My Ultimate Spring Playlist or Sure Feels Right
Шрифт:
***
– Ты все еще не оделась? – мимо меня прогрохотало очередное замечание, а я продолжила танцевать, заткнув уши плеером.
Он выдернул один из наушников, я приготовилась защищать свое имущество и право на дослушать чарующий голос Питера Стила. Поцелуй в затылок, я почти почувствовала себя гейшей, его пальцы, скользящие по моей комбинации, и тихий, как шелест ткани под его рукой, вопрос:
– К кому мне на сей раз ревновать?
– Это нулевая отрицательная, их вокалист мертв, можешь быть спокоен, - так же почти беззвучно ответила я и повернулась к нему, предупреждая очередной вопрос. Я протянула ему свободный
– Если бы этот парень был жив, я бы всерьез стал беспокоиться за наши отношения, уж больно он убедителен, - сказал Бенедикт, когда музыка смолкла.
– С его двухметрового роста тяжело звучать неубедительно, - улыбнулась я, не отлипая от него, упоение моментом и растворяющая в себе нега все еще владели мною, несмотря на ироничность замечания. Одно другому не мешает. – К тому же песня ассоциируется у меня с любимым фильмом, выйди он на два года позже, уверенна “Love You to Death” была бы в саундтреке.
– Любимый фильм? Никогда не слышал от тебя о чем-то любимом. Постоянная отговорка «Много». Делись, раз уж застукали с поличным.
– Ты будешь разочарован, - вздохнула я, он крепче сжал меня в объятиях, не выпустит, пока с позором не расколюсь. Я пожала плечами, делать нечего. Или все-таки поблаженствовать в его объятиях? Сам же долго не выдержит.
– Ты будешь смеяться, потому что фильм не снимал какой-то заумный режиссер, это даже не экранизация утонченного и высокоинтеллектуального романа, он лишен мозгодробильного сюжета в духе Дэвида Линча и сюрровых эффектов а ля Терри Гиллиам. Песня напоминает сцену на чердаке из «Ворона», когда Эрик делает предложение Шелли.
Бенедикт от удивления даже хватку ослабил и посмотрел мне в глаза, не придумываю ли я сказки на ходу.
– Я серьезно, - надулась, меня не поняли, осудили за ужасный вкус или не поверили искренности признания. А, может, все вместе. Я вступилась за любимую киноленту: - «Ворон» прекрасен от первого до последнего кадра. Атмосфера, актеры, работа с камерой, музыка, сценарий. В нем столько прекрасных цитат! Не каждая книга может похвастать ни выдержанной от первого до последнего слова атмосферой, ни самими словами.
– Вот так я и узнал, что ты неисправимый романтик, Хеллс. А делать предложение тебе надо в кружевной рубашке и кожаных штанах, - сказал он, зарывшись в мои волосы.
– Только попробуй! – взбунтовала я, услышав страшное слово, и выскочила из его объятий.
– Что? Сделать предложение или надеть кожаные штаны? – поинтересовался он, возвращая меня в тепло своих рук.
Живое воображение, прекращай рисовать его зад, обтянутый кожей. И надо было завести разговор о всяких рокерских фетишах, когда мы в шаге от опоздания на ужин, а он в полушаге от изнасилования…от того, чтобы подвергнуться изнасилованию. Что-то я запуталась в терминах. Проще говоря, Камбербэтч никуда не пойдет. Нечего меня провоцировать.
– Ты же знаешь, что такие вещи на меня не действуют, - я бездарно изобразила холодность и незаинтересованность и сделала шаг к свободе.
Он предвосхитил трусливый побег, и я оказалась на кровати. Тому с Амели придется сделать заказ за нас, если мы вообще попадем в ресторан. Сегодня. Бретельки больше не держали одежду, скользкая ткань предательски легко обнажила тело.
– Солипсизм, - прошептал
он, целуя живот.– Экзистенциализм – поднимается к груди.
– Структурализм – выдыхает, скользя губами по шее.
– Хочешь поговорить об истории философии? – то, что я хотела превратить в замечание, звучит как строчка из фильма для взрослых.
– Ты же говорила, что тебя возбуждает мой интеллект, - под жаром его губ яремная впадинка, - вот я и довожу тебя до кондиции.
Я еще на солипсизме была там, где уже давно зашкаливали все ограничители кондиции, а стрелка на измерительном приборе перевалила оранжевую зону и плотно обосновалась в красной.
– Гегельянство, – продолжает он опасную игру, висок обдает горячим дыханием, выбивает предохранители, все внутри начинает плавиться.
– Неоплатонизм, - губы жадно принимают ласки.
Даже непрекращающаяся телефонная трель неспособна завладеть нашим вниманием дольше, чем нужно для того, чтобы вырвать кабель из сети. Знали бы циники и эпикурейцы, как бессовестно Бенедикт эксплуатировал их, дабы предаться со мной гедонизму.
Вскоре «Вспомни как можно больше направлений в философии» превратилось в череду жадных вдохов, не менее шумных выдохов с обрывками слов, поцелуев на грани здравого смысла. Фихте меня побери, я хочу, чтобы это длилось вечно. Не Фихте, о чем это я.
– Бенедикт меня побери, - осипшим голосом выдохнула я окончание мысли. Виновник не заставил себя долго ждать. Меня побрали, сминая простыни, терзая губы, овладевая телом, наполняя собой, завоевывая с диким рвением, пробирая от первого до последнего нервного окончания, заново осязая каждый сантиметр кожи, изучая, познавая, постигая абсолютную роскошь упоения друг другом.
***
– Камбербэтч, что за черт?! – орал в трубку злой двойник Хиддлса. – У тебя должна быть очень веская причина, чтобы можно было оправдать оборванные телефоны. И что это за «Ужин без нас. ХО»?
Я смущенно отвернулась от пытливого взгляда. Разъяренный Том орал так, что сурдоперевода не требовалось. Каюсь, я успела отправить им сообщение, пока меня избавляли от одежды. Если бы не мой подвиг, Хиддлстон мог бы одним криком не отделаться.
– Причина была, - Бенедикт замялся, - точнее есть, но не сказал бы что веская, скорее мелкая и костлявая.
Настала моя очередь возмущаться. Мелкая и костлявая? Я тебе это еще припомню, любимый мой. Еще как припомню, вот только запишу. Дальнейшего разговора я уже не слышала, похоже, мелкая и костлявая – веская причина, чтобы сбавить тон. Посему поднялась с места масштабных боевых действий и заново начала приводить себя в порядок. Если мы не попадем на выставку с отреставрированным золотыми руками Амели Вермеером, чего доброго, темная половина Томаса Хиддлстона проявит себя еще и не таким боком.
– С чего это он так вскипел? – спросила я, когда они закончили разговор. – У него что сочувственная беременность?
Все возражения и замечания так и застряли у Бенедикта в горле, а лицо приобрело выражение, которое я бы расшифровала как “WTF?”. Надо бы вернуть клиента к полноценной жизнедеятельности, время поджимает. Вот я и смягчила предыдущий диагноз:
– Переживает за Амели, чтобы выставка прошла без накладок и проблем. Ему бы чего успокоительного. Может, заскочим по дороге в аптеку? Перегорит же, как лампочка, бедолага. Нервные клетки почти не восстанавливаются.