Мы сделаны из звёзд
Шрифт:
— Я бы так не сказал, хотя судя по полученному фото, на фоне твоего времяпрепровождения даже похороны кажутся веселухой, — заметил он. — Серьезно, если на этом пляже прямо сейчас не начнется какая-нибудь оргия или кровавая потасовка, то ты прожила день зря.
— Я склонна думать, что каждый день проживаю зря.
— Клянусь, у меня пошла сыпь от твоего безосновательного пессимизма, — встревоженно проговорил он, а она не смогла сдержать смех. — Нет, серьезно, я пришлю тебе фотку.
— Только без обнаженки, я тебя умоляю.
—
Дейзи снова тихо рассмеялась, отведя динамик подальше от губ, хотя Пит в любом случае прекрасно знал, что она смеется.
Это, в каком-то роде, являлось его вечной миссией. Невидимой кистью он всегда умудрялся рисовать улыбку на ее лице. И это была не та ухмылка, которую она демонстрировала, чтобы никто не заметил ее разваливающийся на части мир, это было что-то, имеющее очень чистое, совершенное начало. То, что слабо, но пробивалось сквозь темноту, затопившую ее изнутри.
Ей иногда сложно было поверить в то, что Пит действительно существовал. Она не была по-настоящему уверена в том, что понимала, кто он такой, на самом деле. Он был ее мальчиком-загадкой, всегда представал перед ней таким, каким должен быть, каким она хотела его видеть, в каком она отчаянно нуждалась. Но каждый раз, когда она пыталась узнать его, едва услышав его бархатный голос или увидев его яркую улыбку, заставлявшую что-то в ее желудке переворачиваться, ей всего казалось достаточно. Каким бы он ни был, по крайней мере, он у нее был, и она не имела права жаловаться.
— С каких это пор ты занимаешься беспричинной меланхолией? У тебя новое хобби?
— Я тут подумала...
— О нет, после этого обычно ничего хорошего не случается.
— Ты заткнешься наконец? — не выдержала она, напугав при этом задремавшую у нее на коленях собаку. — Думала умотать в Сингапур, вообще-то. Я еще ни разу там не была. Как тебе идея?
— От чего бежишь на этот раз? — нисколько не удивленным тоном спросил он.
— Почему я обязательно должна бежать от чего-то? — закатила глаза она. — Может, я бегу к чему-то?
— За все те годы, что я тебя знаю, единственное, за чем ты бежала, были пончики с глазурью в столовой и Мэнди Трэвис, которая покромсала твою майку с AC\DС.
— Не смей припоминать мои школьные годы, это низко с твоей стороны, — горько рассмеялась она, вспоминая свои буйные проделки в старших классах.
— Это ты не смей занижать значимость того дня! У меня до сих пор хранится видео с вашей дракой. Я частенько его пересматриваю, когда блокируют канал с порно...
— Боже! — сморщилась она, хотя не смогла подавить в себе странное трепещущее чувство, барахтающееся где-то в стенках желудка.
Это щекочущее ощущение порождало мурашки по всему ее телу и снова возвращало лучезарную улыбку на лицо. Это была радость. Давно ушедшее от Дейзи чувство эйфории и беззаботности.
Пит.
Он дарил ей радость с такой легкостью и непринуждением, что со временем она и вовсе пугала ее. Поэтому они и не
могли находиться вместе слишком долго.Ее дни умирали. Завтрашние сутки готовы были раствориться в воздухе так же, как и вчерашние, и она просто не могла похоронить Пита в одном из прожитых ею дней.
Поэтому она и бежала. Она всегда бежала, но не ради себя — ради других, ради тех, кто еще не превратился в пустые воспоминания.
— Не увлекайся там с самобичеванием, хорошо? У тебя плоховато со знанием меры, ты точно додумаешься до какого-нибудь оригинального способа самоубийства.
— Это комплимент?
— Я серьезно, Дейз. Не хмурься, говорят, от этого морщины появляются. К сорока годам будешь походить на шарпея.
Пит ее не осуждал. Он не противостоял ее неожиданным порывам, не боролся с ее дурными привычками и не обижался, если она куда-то исчезала. Для него она была многоуровневой игрой, тенью, которую нужно поймать. Он знал, что этого не случится в ближайшее время, но однажды он вцепится в нее так сильно, что она уже никогда не сможет сдвинуться с места, прикованная к нему одному.
— У меня вопрос. — крепче сжимая в руке телефон, выдавила она.
— Я слушаю.
— Глупый вопрос.
— Я и не надеялся на другой. — усмехнулся он, снова прерываемый долбящей музыкой на заднем фоне.
— Ты в меня веришь? — почти прошептала она, рассеянно пропуская холодный песок между трясущимися пальцами. — Веришь, что я смогу все исправить?
Пит молчал. Она успела предположить худшее и уже собралась бросить трубку, как вдруг последовал его ответ:
— Ты ничего не исправишь, Дейз. Тебе нечего исправлять. Твой авторитет девочки-катастрофы — просто иллюзия, в которую тебе самой хочется верить.
— Я наломала дров, Пит. Кайл меня ненавидит.
Парень рассмеялся на том конце провода, в то время как она еле сдерживала слезы.
— И что смешного? — нахмурилась она.
— Кайл не ненавидит тебя. На самом деле, он тебя уже третий день ищет, бедняжка. Вы с Кайлом...вы совсем другая история, понимаешь? По отдельности вы больные шизики, у которых с головой не в порядке, но только запри вас в одной комнате, как вам становится легче. Поэтому ты и приезжаешь домой, да? Вы лечите друг друга, собираете друг друга по кусочкам, чтобы потом можно было ломаться дальше. Ненависть — не ваша стязя.
— Я не хочу его потерять, Пит. Зря, наверно, я приехала, нужно было драть когти, пока была возможность.
— Ты превратилась в такую самоедку, аж тошно. Встряхнись, ты слышишь меня? ПОДНИМАЙ СВОЮ ЗАДНИЦУ И ВАЛИ В СЭИНТ-ПАЛМЕР! — громко заорал он, срываясь на смех.
— Я слышала тебя буквально из Питтсбурга, осел. Спасибо за кровь из ушей!
Он снова рассмеялся, и она представила, как он сидит рядом и сканирует ее своими искрящимися глазами-хамелеонами, которые никогда не бывают какого-то одного-единственного цвета. Она хотела чувствовать, как его крепкие руки прижимают ее груди, как это было каждый раз, когда ей нужна была поддержка, как длинные музыкальные пальцы перебирают вьющиеся рыжие локоны, как он прячет белозубую улыбку в ее макушке.