Мы все умрём. Но это не точно

Этого было более чем достаточно, чтобы любой честный аврор обратил внимание. Но главу аврората её папка, видимо, не впечатлила.

— Я не помню, чтобы давал тебе задание на поиск Пожирателей смерти, и, насколько знаю, твой квалификационный экзамен состоится только через пару месяцев. Ты не имеешь права вести собственное расследование.

— Я ничего не вела! Просто много работаю в архиве и не могла не заметить эти документы. Мне кажется, это важно, сэр. Я просто собрала вместе разные заявления, это обычная работа статиста.

Даже если Смитерс и был на стороне Люциуса, то игнорирование письменных документов могло стать хорошим поводом для инициации проверки его деятельности. Либо глава аврората отреагирует и пошлёт по указанным адресам людей, либо Гермиона направит советникам запрос, чтобы они проверили Смитерса на соответствие занимаемой им должности. Она даже надеялась, что он даст ей хоть малейший повод его уличить.

— Хорошо, стажёр Грейнджер.

Смитерс раскрыл папку, пробежал глазами и взмахнул палочкой, оставляя свою подпись. Он тоже соблюдал формальности. Но почему-то создалось впечатление, что лист с адресами так и не покинет этой проклятой папки.

Лифт остановился, и глава аврората снова пошагал дальше. Гермиона проводила взглядом его коренастую фигуру и увидела, как он передал документы своей секретарше. Та молча кивнула и положила папку на свой стол поверх большой стопки других. Слишком большой стопки. Высотой с чёртов небоскрёб.

Ясно. Всё с ними было ясно. Прошла уже пара месяцев, а её старшего аврора так и не нашли. Оливера, похоже, ждала та же участь.

В самых расстроенных чувствах Гермиона вернулась за их с Невиллом стол. Лонгботтом всё ещё торчал в лаборатории, и всё пространство принадлежало только ей. Почти уединение. Она выстроила щитом папки, чтобы отгородиться от гула транспортного отдела, достала лист бумаги и карандаш.

Что делать?

Ей нужно было успокоиться и привести мысли в порядок, в этом всегда помогали столбцы. Грейнджер вывела первый столбец «Дано» и окинула взглядом помещение, словно подсчитывая союзников.

К поискам Оливера стали подключаться другие стажёры: те, кто хоть раз играл с ним в квиддич или попадал в патрули. Вуда любили, но всего набралось человек десять. Остальные были слишком завалены текущей работой. А у их маленького отряда никак не получалось работать организованно. Каждый делал для обнаружения Оливера то, что мог, и это напоминало поиски носка в захламлённой квартире. Десять человек хаотично поднимали подушки, по тысяче раз открывали кухонные шкафчики и орали бесцельное «Ау!».

Девушка Вуда сидела в коридоре Министерства и не сводила глаз с двери Люциуса. Трое других стажёров опрашивали соседей и знакомых. Ещё двое дежурили у мэнора, их сегодня вечером должны были сменить Кормак и Максимус. Удивляло, что даже рыжий полупожиратель теперь состоял в их команде. Гермионе хотелось возразить против его кандидатуры, но всё же их и так было слишком мало. Им нужна была любая помощь.

Любая помощь?

Гермиона невольно вспомнила про своих двух бывших Пожирателей смерти. Могли ли её парни что-то знать?

Почему она не сказала вчера Драко, что посетила его мэнор, она сама не знала. Это было что-то на уровне интуиции и чутья. Ей хотелось, очень хотелось, и когда она возвращалась домой, то мечтала, как прижмется к его груди и… Её остановила маленькая деталь. Фамильный перстень. Малфой никогда раньше его не носил, и платиновый ободок показался чем-то чужеродным. Кричащим и неправильным. Словно клеймо.

Впервые за всё время она увидела в нём чистокровного волшебника, и это было подобно ведру холодной воды на голову. Почему-то такой же перстень на пальце Тео её не отталкивал. Она к нему привыкла. Нотт всегда носил на руках много магического барахла — от браслетов до колец — и его фамильная реликвия казалась неотъемлемой частью образа. Но Драко утверждал, что ненавидит Люциуса. Почему вдруг надел свой перстень? Неужели что-то изменилось? Стал бы он свидетельствовать против собственного отца?

Почему-то Грейнджер казалось, что нет. Доверяла ли она парням? Почему-то казалось, что да. Но разговаривать втроём у них получалось с трудом.

Гермиона закусила кончик карандаша. Какое-то нехорошее ощущение скручивалось ядовитой змеёй в животе. Чёртово кольцо не давало покоя. Она нарисовала схематичный перстень с буквой «М» и поставила знак вопроса, потом подумала и нарисовала облако. Закрасила его чёрным.

Она видела, как эти двое аппарируют с помощью тёмной магии из того домика-убежища в горах. Грейнджер подумала, что, возможно, это было побочным эффектом от использования Непростительных. Она читала в учебнике по метафизике проклятий, что, слишком часто прибегая к запретной магии, волшебники постепенно утрачивали возможность применять общие и светлые заклинания. Способность либо терялась частично, либо атрофировалась полностью. Всё зависело от степени проникновения темных структур в магическое ядро. Гермиона никогда не затрагивала эту тему с парнями, но замечала их трудности при применении целебных заклинаний. Если Драко справлялся на тройку, то Тео лечить вообще не мог. А значит, их магические способности уже были изуродованы скверной. Могло ли это отразиться и на аппарации? Конечно, могло.

Но Гермиона же видела, как мальчики аппарируют, словно обычные волшебники! Почему в тот раз они воспользовались чем-то тёмным? Возможно, из-за барьера. На убежище Тео стояла сильная защита, и переноситься оттуда было действительно сложно. Наверное, парни просто ослабли после стычки с Амикусом и выбрали для себя то, что даётся им легче. Это звучало более-менее логично и даже немного её успокаивало. Всему всегда должно быть объяснение. И у мальчиков оно наверняка имелось, но если бы Гермиона спросила их напрямую, то всё наверняка закончилось бы сексом.

Рядом с ними всё было как-то неправильно… Если бы она вела дневник, то описала бы свою жизнь за последнее время как «много секса». Неприлично много секса.

Да кому она врёт!

Гермиона успела бы только аккуратно разлиновать поля розовым карандашиком, подписать дату и вывести каллиграфическим почерком «Дорогой дневник…», а дальше тянущаяся вниз кривая линия, чернильные кляксы и страницы, испачканные спермой.

Секс на ковре, на полу, петтинг в ванной и на кухне. Секс с Теодором и с Драко, по-очереди и вместе. Их горячие твёрдые тела, рельефные мышцы, покрытые солёными капельками пота. Их запах. Их вкус. Их губы и языки. Переплетение пальцев и ощущение чужого веса на себе. В себе. Горячая тяжесть члена на языке. Движения, касания, покусывания и стоны.

Хрипы.

Жаркое дыхание.

И снова сладкие стоны. Её. Его. Их.

От воспоминаний в низу живота закрутился тугой томительный узел… Почему-то здесь и сейчас ей больше всего на свете захотелось, чтобы они были рядом. Услышать мягкий голос Тео, почувствовать, как Драко крепко прижимает её к груди своей жилистой рукой с этими смешными светло-русыми волосками… Их странное трио редко разговаривало, но все они были молчаливо близки. Очень.

— Это точно палочка Оливера, — из мыслей её вывел тихий, шелестящий, как сухая страница, голос Невилла.

Гермиона подняла на него глаза, отметив бледность кожи, красные нервные пятна на щеках и странно спокойный взгляд, словно Нев уже принял для себя самый худший вариант.

— У него могла быть запасная с собой, — упрямо ответила она.

Конечно же, была, все авроры всегда носили в кобуре вторую палочку на случай, если первую выбьют из рук во время задержания. Обломок одной-единственной палочки ещё не являлся доказательством его смерти.

— Могла, — мрачно согласился Лонгботтом и устало опустился на стул рядом. Нервно помял пальцами край первой попавшейся бумаги и так же спокойно и тихо добавил: — Давай исходить из фактов. Мы знаем, что Оливер был в поместье Малфоев и применил там магию. По обломку палочки не удалось выяснить его последние заклинания, но это слишком странно. Он не должен был там находиться.