Мы вернемся, Суоми! На земле Калевалы

Пальцы уже подчиняются ему. Но, может быть, часовой проснулся. Инари подходит к глазку. Нет, все в порядке. Ровный круг света на столе под лампой.

Инари сходит с лыж, бережно прислоняет их к стене и подымается на скользкое крыльцо.

Ветер сдувает с крыши комья легкого снега и сыплет на голову. Инари входит в дом. Небольшой темный коридорчик. Снова дверь. Чертовски громко скрипят эти кеньги с мороза. Дверь открыта. Висячая лампа. Ровный полукруг света ложится на стоящий под нею крашеный круглый стол.

Голова часового по-прежнему покоится на этом столе.

Он сидит на стуле, винтовка зажата между коленей.

По бокам у стен стоят продолговатые вертикальные ящики, напоминающие ящики для хранения платья в цехах и в банях.

Комната большая. Сейчас полутьма ее наполнена храпом, сном нескольких десятков молодых здоровых парней.

Теплое дыхание идет от двойных нар, стоящих вплотную у одной из широких стен казармы.

Здесь могут спать спокойно, не тревожа друг друга, пятьдесят человек.

На мгновение Инари внутренне содрогается, подумав об этом. Но отступать, ему кажется, поздно.

— Спокойствие, Инари, спокойствие, — шепчет он себе под нос.

Тепло комнаты обволакивает его, и на скрипучих кеньгах подходит он к часовому.

Как сладок его сон!

Инари держит в одной руке револьвер.

Со всей осторожностью, на какую он только способен (ему кажется, что даже сердце его привстало на цыпочки), стараясь не разбудить дневального, берет он у него винтовку. Тот легко выпускает ее из своих колен и, сладко вздохнув, кладет левую руку на стол.

Инари опускает винтовку позади себя на пол у самой двери и снова подходит к дневальному.

Стук собственного сердца кажется ему оглушительной барабанной дробью. Он может разбудить этих мерно дышащих солдат, и тогда… тогда все кончено.

Он чувствует, что одежда его стала влажной — жарко.

Инари подносит дуло револьвера к самому лбу дневального.

Дневальный, осязая кожей своей холодок, машинально отводит назад голову и бормочет сквозь сон:

— Ну уж это, ребята, бросьте!

«Он может разбудить всех», — пугается Инари и левой рукой зажимает дневальному рот. Правой же прижимает дуло ко лбу спящего.

Дневальный, наконец, нехотя открывает слипающиеся глаза и, словно вспомнив, что он находится на посту, пытается вскочить. Но Инари усаживает его на место.

Теперь-то солдат увидел направленный на себя револьвер и понял, что перед ним стоит совсем чужой человек.

— Тише! Если шелохнешься и громко скажешь слово, это будет твое последнее слово на этом свете, — угрожающе шепчет Инари.

Но дневальный и так перепуган до смерти. Он сближает колени — винтовка исчезла!

— Сколько здесь человек? — шепчет настойчиво на ухо Инари, по-прежнему держа револьвер у лба.

— В ужин на котле было тридцать.

— Где остальные?

— Восемнадцать в разных заставах, пять послано для проверки телеграфных линий.

«Черт побери, мы поймали только четверых, — чертыхнулся про себя Инари. — Куда бы мог затесаться пятый?»

И он продолжал тихий допрос:

— Где оружие, винтовки?

— Вот в этих шкафчиках у стены.

— Шкафчики заперты?

— Да. Ключ от каждого при владельце винтовки.

Инари отходит немного, держа дневального под наведенным на него револьвером.

— Снимай ремень…

Тот снимает.

— Дай сюда.

Неуклюже, одной рукой, обматывает Инари руки дневального ремнем.

— Теперь сиди на стуле без движения. Лучше всего спи снова. Если будешь шуметь или двигаться — каюк! Понял?

Дневальный утвердительно кивает.

Действительно, лучше всего спать, потом проснуться, и тогда все сейчас творящееся может оказаться нелепым сном, за который даже фельдфебель не припаяет штрафных нарядов.

— Переходи!

Инари отставляет стул в сторону, к окну, чтобы дневальный ни одной секунды не был за его спиной.

Дневальный спокойно пересаживается.

Он страшится того, что еще может произойти. Наверно, придется ему, дневальному, пойти под суд, если, конечно, херра поручик не покроет его проступка. О том, что офицеры иногда покрывают проступки своих подчиненных, чтобы им самим не влетело, дневальный не раз слышал от пожилых своих товарищей.

Поэтому, хотя и волнуясь при мысли о предстоящем наказании, он с нескрываемым любопытством следит за за каждым движением этого высокого, сильного лесоруба.

Инари, держа в руке револьвер, подошел к нарам и осторожно потрогал крайнего спящего на верхней наре за ступню.

Тот заворчал.

Тогда Инари стал настойчиво тормошить спящего.

— Какого черта! — спросонок хотел выругаться разбуженный и сел на своем ложе. Увидев устремленный на себя револьвер, он сразу как бы протрезвел: — В чем дело?

— Если скажешь слово — крышка, — угрожающе прошипел Инари, и лицо его было так выразительно, что солдат замер. — А ну, слезай с ключом от своего шкафа.

Нехотя сполз с верхних нар крайний солдат, норовя наступить на ноги спящего под ним на нижних нарах.

— Тише, — прохрипел Инари. — Если еще что-нибудь такое сделаешь, пойдешь к своему прадеду. Где твой ящик? Номер восьмой? Дай ключ.

И дневальный видит, как лесоруб ключом, который подал ему солдат, открывает шкафчик, вытаскивает оттуда винтовку.

«Черт дери, как это я поставил свою винтовку в шкафчик, не открыв затвора, от капрала мне бы здорово утром попало», — думает солдат и с чувством некоторого облегчения смотрит на Инари.

Инари же кладет винтовку к двери, рядом с отобранной у дневального.

— Полезай обратно на свое место и лежи смирно. Лучше спи, — приказывает Инари солдату и наблюдает, как тот взбирается наверх, на свое теплое место и поворачивается спиной к свету, лицом к стене.

Затем Инари тормошит соседа этого солдата. Тот поворачивается на другой бок и не хочет просыпаться.

Голая его ступня высовывается из-под одеяла. Инари кончиком дула щекочет ступню. Тогда солдат просыпается.

— Что, тревога?