My Ultimate Winter Playlist or Let's Do It

«Конечно, помню. В субботу ждите», - беззастенчиво соврала я, шаря по сайтам авиакомпаний в надежде, что какая-то из них заберет меня тушкой ли, чучелком ли…да хоть спасательным жилетом.

«Ассанжа своего тоже берешь?»

Чтоб меня штази мучили! Второй промах за пять минут. Сегодня что Всемирный день всплывающих ляпов? Надо пойти и сообщить труженику Мельпомены, что завтра у меня Reise, Reise nach Berlin. В то время как он будет изображать психически нестабильных монархов, я буду в компании двух очаровательных молодых людей: *А как это называется, когда переспали…пару раз, но не встречались?* Франца и *Сдерживаем свои оргазмы от его художеств* Михаэля. Я нервно сглотнула, благо воображение живо обрисовало перспективы сообщения новостей мистеру Приревную Тебя К Каждому Столбу Камбербэтчу, и пошла сдаваться.

– Бенедикт, - сказала я, растягивая, как ириску, его имя, и села к нему на колени. – Я хочу…

– У нас в доме нет места для единорога, - сообщил он и уткнулся в газету. После дивного привета с той стороны Атлантики он занялся перелистыванием прессы на предмет оскорблений моей девичьей чести. Не скрою, то, что такой мужчина блюдет эту самую честь, очень льстит моему женскому самолюбию, но не ценой же собственного спокойствия. Я вполне в состоянии пережить свою новонарисовавшуюся модельную карьеру, ребята из Top Gear теперь нашли новый «повод» (второй после кулинарных талантов) оставить меня в команде: устраивать на паркинге BBC благотворительную мойку авто в купальнике с участием известной в узких кругах украинской модели, а это чудо все никак не успокоится. Чего я ему только не предлагала. Точнее предлагала одно: забить болт, но в разных вариациях. Так нет же, вбил он себе в голову, что война с мельницами ради дамы сердца – дело кровь из носу необходимое и все тут.

– Если ты еще раз так сделаешь, то следующее, о чем прочтешь в газетах, будет, как твоя ненормальная девушка собрала утренние газеты во всем квартале и торжественно сожгла их перед твоими окнами, - выдала я недовольную тираду и вырвала газету из его рук. Он посмотрел на меня, будто только заметил у себя на коленях, и виновато улыбнулся, обняв и усадив поудобнее.

– И что хотела моя маленькая пламенная революционерка?

– В Берлин.

– Как только в графике появится просвет, мы съездим в город, непонятно как влюбивший тебя в себя.

– Заманчивое предложение. Два любимых мужчины разом, - мои губы растянулись в мечтательной улыбке. – Но я имела в виду более насущные дела. Франц давно пригласил меня на выставку. А я только сегодня вспомнила, что ужасно безответственна…

– …сказала девушка, которая проводит на работе больше времени, чем дома, - вставил ремарку Бенедикт.

– …в общем, в субботу я лечу в Берлин.

Я почувствовала, как он напрягся, я тоже собралась. Он посмотрел на меня, будто я сказала ему, что лечу провести выходные со…ну да…приблизительно так и сказала.

– Но ведь Михаэль обидится, - попыталась оправдать свой ужасный поступок я.

– Какой еще Михаэль? – почти крикнул Бенедикт.

– Художник. Выставка его. Не будь букой, я всего на день. Покручусь в галерее, поздравлю Мишу с небывалым успехом, проведаю Франца и в воскресенье утром буду дома, - объяснила я свои планы накалившейся груде мышц. – Расслабься, на этот раз спать с ним не собираюсь, - попыталась разрядить обстановку ОЧЕНЬ неудачной шуткой я.

– Что значит на этот раз?! – уже кричал он. Я, как ошпаренная, сорвалась с его колен. Кричать на меня – провальный педагогический метод. Сама никогда не дохожу до аргументации своей позиции голосом, а когда такую технику используют на мне, то впадаю в упрямое детство и делаю глупости.

– Я свободная женщина. Куда хочу, туда и еду, - возмутилась я, топнула ножкой и отвернулась от него.

– Как скажете, Настасья Филипповна, - согласился Бенедикт.

– Не буди во мне роковую истеричку, Мышкин!

Вот, что я называю, поговорили. Мы сели в креслах друг напротив друга и пилили друг друга обиженными взглядами, пока я, наконец, не рассмеялась. Не могу я долго на него дуться, особенно, когда эти метр восемьдесят сексуальной дедукции сидят напротив и выпячивают и так пухлую нижнюю губу. Хочется взять и укусить ее, что я, повинуясь первобытным кровожадным инстинктам, и сделала. Он воспринял акт каннибализма за примирение, я не стала разуверять его, ведь вместе с его поцелуями и объятиями получила разрешение на посадку в международном аэропорту Берлина.

– Веди себя там хорошо, Хеллс, - дал мне последние наставления перед тем, как отпустить паковать чемоданы, Бенедикт.

***

– Не знаю, что я сделал не так, но я раскаиваюсь и готов понести строжайшее наказание, - улыбнулся Франц, подходя ко мне, и забрал сумку. Мы обнялись, я чмокнула его в щеку.

– Приятно принять от тебя такую покорность судьбе, но с чего ты решил, что я злюсь?

– Пальто, очки и садистская шпилька, - суммировал он улики, которые привели его к поразительному умозаключению.

Раз даже Франц испугался моей строгой верхней одежды, то Бенедикт на двести процентов выполнил обещание найти мне такое пальто, что даже дивизия СС обзавидуется. Что до шпилек, то я решила компенсировать минимум платья обилием кожи на ногах, а высокие сапоги у меня имелись только такие, которые во всех смыслах, вот и получилось, что из-под строгого пальто выглядывали не менее строгие черные сапоги с умопомрачительной шпилькой-гвоздиком (любовь к каблукам как следствие маленького роста). Очки…да, я знаю, что они не больно снимают напряжение при искусственном освещении, а при чтении с монитора, что мертвому припарка, но я надевала их для другой цели – вместо макияжа. Когда со мной приключался приступ лени или нехватки времени я вместо того, чтобы размазывать синяки под глазами а ля панда, просто надевала очки в черной оправе. И глаза подчеркивает, и смывать потом не надо.

– Насколько я поняла, мы идем на серьезный официальный прием. Не могла же я нацепить рваные джинсы и майку с Sex Pistols.

– Михаэль бы оценил.

– Оценил что? – вынырнул виновник торжества из толпы.

– Это как-то неправильно, - протянула я, они с волнением уставились на меня, - что вы оба приехали встречать меня, хотя ты, Миша, должен сейчас сидеть, грызть ногти и учить свою приветственную речь, а Франц - сидеть рядом и подливать тебе пиво, главный антистрессовый напиток.

– А я-то думал, что ты написать поможешь, - сказал Михаэль и скромно потупил взор в пол. – Ты ведь у нас писать умеешь.

– Я? Помогу? А раньше нельзя было сказать? Что же я писать буду? Надо было предупредить, у меня ведь никакой информации нет, - развела я панику.

– Пойдем, Хеллс, нас такси ждет, - сгреб меня в охапку Франц и потащил к выходу, а я все вырывалась и выдавала непересыхающий поток возмущений Михаэлю. Уже по дороге в галерею он не выдержал и признался, что жестоко подшутил. Не выдержала душа художника моих возмущенных возгласов.

***

– Делай, как советуют в голливудских фильмах, представляй, что публика голая.

– Можно я ограничусь тобой?

– Дурак великовозрастный, - хмыкнула я и толкнула его в плечо. – Иди, чтоб я тебя только на сцене и видела.

Пока Михаэль толкал речь, мы, как бравая команда поддержки, стояли под сценой и держали за него кулачки. А потом, пока хозяина вечера донимали гости и репортеры, я наконец-то занялась тем, чем надо, пошла осматривать экспозицию. Где-то на полдороге меня догнал Франц с бокалами шампанского и начал рассказывать о том, как рождались эти глубокомысленные шедевры. Мы смеялись, допивали уже тот бокал шампанского, на котором сбивается счет, я расслабилась, похоже, вопроса «Почему он?» или «Что я сделал не так?» мне можно не ожидать, как я боялась.