My Ultimate Spring Playlist or Sure Feels Right

Ну и ладно, я пошла по подъездной дороге к входу, предоставив Бенедикту наслаждаться обществом чемодана. Нас действительно встретили, огромный (когда я говорю огромный, это значит повыше и пошире Бенедикта) индеец с радушной улыбкой. «Северное полушарие, есть людей – плохо», - тут же успокоила себя я. Он пожал руку Бенедикту, поцеловал меня в щеку и представился:

– Джо, вождь аваничи.

Я скептически приподняла бровь. С каких это пор Джо становятся вождями краснокожих? Хотя, такой огромный медведь с черными косами и хитрой улыбкой, есть в нем что-то вождистое, такое в духе индейцев из «Питера Пена».

– Хитрый Лис, если хотите, - тут же добавил он.

Вот, совсем другое дело, мое лицо утратило недоверчивый прищур, я улыбнулась:

– А у нас тоже будут свои индейские имена, пока мы будем у вас гостить? – поинтересовалась я после того, как вождь посвятил меня в подробности нашего пребывания на территории племени. В общем, сделал работу Бенедикта. Джо лукаво прищурился:

– А почему бы и нет. Как бы Вы назвали своего мужа?

– Объелся груш, - тут же выдала я. – Он не муж мне.

– Неплохо, но, может, все-таки животных вспомните, - он еле сдерживал смех.

– Хитрожопый Сурикат, - не задумываясь над последствиями, выдала я. Вождь одобрил мой выбор и спросил, кто же тогда я.

– А я – изящная лань, - гордо представилась, вспомнив песню из «Мулан».

– Ага, Задиристое Копыто, - поправил меня Бенедикт, по-моему, он остался недоволен своей кличкой. И будет мстить. Гонять свою скво и в хвост, и в гриву, придется мне оправдывать свое задиристое прозвище.

За три дня, проведенных в племени, я была готова к зомбиапокалипсису круче, чем пионер к сдаче металлолома. Бенедикт ходил на охоту с мужчинами племени, я, как примерная, ждала его дома и плела ему кожаный пояс с бисером. Вождь Джо сказал, что это обязательный гвоздь программы, и отвел меня к женщинам племени на мастер-класс. Они перекинулись парой слов на своем языке, заговорщицки посмотрели на меня и принялись за обучение. Мне осталось только нервно сглотнуть и сделать вид, что не заметила их коварных перешептываний.

Нехватку современных средств связи мы заменяли общением друг с другом. Так долго мы еще никогда не разговаривали, не затрагивая его или мою работу, последние новости или еще какой-то информационный шум. Мы делились друг с другом впечатлениями от прошедшего дня, рассказывали о своих находках, об увиденном. Даже если переживания были общими, рассказы получались абсолютно разными. Тогда я поняла, как у эскимосов может быть поразительно огромное количество слов для обозначения оттенков белого. Мы даже костер, у которого сидели, описывали по-разному. Такие упражнения стали для нас своеобразным развлечением, когда мы не участвовали в племенных обычаях.

Мне страшно признаться даже самой себе, но время, проведенное без связи с внешним миром, было одним из немногих сказочных переживаний в моей жизни.

***

В предпоследнее утро нашего пребывания в племени аваничи я наконец-то узнала, зачем мы взяли теплые вещи. Конечно, я бы с большим удовольствием проспала все радости рассвета и раскрыла тайну курток часиков эдак в двенадцать, но в полпятого утра меня не особо нежно и без церемоний растолкали и сказали:

– Пора.

Что, Хель побери рассветы, пора? Яблоки в соседском саду воровать или картошку по ночи выкапывать? Или валить пока живы, потому что за ночь полюса переменились, и сейчас мы не в дружелюбном племени североамериканских индейцев, а у их соседей с юга, у каннибалов Амазонки. Опять любители перекусить человечиной.

– Что же это творится? – пожаловалась я вслух.

– Сюрприз, - улыбнулся Бенедикт. Его улыбка в такую рань выглядела как надругательство над моим молодым подрастающим организмом. Да, побудка в полпятого – сюрприз из сюрпризов. Я, ворча, выбралась из-под одеяла, но тут же пожалела о содеянном, забралась обратно с головой и оттуда начала командовать, что мне принести в постель.

Ворча и забравшись еще и под куртку Бенедикта, я дошла до автомобиля. Так же ворча, но уже без утеплителя я вышла посреди леса, где нас высадили и пообещали забрать завтра вечером. Я оглянулась вокруг: лес, каменистая тропа и старый бар. Последняя достопримечательность выглядела так, будто здесь остановилось время, а ребята из забегаловки думают, что по всей стране до сих пор гремят Вудстоки. Нет, это не сюрприз, это нежданчик. В лучшем случае. В худшем – завязка какого-то малобюджетного хоррора. Я с опаской обошла планировщика путешествия на край Земли.

– Ты что делаешь, Хеллс? – удивился он, крутясь за мной, а я подозрительно:

– Ищу топор.

Он покосился на меня как на пришибленную:

– Недосып?

– Скорее поворот не туда, - прикинув все за и против, сравнив декорации с оригиналом, я пришла к неутешительному выводу: - Семь.

– Очень даже туда, - обиделся экскурсовод в обитель маньяков, - нам пора, не то выбьемся из графика.
– Он, весь такой бодрый и с тяжелим рюкзаком за плечами, пошел к тропе. А я что? А я пошла следом, перспектива остаться один на один с избушкой без курьих ножек не грела.

Мы взбирались по тропе, которая вскоре превратилась в россыпь булыжников, целый день, с перерывами на кофе и обеды, точнее на виски и сухой паек. Огненная вода однозначно грела лучше одежды, а мы все шли вверх. Подъем был тяжелым для моих изнеженных лондонскими тротуарами ног, потому сил на общение не было, только на созерцание захватывающих дух пейзажей и восстановление этого самого захваченного приступом сбитого дыхания духом. Каждый раз, когда мы делали привал, я выдергивала у Бенедикта из-под рюкзака спальник и растягивалась на ближайшем камушке, жалуясь на жизнь. Знаю, все тяжести тащил он, ему хуже, но не я же затеяла марш-бросок к какой-то заснеженной вершине хребта Сьерра-Невада. Бенедикт постоянно сверялся с часами (надо было реквизировать их, как и прочие излишки цивилизации) и под конец чуть ли не пинками подгонял меня вперед. Сумерки грозили застать нас где-то посредине горного кряжа, это должно было прибавить мне темпа, но нет. Лишь когда я увидела перед собой деревянный домик для таких ненормальных горных туристов, как мы, то рванула к нему, словно преодолевала последнюю сотню на марафоне.

– А еще плакала, что и шагу ступить не можешь, - улыбнулся он, когда, наконец, нагнал меня на пороге. Я сидела и переводила дыхание, мы никуда не спешили, а это значит, что можно было спокойно насладиться открывающимися видами и вдохнуть на полные груди холодный и чистый горный воздух. Бенедикт занес наши пожитки внутрь и сел возле меня. – Не хочешь посмотреть, куда мы забрались?

– Там есть указатель? – удивляюсь, как у меня еще остались силы на сарказмы. Я поднялась и пошла следом. Мы обошли домик, отороченный узкой террасой, и оказались над обрывом. Впервые я почувствовала, насколько мы высоко. Сердце ушло в пятки, но одновременно появился дикий восторг, хотелось кричать, чтобы слышал соседний пик, чтобы слышал весь мир. Солнце пряталось за острыми вершинами, мы погружались в сумрак цвета разбавленного вина, вокруг была морозная тишина горного снега, а самое главное – это чудо принадлежало исключительно нам двоим.

– «Розовый цвет сгинул, скоро все стало лиловым сумраком, и рев тишины был…», - начал Бенедикт, я в детском удивлении уставилась на него и продолжила:

– «…как нахлынувшие алмазные волны, что перекатывались по жидким папертям наших ушей; такого хватит успокоить человека на тысячу лет», - я обожала этот отрывок, когда впервые встретила его в романе, перечитала, наверное, раз десять, и все равно он не утратил вкус, как это сделало бы любое предложение в современном романе. Некоторые из них не кажутся сочными и при первом прочтении. – Как ты узнал?

– Надо меньше закладок с выписанными цитатами в книгах оставлять. Особенно, если ты даешь их кому-то почитать. Ты бессовестный спойлер, Хеллс, - он развенчал сверхъестественную тайну нашего пребывания на Маттерхорн-пик.

– Но как ты узнал, что я буквально с ума схожу от этого описания? – не сдавалась я.

– Тебе на той закладке только сердечки осталось нарисовать, чтобы дело оказалось очевидней некуда. Там все эпитеты подчеркнуты, некоторые ТРОЙНОЙ линией, - рассмеялся он.

– Как же хорошо иметь личного Шерлока, - улыбнулась я обоим значениям фразы.