МЖ-2. Роман о чиновничьем беспределе

…Машина нашлась на минус третьем этаже паркинга. Охранник стоянки бегал за Герой по пятам, выслуживался за тысячу пожалованных ему барином рублей.

– А телефон свой он вам не оставлял? – поинтересовался Гера.

– Конечно, конечно! – засуетился охранник, толстый и лысый мужик лет сорока семи. – В будке у меня, в талмуде записан.

– В Талмуде? – усмехнулся Гера. – В Талмуде, мой необрезанный друг, записано, как править миром, который населяют такие, как ты.

Мужик в ответ лишь глупо улыбнулся.

3

Если бы не чертова трава, то я нипочем бы не стал отвечать на телефонный звонок. Эта «симка» была куплена в «Связном» на улице Красной Сосны, где мне продали ее без предъявления паспорта. Я всего лишь назвал вымышленное имя, серию и номер документа. Этим телефонным номером я очень дорожил, так как считал, что никто, кроме сторожа парковки, не может его знать. После второго косяка, когда мир вокруг освежился словно после июльского ливня, телефон вдруг зазвонил. Я, совершенно забыв о его особенном секретном статусе, подумал, что могут позвонить со стоянки, и ответил на звонок. Это был Кленовский. Я назвал ему адрес квартиры, и вскоре он присоединился к нам, быстро выкурив изрядное количество травы.

– А мы тебя потеряли, представляешь?! – вновь и вновь полувопрошал Гера, и мы принимались глупо хихикать.

О том, что стакан марихуаны кончился, с отчаянием в голосе сообщил Верещ:

– Охренеть! Стакан на троих скурили! – уныло исследуя пустой газетный лист, в который была завернута дурь, констатировал он. – Хотел я пятку заначить, блин! Чего не заначил? Вот я осел!

– А вы у кого брали-то? – спросил его Гера, поводя по сторонам красными, точно у кролика, глазами навыкате.

– У барыги, ясный пень! – удивленно ответил Верещ. – Где ж ее еще возьмешь? У Магаррама самая четкашная трава и гашик. Говорят, еще и герыч есть, и даже амфетамины.

– У кого? – встрепенулся я. Во время первой покупки, покуда Верещ бегал в подъезд за стаканом, я сидел в машине и барыгу не видел.

– Так барыгу зовут Магаррам. Он азер, – пояснил Верещ, – жирный такой, как колобок. Его менты крышуют из тридцать девятого отделения.

– Ты бы нас познакомил, а, чувак? – попросил Гера Вереща и заговорщически подмигнул мне.

– Зачем? – снова удивился Верещ.

– Ну как же зачем! Захочется взять, а тебя рядом не будет, – пояснил я. – Да ты не ссы, с каждого стакана корабль тебе.

– Высшая тема! – Верещу идея понравилась. – Так чего? Может, поедем возьмем?

– Конечно, поехали! – подхватил Кленовский. – Два, нет, три стакана плана и корабль пластилина!

– Уау! – Верещ, охваченный эйфорией и предвкушением затаривания погребов дурью по самый верх, вскочил и сделал вид, что берет риф на электрогитаре. – Беееу, та-да-да! Едем, пацаны! О-йе-йе! Камон, беби, лайт май файя-а-а!

– Щас поедем, ага. Я только отлить схожу, – соврал я, но вместо туалета прошел на кухню, где похитил два здоровенных кухонных ножа и убрал их под куртку…

…Да, я время от времени курю траву. Это факт. Случается это не нарочно, и я никогда не рыщу в ее поисках, я независим от нее, но при случае не откажусь. Трава лучше, чем водка, и последствий от нее ощутимо меньше. Просто государству выгодна продажа белой жидкости, оно получает свои деньги с акциза, а с травы государство ни хрена не получает, поэтому легалайза мы никогда не дождемся. А жаль… Если угодно, я собираюсь в старости (если доживу) выращивать траву в горшках на собственном подоконнике. Когда я стану старым и не интересным женщинам пердуном, то я буду укуриваться и сочинять сумасшедшие пьесы, которые, быть может, окажутся гениальными. Старость – самое время для занятия театральной драматургией, ибо жизнь уже познана во всех ее проявлениях, все маски сброшены, и понимаешь, что под ними пустые, словно у манекенных болванов, лица, лишенные глаз. Сразу хочется заставить все это безликое стадо двигаться, и я воображаю себе кайф, который мне еще только предстоит испытать, когда я пойму, что пьеса, написанная мною под травяными парами, получилась. Итак, я люблю траву. Но я ненавижу героин и все прочее дерьмо, от которого люди мрут как мухи. Героин превращает их в бездушные огурцы, пожирая душу. Душа героинового наркомана никогда не возродится в новом теле. Душа героинового наркомана похожа на вдрызг растерзанную половую тряпку: дырка на дырке, не зашить нипочем. И это известно тем, кто барыжит героином и прочей тяжелой хренью, однако им глубоко наплевать на все те дырявые, истонченные души, у которых нет сил подняться вверх, в ноосферу, в чистилище. Тех, кто продает героин, я буду убивать. Без всякой жалости. Героиновый барыга достоин лишь одного – ужасной и мучительной смерти.

К барыге, живущему на улице Лазо, мы поехали на машине Кленовского. Верещ просился за руль, но повел я, так как знал уже дорогу. Остановились у белого облезлого дома: панельная девятиэтажка, пропахшая крысами. У входа на скамейке три старухи, завидев нас, принялись шушукаться. Верещ подошел к ним вплотную, наклонился и гаркнул: «Ху а ю?!» Старухи, кряхтя и крестясь, ретировались.

– Три стража ада в ужасе бежали! – пошутил Кленовский. – Веди, чувак, ты первый.

За спиной Вереща я достал из-под куртки нож и протянул его Герману, тот молча поднял вверх большой палец и, не задавая никаких вопросов, взял у меня смертоносную кухонную утварь, спрятал нож под одеждой.

– Приколемся? – тихо, так, чтобы не слышал Верещ, спросил он.

– Приколем, – кивнул я, – если повезет.

Лифт не работал, мы поднялись на шестой этаж по грязной, заплеванной лестнице. Складывалось впечатление, что клиенты этого Магаррама прямо здесь и «заправлялись», что называется, «не отходя от кассы». Валялись использованные шприцы: тонкие, инсулиновые. Стены были расписаны сатанинской символикой, а между пятым и шестым этажами был мастерски изображен Фредди Крюгер вполуторс. Герой кошмаров улицы Вязов омерзительно улыбался, и вместо лезвий из его знаменитой перчатки торчали иглами вверх наполненные шприцы. Несмотря на свое обкуренное состояние, я содрогнулся от ужаса, настолько чудовищным злом веяло от этих подъездных художеств. Кленовский плевался от омерзения, Верещу все это было привычным, и он не обращал на картинки никакого внимания. Его вели вперед нюх и алчность наркомана со стажем. Его сознание не воспринимало настенные росписи так, как наше. Верещ давно жил в другой реальности, в той, где сатана правит бал.

Мы подошли к железной двери с видеодомофоном. Верещ почесал свой нечесаный хайр и сказал, что вообще-то лучше, чтобы мы «куда-нибудь на время сдриснули, а то он не откроет, если увидит столько рыл сразу». Мы с Герой спрятались за угол.

– Решил развлечься, небожитель? – тихо спросил я его, напряженно вслушиваясь в возню и сопение Вереща за углом. (Чего он там копается? Почему не звонит?)

– Ты думаешь, у тебя у одного принципы? – ответил он. – Когда просто куришь траву, то не думаешь, что на этом наживается какой-то Магаррам. Трава, брат, – это не героин. За героин надо убивать.

Наконец Верещ решил какие-то свои проблемы (отчего он так долго копался, я так никогда и не узнал) и позвонил в дверь барыги. Переговорное устройство ответило искаженным голосом с сильным южным акцентом. Верещ сказал, что он «чисто по делу пришел», и дверь открылась.

– Я с пацанами, – услышали мы хриплый голос Вереща, – они много взять хотят, а мне бабло не доверяют.

– Чего?! С какими еще пацанами?! Давай вали отсюдова!

– Да ты чо, Магар, – зачастил Верещ, – они ровные пацаны, упакованные и на лавэ. Я за них отвечаю. Они не мусора.

– Да я мусоров не боюсь, – самодовольно ответили из-за двери. – Ладно, если ты за них отвечаешь, то пусть заходят.

И мы зашли в квартиру. Ничего общего с притоном она не имела. Прихожая маленькая, чистая, с трюмо и цветастой занавеской «бамбук» вместо комнатной двери. На полу линолеум под паркет, в углу калошница. Магаррам оказался жирным, очень волосатым пузырем в майке. Глазки его, маленькие, поросячьи, бегали по нам сверху донизу. Довольный осмотром (стоят три укурка, вполне его контингент, притом один из них очень хорошо одет: на Кленовском был отличный итальянский костюм), он спросил, чего нам надо.