Мыс Марии

–

А что у Оли? – Сразу спросила Кэт.

–

Она мне сегодня все уши прожужжала своей Либереей

10

. Знала?

–

В общих чертах. – Кивнула Кэт.

–

Ну поразительно же. Есть у человека собственная, мифическая Либерея, без следа утерянная, как Грозновская. Коллекция книг, которые могли бы быть когда-то написаны, но которые так никто и не написал.

10

Либерея – мифическое собрание книг и документов, последним владельцем которого называют царя Ивана Грозного. Предположительно, сгорела во время пожара, но существует версия, что царь успел спрятать ее в подземельях под Кремлем. Несколько столетий ученые и авантюристы безрезультатно пытались ее найти.

–

Да, она любит их собирать. Глупо?

–

Да нет, в чем-то она права. Чем ненаписанные книги отличаются от утраченных навсегда? Софокл

11

написал сто двадцать три пьесы. До нас дошли только семь. А остальные сто шестнадцать? Как будто и не существовало их никогда. А Сапфо

12

? Одно полное стихотворение, представляешь, только одно. Остальные упоминания – просто имя. В воспоминаниях других людей.

11

Софокл (469 г. до н.э. – 406 г. до н.э.) – древнегреческий драматург.

12

Сапфо (ок.630 г. до н.э. – ок.570 г. до н.э.) – древнегреческая поэтесса и музыкант, считается автором песенной лирики.

–

Но она не из Олиной Либереи. Ее стихи все же когда-то были.

–

Что-то есть в этом очень важное. – Продолжала Таня.

– Правда.

Вот ты знаешь, например, что-нибудь об Агриппине

13

– сестре Калигулы, внучке Тиберия

14

, жене Клавдия

15

и матери Нерона?

–

13

Юлия Августа Агриппина (15-59 г.) – древнеримская императрица, мать Нерона, убитая собственным сыном.

14

Тиберий Юлий Цезарь Август (42 г. до н.э. – 37 г. до н.э.) – второй римский император из династии Юлиев-Клавдиев.

15

Тиберий Клавдий Цезарь Агуст Германик (10 г. до н.э. – 54 г.) – римский император.

Нет, почти ничего.

–

А о Гите Уэссекской?

–

Нет, кто это?

–

Английская принцесса, первая жена Владимира Мономаха и, возможно, мать Юрия Долгорукого. Но это не точно. Что мать – не точно. Потрясающая женщина. Скорее всего, участвовала в Первом крестовом походе, представляешь? И мечтала написать мемуары. Только вообрази, сколько всего она могла нам рассказать о тяготах женщины в таком сложном путешествии. Миллионы невысказанных слов, тысячи предложений, сотни абзацев, десятки текстов. А Лидия Делекторская? Слышала? Нет? Ну Лидочка, русская переводчица, муза Анри Матисса. Дружила с Паустовским, переводила его на французский. Или Маргарет Штеффин

16

. Большая любовь, редактор и соавтор Бертольда Брехта

17

. Сколько она за него переписывала, а сколько накидывала идей? Никто не знает. Потрясающие, но их никто не помнит давно. Даже в России. Даже русскую Делекторскую. Или ту же Штеффин, которая умерла здесь, в Москве.

–

Что она делала в Москве?

–

Была проездом, с Брехтом. Они должны были ехать во Владивосток и оттуда на пароходе – в Сан-Франциско. Туберкулез последней степени. Ее пришлось оставить в Москве. Телеграмму о ее смерти Брехт получил в Иркутске. Ехал по Транссибу, прикинь. А ты о ней даже не слышала. Их никто не помнит. Парамонова их коллекционирует, знаешь? Все мечтает собрать особую энциклопедию. Она же права. Их мысли и слова – это же целая утраченная библиотека. Либерея. Навсегда потерянная, которую мы уже никогда не обретем.

16

Маргарет Штеффин (1908-1941) – немецкий драматург, поэт, сооснователь теории «эпического театра», соавтор Бертольда Брехта.

17

Бертольд Брехт (1989-1956) – немецкий драматург, театральный деятель, теоретик искусства, основатель теории «эпического театра».

–

Да-да, феминистка Парамонова не могла не знать всех этих дамочек.

Дверь на балкон рывком распахнулась. Низкий порожек переступил улыбающийся Жэка, выглядевший немного протрезвевшим.

–

А что это вы здесь делаете? Там ваши режиссеры «Трудно быть богом» Германа

18

обсуждают. Кэт, это же твой конек. Не хочешь высказаться? Они там, кажется, все неправильно поняли.

–

18

Алексей Герман (1938-2013) – советский и российский кинорежиссер, лауреат множества международных премий.

Я пост опубликовала, там все написала, хватит, пожалуй. К тому же, с ними хорошего спора не выйдет. Так, обмен терминами. Для спора еще хоть один критик нужен.

–

А я пойду послушаю! – Объявила Таня и выбежала.

Но разговора, похоже, действительно не получилось. Уже через несколько минут Сашка отчаянно наяривал Цоя, и все одурело голосили, нестройно, фальшиво, пьяные, уже окончательно не попадая ни в какие ноты. Он был талантливым бездельником. Работу свою ненавидел и делал чаще всего как придется. Потом обезоруживающе улыбался начальнику, примирительно говорил: «Сейчас все поправлю», и ему все всегда сходило с рук. Пописывал слишком веселые или слишком грустные песенки, прекрасно играл на четырех инструментах, был обладателем весьма приятного голоса и знал всю историю музыки от первых невнятных настукиваний неандертальцев до самых новых, молодых, неизвестных еще миру исполнителей. Где только он их находил.

Он играл с упоеньем, пел – с запредельным драйвом. И мог бы, пожалуй, собирать залы. Если бы не был ленивым оболтусом. С сережкой в ухе и татуировкой на всю грудь и руку.

Кто-то уходил, друзья прощались. Кэт сидела на балконе, прямо на полу, и ждала, когда все наорутся и отпустят наконец Сашку, ее соседа по подъезду. Одной идти домой в Столярный переулок было как-то жутковато. Несмотря даже на то, что дорога занимала не больше десяти минут.

Пьяное воображение снова погружало ее в какой-то вязкий полубред. Она обессилено сидела, тупо уставившись в одну точку и ни о чем не думала. Потом услышала, как в квартире забегали. Звонили телефоны, звучали взволнованные голоса.

Когда дверь на балкон снова открылась, Таня вошла очень медленно. Закурила. И сказала, что Олю нашли мертвой на Страстном бульваре.

Было семь утра.

Кэт отказывалась верить, что школьной подруги больше нет. Мозг, защищаясь, подсовывал ей все новые и новые воспоминания. Будто отвлекал от непостижимого.

Ольга Парамонова любила шутить и пересматривать фильмы Тарантино. Даже погибла на ночном Страстном вполне в его дикой кровавой эстетике.

На вопрос, кем она работает, обычно шутила: коллега Булгакова и Ильфа. Она и правда с детства мечтала писать для «Гудка», но за неимением больше в стране периодики подобного формата, пришлось согласиться на ленты «Известий». Признаться, что сообщаешь новости в стране без свободы слова для нее было как-то даже стыдно. Она вполне могла бы быть аналитиком, дерзким автором со строгими – домиком – бровями и навеки застывшей ироничной морщинкой возле рта. Любила всегда знать правду. И всему – истинные мотивы. Задавала циничные вопросы и позволяла себе едкие оценки. Презирала людей и искренне удивлялась, когда встречала в Москве что-то хотя бы отдаленно похожее на человечность. Мечтала написать веселые мемуары, но так и не взялась.

Кэт никогда не умела рассказывать самые тривиальные истории так весело. А сколько в их жизни было действительно смешного. Вспомнила, как однажды безответный петербургский поклонник Константин анонсировал приезд в Москву в ее день рождения. И как бы невзначай спросил размер ее ноги. Кэт удивилась, но, не задавая лишних вопросов, озвучила свой 36-ой.

–

Ну ты и бестолковая! – Говорила тогда Оля. – Он же тебя покорить собирается! Боже, он тебе подарит какие-нибудь туфли дорогущие, точно говорю.

Кэт смеялась и отмахивалась, Оля не унималась:

–

Тебе надо платье купить вечернее. Нормальное платье, чтоб с такими туфлями не стыдно было надеть. И новое колье.

Они просмотрели все модели самых крутых обувных коллекций, пытаясь угадать, что же выберет Костик. Потом оббегали все магазины и наконец купили наряд, который будет отлично смотреться с любыми туфлями.

–

А прикинь, купит мне кроссовки. – Хохотала именинница. – Вот будет смешно.