Мы все умрём. Но это не точно

— Он бы уже вернулся, — тихо прошептала Грейнджер, и Тео подошёл к ней.

Он ласково погладил её по щеке. От его теплых пальцев так приятно пахло табаком.

— Ты не понимаешь, даже если Люциус связан с Пожирателями смерти, то у вас нет доказательств, Цветочек. Но то, что Антонин связан с Пожирателями смерти, ты знаешь точно. Все пути ведут к Долохову. Если аврорат его схватит, то сможет получить много информации. Поверь, Антонин заговорит, если захочет избежать поцелуя дементора. Даже Драко смог выудить у него информацию. Что сможет сделать Веритасерум и опытный аврор-легилимент? Тебе нужно сосредоточиться на Долохове, только так ты найдёшь своего Оливера.

— И что ты предлагаешь?

Тео выдохнул.

— Тебе нужны ответы на вопросы. Завтра мы отправимся в то место, где ты найдёшь их.

Гермиона облегчённо прикрыла глаза, ощущая, как теплые пальцы Нотта гладят щеку. Они с ней. Они вместе и со всем справятся. Её мальчики рядом.

Только, кажется, перед Осмундом стоило извиниться. Похоже, нормальные свидания не для неё…

Комментарий к 33. Доказательства

Пин: https://pin.it/6yDciBd

Видео: https://t.me/aris_gde_glava/204

========== 34. Изнанка ==========

Болела голова.

Мигрень пульсировала в висках и отдавалась в лоб. Хотелось пить, и руки дрожали. Постоянное использование легилименции вымотало его настолько, что даже сквозь сон он чувствовал мигающую боль. Это добивало окончательно.

За окном снова моросил мерзкий весенний дождь, и сырость вползала в квартиру через трещины в оконной раме. Так не хотелось вылезать из-под тёплого одеяла, но перстень на пальце опять горел. Только это ощущение не согревало, а пробирало до костей. Малфой надел свои неизменно чёрные, как его жизнь, брюки. Натянул на тело чёрную, словно его вера в счастливое будущее, футболку и потянулся к коробке с цветными носками.

Кто я сегодня?

Счастливый шпинат? Или что это за жизнерадостная трава?

Драко скомкал в руке яркую зелень носка и поковырялся в коробке ещё. Перстень на пальце горел — папочка вновь призывал в свои покои. Малфой-младший не спешил и не торопился. Ему даже нравилась эта боль. Он каждый раз тянул и проверял собственные пределы — сколько понадобится времени, чтобы не сорваться с места и не аппарировать к Люциусу. Каждый раз будто натягивал поводок, проверяя длину, на которую его отпустит хозяин. В комнате стояла умиротворённая тишина, а в душе хотелось оглушительно кричать. Скинуть удушающее покровительство отца и взять свою жизнь под собственный контроль.

Драко закрыл глаза и наугад вытащил другую пару носков — в ладони оказались красные с собачкой. Возможно, это брак, но у собачки были такие глаза, словно ей с разбегу вставили в зад древко метлы. Большие-большие, удивлённые и слегка грустные.

Да, вот это оно. Именно так он себя ощущал в последнее время.

Щенячье-красные носки спрятались под чёрными штанинами и тяжёлыми ботинками. Кольцо жгло. Голова болела. Гермиона тихо спала в обнимку с Теодором. Две одинаково безмятежные кудрявые головы. И в этих двух головах вертелись одинаковые завитушки-пружинки. О чём они думали? Проверять не хотелось. Драко привычно считывал их настроение по мимике: нахмуренным бровям, уголкам губ и взглядам, но в последнее время не прибегал к легилименции. Только с ними он мог расслабиться и просто побыть собой. Лежать вместе, касаться кожи Грейнджер, слушать, как Нотт читает вслух книгу, и делать вид, что мир вокруг не сходит с ума. Хотя на самом деле всё катилось к чертям.

Малфой-младший взмахнул палочкой и, чтобы не терять времени, аппарировал сразу в кабинет отца. В последние дни казалось, будто родитель там и ночевал. Спал, мочился, ужинал. Драко было плевать на распорядок Люциуса, просто хотелось унять жжение от металла на пальце.

Дезориентация после аппарации рассеялась, и он потёр виски, стараясь унять боль. После уютной свежести магловской квартиры всего вдруг стало слишком много: душного запаха пыли, перегретого сухого воздуха с примесью каминного дыма. Складывалось ощущение, что он тонул в этой атмосфере полумрака. Тяжёлые портьеры были плотно зашторены, и лишь небольшая настольная лампа освещала роскошный стол из красного дерева. Люциус сидел там же и что-то увлечённо писал. Он выглядел словно одержимый: на лбу залегли глубокие морщины, а под глазами синели мешки. Отец сильно похудел и внешне напоминал скелет, но в душе у Драко ничего не откликалось.

Пусто.

— Почему так долго? — Люциус не поднимал глаз и продолжал что-то писать. Павлинье перо в его пальцах изящно вальсировало по бумаге. В контраст былому пафосному величию на столе царил непривычный бардак: скомканные пергаменты, высохшие чернильницы, письменные принадлежности и какой-то остывший бульон с тонкой плёнкой жира на поверхности. Даже зелёная муха, и та кружилась над головой отца, завершая картину. Странно было видеть его таким…

Драко отодвинул стул и молча сел напротив, с вызовом вздёрнув подбородок, как гордый и независимый отпрыск старинного рода. Это было даже смешно. Сидят, изображают из себя кого-то, кем не являются. Один — сильного мира сего, второй — словно что-то контролирует в своей жизни. Иным словом — Малфои.

При этом Малфои так и не разговаривали друг с другом. Драко всегда молча аппарировал к родителю, молча выслушивал и молча отправлялся на задание. Папенька так же молча использовал его навык легилименции. Проследить, считать, узнать. Малфой-старший готовился к выборам на пост Министра и собирал компромат на всех, до кого можно было дотянуться.

У Малфоя-младшего от постоянного использования магии разума болела голова и дрожали руки. Ему теперь постоянно приходилось жевать приторный шоколад, который он ненавидел, но нуждался в нём, чтобы поднять уровень сахара в крови.

Собственная слабость раздражала. Драко никак не мог решить, что в легилименции ненавидел больше — свою зависимость от сахара, без которого он был беспомощен, как котёнок, или тупые, однотипные мыслеобразы других людей.

А ведь в начале своей практики ему даже казалось, что сознание объектов — как портал в параллельные миры, но сейчас всё сливалось в одну серую массу. Каждый был сосредоточен только на себе. У всех одни и те же мысли, проблемы, мелкие грешки. Так, например, глава аврората любил вечерком передёрнуть на порнографические картинки из энциклопедии по истории. Его невероятно возбуждали дамы с белилами на лице и мушками над губой. Пожилая леди из совета подворовывала в магазинах — сикль галлеон бережёт. Даже старик-уборщик тайком собирал личные вещи более-менее известных сотрудников Министерства и выставлял их на чёрном аукционе. Белье Грейнджер он, кстати, тоже однажды забрал из раздевалки, и за это деду хотелось проломить череп.

Это всё было так мелко, так просто. Драко даже хотелось, чтобы его жертвы сопротивлялись сильнее. Прятали лучше свои грязные секретики. Он мечтал, чтобы у него ничего не получилось. Чтобы нашёлся какой-то герой, что спасёт магическую Англию от отца и от него самого. Но кандидатов на эту почётную роль не находилось.

А значит, разделение по крови с молчаливого согласия общества было неизбежно.

Всё пройдёт незаметно и мягко. Как с коровами на бойне. Одного за другим их выведут на поле, и пока другие будут думать, что их коллеги вышли подышать свежим воздухом, тех отправят… на пенсию в лучшем случае. Люциус постепенно подменит понятия и навяжет свои ценности, и через несколько лет слово «магл» станет полным синонимом слова «грязь». А следовательно, Гермиона будет официально признана нечеловеком, и мир чистокровных её растопчет. Сожрёт. Драко не хотел этого. Казалось, что девочку так легко сломать, и этого нельзя допустить. Он решил забрать её, оградить, спрятать на краю света…

Пальцы рук предательски дрожали, выдавая слабость. Силенок-то хватит сопротивляться отцу?

Малфой-младший запустил руку в карман брюк и нашёл какой-то подтопленный кусочек шоколада. Он рассмотрел его на свету и брезгливо стряхнул крупинки мусора и волоски. Люциус недовольно скривился и покашлял, намекая, что стоило как-то поздороваться, но Драко лишь откусил от квадратика и показательно зевнул с полным ртом талого шоколада. Он чувствовал, как растягиваются тонкие ниточки-струны шоколадных слюней, и не сводил с отца глаз, жаждая реакции. Конечно, детская выходка, но родителя это раздражало так же, как и пятнадцать лет назад. Малфой-старший презрительно поджал сухие губы, но проявил светскую сдержанность. Тонкие, холёные пальцы продвинули по столу лист пергамента.