ним она! Рядом...
Но, блядь, дрожит, испуганно цепляется.
И этот ее испуг он тоже не забудет и не простит.
– Леша. – Пришлось приложить максимум усилий, чтобы его голос прозвучал ровно.
Самого же в лохмотья драло!
Леша и не думала что-либо отвечать, цеплялась в него, как в последний оплот.
Дверь тачки распахнулась с другой стороны, и пожаловал Халилов.
Чуйка Рустама не подвела. Херово. Кровь бухала по венам, била по вискам. Но уроки деда не прошли даром. Его лицо оставалось нейтральным.
Халилов наигранно-радостно улыбнулся, точно он, сволочь, был неимоверно рад его видеть. Даже руки развел в приветственном жесте.
Урод…
– Рустамчик… Дорогой… Как ты вырос. Сколько лет, сколько зим…
– И вам… здравствуйте, дядя Ибрагим.
Рустам сильнее прижал Лешу к себе. Та послушно уткнулась ему в грудь. И, кажется, даже перестала дышать. Испугалась девочка… Но ничего, ничего…
– Вот так встреча.
– Разве, дядя Ибрагим?
Их взгляды пересеклись и на несколько мгновений скрестились. Рустам давил аккуратно, не дорос он еще до того, чтобы открыто вступать в противостояние с таким исполином, как Халилов.
Всему свое время. Он ничего не забудет. Ничего.
– Пришлось подняться старику из кресла, немного посуетится. Мои-то парни дуркуют.
Рустам
кивнул, давая понять, что понял двойной смысл фразы металлурга.– Вы больше не пугайте Алексию, Ибрагим Маратович.
– Ну какой я тебе Ибрагим Маратович… А по поводу твоих слов. Конечно, не буду, Рустам, не буду. Одним глазком взглянул на барышню, которая и моему сопляку голову вскружила. Хорошая девка, береги ее. – Халилов улыбнулся так, что у Рустама жилы внутри натянулись.
Потом, попрощавшись, тот сел в машину.
Рустам тоже повел Лешу к своей. Дорога, какие-то люди… Его охрана следовала следом незримой тенью.
Они дошли до машины. Рустам завел ее и отъехал. Туда, где ни одна душа не будет их видеть. Леша за это время ни слова не произнесла.
Не глуша двигатель, он отодвинул сиденье на максимум и сипло выдавил:
– Иди ко мне.
В руках его она должна быть!
Издав неясный звук, Леша вроде как и потянулась к нему. Рустам решил по-своему. Перехватил ее и сам потянул на себя, усадил сверху на бедра. Леша снова что-то протестующе пискнула, но эффект смазался.
В груди бухало так, что дышать было сложно. Невозможно даже. Это не один пропущенный хук и даже не два. Рустам, как пьяный, посмотрел на Лешу. И все, словил эффект дежавю.
Мир сузился до узких точек, до ее губ, ее дыхания, ее тела, находившегося в опасной близости от его. Внутри Рустама все горело, рвалось наружу, билось в клетке ребер, как зверь, который, наконец, добрался до добычи. И не было конца и края этим долбаным эмоциям.
Он, почти не контролируя себя, впился пальцами в ее бедра, чувствуя под кожей дрожь, жар, живую плоть, которую так долго хотел. Каждый нерв был натянут до предела, каждая мышца напряжена. Он одновременно боялся, что сожмет слишком сильно, порвет, сломает, и понимал, что нихрена не в силах остановиться.
Она была здесь. Рядом.
Наконец-то…
Ее губы дрожали, пытались что-то сказать. Пальцы легли на его плечи. Алексия не сжала их. Наоборот, уперлась костяшками, пальцы в стороны развела, точно хотела оттолкнуть его.
И не могла…
А его снова сносило той чертовой волной, которая каждый раз накрывала его, как только Лешка оказывалась в поле его зрения.
Он знал – надо тормознуть. Хотя бы на минуту… Ее успокоить. Но как?.. Сука, как? Если его самого выносило.
Он шумно втягивал ее дыхание, ее запах. Глубже, еще глубже. Пока в голове не осталось ничего, кроме белого шума. Кровь гудела в висках, пульс выбивал дробь где-то в горле, в паху, в кончиках пальцев. Он хотел залезть под ее кожу. Хотел, чтобы она кричала его имя. Хотел оставить на ней синяки, которые будут напоминать – это он. Только он.
Он заставил посмотреть на нее четче.
– Леша, ты со мной? – выдавил он из себя. – Со мной?..
Его вопрос заставил ее вздрогнуть, всхлип сорвался с побелевших губ.
И его снова накрыло.
Он прижал ее к себе так, что кости затрещали, впился зубами в шею, в плечо, в любую часть, до которой мог дотянуться. Руки его шарили по ней, хватали, молили, требовали. Дай же… Ну дай! Согласись, черт бы тебя побрал! И у тебя будет все… Все, что пожелаешь…
Он не мог думать. Был не в состоянии. Была только она. И безумие, которое она в нем разожгла.