Мы обещали не расставаться

Пожалуй, разгул у него получился на славу, такой, что хотелось плеваться и плакать. Вадим даже не мог сказать, испытал ли от новой связи удовольствие, поскольку всё было как в бреду и, казалось, происходит не с ним. А сейчас его тошнило, и смотреть на раскрасневшуюся и покрывшуюся веснушками от солнца, с облупившимся носом Полинку было противно.

До Тинки он не был близок с женщинами, она у него была первой, интимные отношения с ней принесли ему невероятное наслаждение и безграничную радость. В отношении Полинки ничего такого не чувствовал. Только ужас отчаяния и адские муки. Что будет теперь, ведь Тинка никогда не простит!

– Не тужи, дорогой, и не ахай, жизнь держи, как коня, за узду! – неожиданный звонкий голос Полинки, процитировавшей запрещённые строки Есенина, вывел его из отчаянного состояния. – Не впадай в панику, добрый молодец, не всё так страшно! Подумаешь, переспали! Я много раз это делала… Вот если бы ты лишил меня невинности! – И громко расхохоталась, в полупустой большой комнате без штор, где стояла всего одна кровать, хохот её прозвучал пугающе, как грохочущий гром.

Вадим непроизвольно поёжился и быстро принялся одеваться.

– Никто не узнает, клянусь, что мы занимались любовью, даже твоя драгоценная Тинка, обещаю, всё будет шито-крыто! Мы просто раз переспали, больше ничего не будет!
– как будто прочла его невесёлые мысли Полинка. – Если, конечно, ты сам не захочешь? Нет-нет, не маши, я всё понимаю. Тебе нужна только она – единственная и неповторимая! Но ведь разок и мне достался. – Девушка с вызовом усмехнулась. – Иначе, зачем я столько времени тебя обхаживала! Не скажу, что ты был для меня единственным светом в окошке, но признаю, привлекал меня. Теперь, можешь не сомневаться, обращу свой взор в другую сторону. А ты живи спокойно! – крикнула уже вслед убегающему парню.

Лишь к вечеру с помощью сердобольной вахтёрши, точнее предложенных ею отвара и таблеток, удалось Вадиму привести в порядок гудящую голову и избавиться от тошноты и рвоты. Вымывшись же под прохладным душем, он обрёл способность трезво мыслить. А первой мыслью было: скорей убраться подальше из Сочи, от моря и Полинки, туда, где будет спокойный прежний мир, такой, как до его измены, без отчаяния и чувства вины. Хотя и знал, что это невероятно.

Но ведь живут же люди, изменяя жёнам, невестам и совершенно не испытывают мук совести, как, например, его отец. Он тоже, наверное, обидевшись на мать, помчался к своей бывшей любимой за утешением. Почему тоже? У Вадима совсем всё по-другому: Полинка не его бывшая любимая, и не мчался он к ней за утешением ни в коей мере. Одно общее с отцом: оба изменили в гневе, поддавшись глупой обиде.

Как смотреть теперь в красивые лазурные глаза любимой? Цвет неба в ясный день в них потемнеет, станет мрачным и грозным, как только Тинка поймёт, с чем парень к ней явился – с нежданной изменой, со жгучим чувством вины и нечистой совестью. Впрочем, если ей не говорить ни о чём, она же не ясновидящая, чтобы догадаться сама. Да, он не должен ей рассказывать о неверности, твёрдо решил Вадим, надо просто забыть всё, как плохой сон, а сейчас попробовать уехать в Ленинград.

О своём отъезде предупредил лишь Артёма, прощаться ни с кем не стал. На железнодорожном вокзале, как и следовало ожидать, было много народа. Билетов ни на Ленинград, ни на Москву не было.

– Подойдите через два часа, - посоветовала кассирша, - станет известно, будут ли места.

Вадим хотел было так и сделать, как объявили о прибытии поезда из Адлера до Уфы.

– А на Уфу есть места? – быстро сообразил он.

– Да, но только боковые, верхние и у туалета, в плацкартном, - ответила кассирша.

Не медля взял билет. Как же сразу до него не дошло, что следует уехать к Тинке! Она – его исцеление. Только с ней найдёт успокоение. Конечно же, ничего не расскажет о своей глупости. Будет просто рядом с ней - держать за руку, смеяться её шуткам, любоваться солнечной улыбкой и слушать-слушать без конца нежный, завораживающий голосок.

Даже не стал останавливаться у тёти в Уфе, поехал напрямую на автовокзал, а оттуда в Караяр. Забежал к бабушке оставить вещи, та была поражена, но не возмутилась, наоборот обрадовалась вновь увидеть внука, только поговорить толком не успели.

– Бабуля, потом-потом, мне нужно к Тинке!

– Хотя бы умойся с дороги! И поешь! – воскликнула старушка, однако внука уже след простыл.

Подходил к редакции с тревожно бьющимся сердцем. Может, и нет её здесь, возможно, уже не работает, ведь начался сентябрь, наверное, пришло время копки картофеля, но хотя бы спрошу, кто-то же есть в редакции - до конца рабочего дня ещё часа два.

Удивительно, дверь в редакции оказалась закрытой, Вадим всё равно постучал, так, на всякий случай. Неожиданно она открылась. В дверном проёме увидел худощавую невысокую женщину среднего возраста.

– Вы в какой отдел? – спросила она строго. – Мы вообще-то закрылись, у нас совещание.

– Простите, я хотел спросить о Тинке… о Валентине Масловой, - быстро поправился он. – Она у вас уже не работает?

– Так ты парень Масловой Вали? – разулыбалась женщина. – Она как раз прощается с нами, сегодня последний день её работы, проходи! – и широко открыла перед ним дверь, а потом повела в комнату, откуда звучала весёлая музыка.

Тинка застыла, увидев его, потом расплылась в радостной улыбке и, выбравшись из-за стола с угощением, стремительно кинулась к нему на шею.

– Почему? – еле слышно шепнули её губы.

– Я просто не выдержал без тебя! – прошептал Вадим в ответ.

Позже, когда уже на улице почти стемнело и, прижавшись друг к другу, они шагали к леспромхозовскому посёлку, где Тинка жила, он вдруг ясно осознал их ошибку: надо было им съездить на юг и вернуться сюда вместе, как сделал теперь он! И отчего никто из них не додумался до такого? Воистину правду говорят: умные мысли приходят с опозданием.

В последующие дни Масловы копали картошку, вывозили с покоса сено. Вадим помогал им. Они успели всё сделать до обещанных дождей. Выкопали картофель и в небольшом огороде бабушки Софьи.

Ему очень нравилось работать рядом с Тинкой. Она была постоянно весёлой, что-нибудь смешное рассказывала, Маруська с Федориком от неё не отходили, прямо в рот заглядывали.

– Люблю копать картошку с Тинкой, - призналась Маруська, когда её слушаю, работа сама собой спорится.

Почти так же было и с Вадимом. Ее звонкий смех, смешные рассказы, нежный взгляд – всё волновало его и радовало. И тяжёлая работа казалась игрой или своеобразной физкультурой. Он совсем не замечал усталости.

Когда уже заканчивали метать сено в сарай, к Масловым неожиданно явился семидесятилетний дед Трифон, проживающий на другом конце улицы, дальний родственник Тинкиной матери. Вадим знал, что когда-то он сильно пил, но лет пять назад неожиданно бросил, зато стал досаждать людям своими бесконечными признаниями, почему он теперь не пьёт, и нравоучениями.

И теперь, дождавшись, когда остатки сена во дворе были убраны и все дружно уселись за стол, чтобы поужинать, дед завёл свою обычную наставительную волынку. А так как Масловы уже по многу раз слышали его исповедь, он всё своё внимание направил на Вадима.