Мыс Грома

– Той, которую спасатели применяют при работах под водой?

– Вот именно.

– Нет, но зато у меня есть взрывчатка, равная этой по убойной силе. Она называется семтекс. Слышали о ней?

– О да! Думаю, можно сказать, что я знаком с взрывчаткой «семтекс». Один из самых ходовых товаров, выпускаемых в Чехословакии.

– Любимое оружие террористов. – Стэйси снял ящик с полки. – Палестинцы, ИРА – все эти ребята пользуются этим веществом. А вы, что же, сами будете использовать его при подводных работах?

– Только для того, чтобы сделать пробоину в корпусе одного затонувшего судна.

– Тогда вам потребуется бикфордов шнур или механизм для дистанционного приведения в действие взрывного устройства. Или химические взрыватели в форме карандашей – у меня есть несколько штук. Они отлично срабатывают. Нужно только сломать головку. Одни у меня поставлены с интервалом в восемь минут, другие в полчаса. – Он сгреб все предметы в кучу. – На этом и поставим точку?

– Пригодились бы ещё прибор ночного видения и пара биноклей.

– Они у меня тоже есть. – Стэйси открыл еще один ящик. – Вот, пожалуйста.

Прибор ночного видения оказался небольшим по размеру, но мощным. При необходимости его можно было вытягивать в длину, как телескоп. Бинокли были цейсовскими и свободно умещались в кармане.

– Отлично, – сказал Диллон.

Стэйси нашел у себя в комнате армейский вещевой мешок зеленого цвета с оливковым оттенком, расстегнул на нем молнию, положил внутрь сначала винтовку АК, а затем и все остальное. Застегнув молнию, он повернулся и первым вышел из комнаты, выключив свет и осторожно закрыв дверь. Идя за ним по ступенькам лестницы, ведущей из подвала, Диллон поднялся и вышел на крыльцо.

Стэйси передал ему мешок.

– Мистер Диллон, у меня такое ощущение, словно вы собрались начать третью мировую войну.

– Возможно, мы сумеем добиться перемирия. Кто знает?

– Желаю вам удачи, друг мой. Чек я перешлю Фергюсону.

Усевшись в качалку, Стэйси нацепил на нос очки для чтения и взялся за газету. Пройдя через маленький садик, Диллон вышел на улицу и пошел обратно к набережной.

Он шел по берегу гавани туда, где находился причал водных такси, когда заметил, что паром, идущий в Кэнил-бей, стоит на месте, а к причалу с него спущены сходни. Когда Диллон подошел поближе, то увидел капитана, стоящего наверху.

– Вы остановились в Кэнил-бей, сэр? – спросил тот.

– Совершенно верно.

– Мы скоро отплываем. Мне только что передали, что кто-то едет к нам из аэропорта.

Диллон вошел в главную каюту, положил вещмешок на сиденье и взял бокал с ромом, предложенный кем-то из членов экипажа. Выглянув в окно, он увидел, как на причале остановился большой автобус-такси с единственным пассажиром. Отойдя от окна, он сел и отпил из бокала. Войдя в каюту, кто-то из матросов поставил в угол два чемодана. Послышался звук поднимаемых сходен, капитан вошел в рулевое отделение и запустил двигатели. Диллон посмотрел на часы. Половина шестого. Поставив пластмассовую чашку на столик, он закурил и в то же время почувствовал, как кто-то грузно плюхнулся в кресло рядом.

– Вот так встреча, старина, – произнес Чарльз Фергюсон. – Чертовски жарко сегодня, не правда ли?

Глава 10

Диллон наскоро искупался на Пэрэдайз-бич, видя, что «Мария Бланко» по-прежнему стоит на якоре в море недалеко от берега. Потом он поднялся к себе в коттедж, принял душ и переоделся в темно-синие льняные брюки и белую хлопчатобумажную рубашку с короткими рукавами. Выйдя, он прошел через вестибюль и постучал в дверь номера 7-Е.

– Войдите, – раздался голос Фергюсона.

Диллон вошел в комнату. Ее убранство было точно таким же, как у него в номере. Ванная, как и комната по соседству с ней, была немного побольше. Фергюсон в серых фланелевых брюках и рубашке фирмы «Тэрнбелл энд Эссер» стоял у окна в маленькой гардеробной, тщательно повязывая галстук члена королевской охраны.

– А-а, вот и вы, – сказал он, беря двубортный темно-синий пиджак и надевая его. – Как я выгляжу, старина?

– Впечатление такое, будто вы сошли с рекламного плаката «Дживз энд Хоук». Образцовый английский джентльмен за рубежом.

– Тот факт, что вы ирландец, еще не основание для того, чтобы все время страдать комплексом неполноценности. – Некоторые довольно неглупые люди были родом из Ирландии, Диллон. Взять, к примеру, мою мать, не говорю уже о герцоге Веллингтоне.

– Который говорил, что из того, что человек родился в стойле, еще не следует, что он лошадь.

– Боже, неужели он вправду так говорил? Как жалко. – Фергюсон взял панаму и трость из ротанга с серебряным набалдашником.

– Вот не думал, что вы ходите с тростью.

– Я приобрел ее во время войны в Корее. Она очень прочна, так как ее сердцевина сделана из стали, кроме того, ее наконечник – из свинца, для большей тяжести. Да, и к тому же здесь есть одно полезное приспособление.

Повернув серебряный набалдашник, Фергюсон извлек стальной кинжал длиной около одиннадцати сантиметров.

– Очень интересно, – отозвался Диллон.

– Да, за рубежом мы неплохо вооружены. Я называю эту штуку своим штыком. – Раздался щелчок, Фергюсон вогнал кинжал на место. – А теперь собираетесь вы предложить мне пропустить наскоро по стаканчику, прежде чем мы отправимся в город, или нет?

Диллон договорился с гостиничным подразделением обслуживания, чтобы в номер к нему доставили запас шампанского «Крюг», и в одном из холодильников хранилось несколько непочатых бутылок. Налив два бокала, он присоединился к Фергюсону, сидевшему на веранде, по пути прихватив цейсовский полевой бинокль.

– Вот та большая белая моторная яхта – «Мария Бланко».

– В самом деле? – Диллон передал ему цейсовский бинокль, и бригадный генерал перевел его на море. – Плавучий дворец в миниатюре, я бы так сказал.

– Похоже.

Фергюсон не отнимал бинокль от глаз.

– Молодым человеком, будучи в чине младшего офицера, я участвовал в войне в Корее. Это был ад кромешный, который продолжался целый год. Когда мне выпало дежурить, я побывал на позиции, которая называлась Крюком. Все там выглядело так, как в Первую мировую войну. Траншеи, тянущиеся на многие мили, колючая проволока, минные поля и тысячи корейцев, которые старались прорваться через них. Они, как правило, следили за нами, а мы за ними. Это было сродни игре, причем довольно-таки скверной игре, которая частенько оборачивалась насилием. – Вздохнув, он опустил бинокль, – Что это я, черт побери, разболтался, а, Диллон?