Мы побелили солнце

– Эй, Москва! – Игорь машет перед глазами ладонью, и только после этого я просыпаюсь. Учащенно моргаю, фокусируя взгляд уже не на бедрах, а на лице. – Как слышно, прием! Я к вам обращаюсь!

– Я… не выспался.

Сжимаюсь от необъяснимой внутренней боли. Наркоман. Настоящий наркоман, и "ты" мне недостаточно. Наоборот – от "ты" меня знобит сильнее, сильнее колотится сердце и сильнее тянет на новые подвиги. Но храбрости на эти самые подвиги не хватает, и мне остается только мучительно обнимать себя и изводиться от жажды большего.

– Так на сколько она тут поселилась, ты не знаешь? – он пытается влезть в узкие кишки-джинсы. – Две недели уж прошло. Непонятно нахрена приехала, непонятно зачем примостилась и непонятно когда свалит.

– А ты куда?

– Да Екатеришка вызвала, у нее электронная доска не пашет.

– В субботу?

– Хрен знает, опять, наверное, какой-то кружок.

– А я хотел, – шмыгаю, вороша расправленную постель Игоря, – чтобы ты спас меня от Лоры. Она заставляет меня смотреть Малышеву и жрать яичницу.

Игорь снимает домашнюю майку.

Легонько шлепаю себя по коленям. Ну угомонись! Он же видит, что ты на него пялишься, дурак! И точно подумает не о том!

– В школу хочешь? – иронизирует, накинув футболку в красную клетку.

Выдыхаю. Сжимаю простынь сильнее. Странно, но мне легче от того, что мать и Игорь спят в разных комнатах. Он объяснил это уважением собственного личного пространства и нелюбовью к стягиванию кем-то одеяла. А еще поделился, что мать храпит, "в ее-то годы!".

– Ты же скоро вернешься?

– Как дела пойдут. А ты чего нудишься? Я тебе мобилу купил? Купил, как и обещал! Вот и накачай себе всяких майнкрафтов.

– Я сам себе ее купил, – издаю смешок. – Самую дешевую.

– Ну извините! – разводит руками. – Как потопали, так и полопали! У нас был договор!

– Я знаю, но учителя…

– Так, цыц. Пять триста – не так уж и мало. Я тебе больше скажу: все телефоны, не считая камеры, одинаковые. Их только засирать не надо и правильно за ними ухаживать, память не забивать, кэш периодически чистить. А все эти тыщенки за громкое имя накручиваются, так что улыбку на морду натяни, шли тетку нахер и иди облюбовывай новинку.

Укладываюсь на холодную Игоревскую постель и с тоской наблюдаю, как он передвигается по комнате и выискивает шнуры от Валеры. Может, реально с ним уйти? А будет ли ему там до меня дело? У него же работа, а я как балласт.

– Можно я буду тут спать, пока ты на работе? – кутаюсь в одеяло, обнимаю подушку. В одних трусах я все-таки замерзал.

Он оборачивается на меня через плечо.

– Если тетка твоя заткнется на пару минут, то можешь хоть на потолке. Слушай, ты не знаешь, что в человеческом теле съедобно и как людей вообще готовят?

Прыскаю.

– Хочешь теть Лорой закусить? – веселюсь. – Понятия не имею, почитай дневники каннибалов.

– Я просто комикс дописываю, и у меня по сюжету крокодила зарежут на мясо гурманы-вьетнамцы, а потом подадут в туристическом ресторане.

– А люди причем тут?

– А Чеба за Гену захочет отомстить и расчленит владельца этого ресторана. Ну и повара, который крокодила зарезал. И подаст их под острым соусом туристам. Вот мне и нужно узнать с подробностями, как людей вообще разделывают.

– А тебе зачем такие подробности? – болтаю сзади ногами. – Ну напиши просто, что он их зарезал и съел.

– Да нет, так неинтересно! Людям экшен нужен, а в двух словах и дурак напишет! Хрен с тобой, у Алисы спрошу.

Хихикаю, пряча смущенное лицо в складках простыни. Запах Игоря до того впитался в нее, будто и не в постель я сейчас утыкаюсь, а в шею, в его зимнюю шею с въевшимися запахами Нового года. И пахнет она мятными мандаринами, морозной хвоей, шуршащими мешками с конфетами, которые я находил под елкой каждый раз и верил, что это купила не бабушка, а Дед Мороз изготовил на своей сладкой фабрике…

Судорожно вздыхаю от неприятно кольнувших воспоминаний. Обнимаю одеяло и утыкаюсь в него лицом.

– Что за парфюм ты используешь? – шепчу. – Или дезик… Пахнет прикольно. Прям Новым годом.

– Какой дезик? – замирает перед дверью комнаты. – Он у меня без запаха. Может, гель для душа? Он классный, приятный запах в кожу впитывается и на сутки потом остается.

– А можно мне им тоже помыться? – млея от душистой простыни, интересуюсь.

Игорь загадочно улыбается, глядя, как я нежусь в его постели.

И, прежде чем уйти, кивает:

– Такой красненький бутылек с мужиком полуголым.

Ага. Запомнил. Красненький бутылек с мужиком – и моя постель тоже пропитается его запахом, им пропитается вся моя кожа. Готов идти в душ хоть сейчас и вылить на себя весь флакон, а потом лечь в кровать и опьяняться, опьяняться…

– Молодой человек, доброе утро? – слышу голос тети. – Хоть вы соизвольте передать своему… его даже пасынком назвать нельзя! Своему маленькому другу, что столь бурное проявление чувств мужчине не идет. Мужчине подобает быть хладнокровным и сдержанным, а не срываться и не бежать в спальню… кхм, другого мужчины – только потому, что тот проснулся.

– О, доброе утро, мадам! – журчит Игорь. – Конечно, передам. Вы, кстати, тоже можете пришить себе мужской половой орган, потому что и вас я бы очень хотел видеть хладнокровной и сдержанной.

– А вы сильны только в мужланском, пошлом юморе? Может, вы тоже любите расхаживать по дому полуобнаженным? Или поведение своего маленького друга вы считаете нормой?

– Вы так взбудоражены парнем в трусах, словно до этого никогда их не видели. Соболезную вашей личной жизни.

Утыкаюсь носом в простынь. Хоть и не вижу Игоря, а все равно краснею и хихикаю в белую ткань с маленькими пиццами.

– Да что вы себе позволяете?!

– Не более, чем вы себе. Прошу прощения, мне нужно на работу.

Счастливо сжимаю в объятиях кусочек его одеяла. Точно схожу в душ и лягу в свою в постель с тем же запахом. А то теть Лора прикопается еще, чего это я блаженствую в постели своего взрослого друга.

Правда, тетя превосходит все мои опасения.

– Даня, – она врывается в комнату, а я от неожиданности вскакиваю. – До сих пор не оделся?

– Я собирался спать.

– А ночью ты что делал? Я же в час мимо проходила и видела, как ты в телефон играл! Полуночничают, а их потом не разбудишь!