Мятежные ангелы
Шрифт:
Я думаю о своей матушке, перешедшей на другую сторону и обретшей покой, и о том, как глубоко я ощущаю ее потерю.
— Неужели ты не скучаешь по родным?
Когда Картик откликается, его голос звучит едва слышно.
— Поначалу я искал свою мать на каждой улице, на всех рынках, постоянно надеялся, что могу где-то ее увидеть. Но у меня хотя бы был Амар.
— Как это ужасно… И ты не мог отказаться…
— Это моя судьба. Я принял ее. Ракшана были очень добры ко мне. Меня учили, чтобы я мог войти в верхушку братства. А что ждало меня в Индии? Чем бы я там
— Я не хотела тебя расстраивать…
— Ты меня и не расстроила, — говорит Картик. — Не думаю, что ты вообще понимаешь, какая это великая честь — быть избранным в братство. Вскоре я буду готов перейти на последний уровень подготовки.
— А потом что?
— Не знаю, — отвечает Картик с милой улыбкой. — На последней ступени приносят клятву преданности на всю жизнь. Потом ученику показывают вечные мистерии. О них никто не говорит. Но сначала необходимо исполнить задание, чтобы доказать свою ценность для братства.
— И какое задание дали тебе?
Улыбка Картика гаснет.
— Отыскать Храм.
— Значит, твоя судьба связана с моей.
— Да, — мягко соглашается он. — Похоже на то.
Он смотрит на меня так странно, что я снова очень остро осознаю, насколько компрометируют меня мой вид и вся ситуация… я же в халате, наедине с мужчиной!
— Тебе пора уходить.
— Да, пора, — соглашается Картик, вставая. — Могу я задать вопрос?
— Да, — отвечаю я.
— Ты часто разговариваешь с зеркалом? Все молодые леди так делают?
— Нет… конечно, нет! — Я заливаюсь такой яркой краской, какой никогда не видела ни на чьих щеках. — Я просто репетировала роль. Для пьесы. Я… я буду выступать с хором.
— Должно быть, это будет очень интересное представление, — говорит Картик, покачивая головой.
— Послушай, мне завтра предстоит очень долгая дорога, так что позволь пожелать тебе доброй ночи, — говорю я официальным тоном.
Мне страстно хочется, чтобы Картик поскорее исчез и я смогла бы в одиночестве пережить свое смущение. Картик перекидывает крепкие ноги через подоконник и тянется к веревке, спрятанной в густом плюще, ползущем по стене школьного здания.
— Ох… а как мне с тобой связаться, если я вдруг найду Храм?
— Ракшана позаботились об этом и нашли для меня работу в Лондоне на время рождественских каникул. Так что я буду поблизости.
С этими словами Картик окончательно исчезает за окном, скользнув по веревке вниз. Я вижу, как он сливается с ночной тьмой, и мне хочется, чтобы он вернулся. Я едва успеваю закрыть окно и запереть его на задвижку, как в дверь кто-то стучится. Это мисс Мак-Клити.
— Мне показалось, я слышала чьи-то голоса, — говорит она, окидывая спальню внимательным взглядом.
— Я… я читала вслух, — говорю я, хватая журнал Энн, лежащий на кровати.
— Да, вижу, — произносит мисс Мак-Клити со своим странным акцентом.
Она подает мне стакан:
— Вы говорили, что не можете заснуть, вот я и принесла вам горячего молока.
— О… спасибо, — благодарю я
и беру стакан. Ненавижу горячее молоко.— Мне кажется, что наше с вами знакомство началось не слишком удачно.
— Мне очень жаль, мисс Мак-Клити… та история со стрелой… правда, мне очень жаль. И я совсем не подслушивала вас там, под дверью. Я…
— Будет, будет! Все уже забыто. Вы делите эту комнату с мисс Брэдшоу?
— Да, — киваю я.
— Она и мисс Уортингтон — ваши лучшие подруги?
— Да.
Вообще-то они мои единственные подруги.
— Они обе, безусловно, чудесные молодые леди, но и вполовину не такие интересные, как вы, осмелюсь сказать, мисс Дойл.
Я ошеломлена.
— Я?.. Я совсем не такая уж интересная.
— Ну что вы! — говорит мисс Мак-Клити, подходя ближе ко мне. — Как же, мы с миссис Найтуинг как раз сегодня вечером говорили о вас и согласились в том, что в вас есть нечто совершенно особенное.
Я стою перед ней в криво застегнутом халате…
— Вы слишком добры ко мне, я уверена. На самом деле у мисс Брэдшоу — изумительный голос, а мисс Уортингтон невероятно умна.
— Подумать только, как вы преданы своим подругам, мисс Дойл! Сразу бросаетесь на их защиту. Это весьма похвальная черта.
Она старается сделать мне комплимент, но я чувствую себя очень неловко, как будто меня изучают под микроскопом.
— Какое у вас необычное украшение.
Слишком уж бесцеремонно она касается пальцем полумесяца.
— Откуда оно у вас?
— Оно принадлежало моей матери, — отвечаю я.
Мисс Мак-Клити пристально смотрит на меня.
— Должно быть, ей нелегко было расстаться с такой драгоценной вещицей.
— Она умерла. Ожерелье — мое наследство.
— Оно имеет какое-то значение? — спрашивает мисс Мак-Клити.
— Нет, — лгу я. — Во всяком случае, мне об этом ничего не известно.
Мисс Мак-Клити опять глядит на меня, пока я не отвожу взгляд.
— Какой она была, ваша матушка?
Я заставляю себя зевнуть.
— Простите, но я, кажется, чересчур устала…
Мисс Мак-Клити как будто разочарована.
— Пейте молоко, пока не остыло. Оно поможет вам заснуть. Отдых очень важен в вашем возрасте.
— Да, спасибо, — бормочу я, держа стакан.
— Ну же! Пейте!
Деваться некуда. Я заставляю себя сделать несколько глотков белой, как мел, жидкости. У нее странный сладкий привкус.
— Мята, — сообщает мисс Мак-Клити, как будто прочитав мои мысли. — Она содействует хорошему сну. Я отнесу стакан Бригид. Похоже, я ей не слишком нравлюсь?
— Уверена, вы ошибаетесь, — говорю я, потому что того требует вежливость.
— Она так на меня смотрит, словно я сам дьявол во плоти. Вам я не кажусь дьяволом, мисс Дойл?
— Нет, — хрипло бормочу я. — Конечно, нет.
— Я рада, что мы в итоге решили подружиться. Крепкого вам сна, мисс Дойл. И не нужно больше читать на ночь.
Тело становится горячим и тяжелым. Неужели все дело в молоке? Или в мяте? Или мисс Мак-Клити отравила меня? «Не выдумывай глупостей, Джемма!»