На берегах Ганга. Прекрасная Дамаянти

— Таково и мое мнение, судя по тому, что мне приходилось о нем слышать. А все-таки, — прибавил он, метнув на собеседника быстрый пронизывающий взгляд, — мне кажется, в Лондоне смотрят на дело иначе.

— Но почему же? Я никогда не докладывал ничего такого, да и губернатор был со мною одного мнения, потому что он сам назначил Риза-хана визирем.

При этих словах лицо Барвеля выражало такое непритворное удивление, что Гастингс едва ли мог бы предположить в нем двуличие.

— А Нункомар? — спросил он.

— Это мошенник! Со всем свойственным ему умением притворяться он выставляет себя нашим другом, делает вид, что покорно и униженно подчиняется нашим требованиям, а между тем все трудности, возникающие на пути нашем, — его заслуга. Да, я почти держу в руках ясные доказательства того, что он имеет тайные сношения с двором в Дели и не пожалеет ничего, чтобы при случае подкопаться под английское владычество и возбудить вражду населения.

— А между тем в Лондоне, как кажется, о нем совершенно другого мнения…

— Не может быть, не может быть! В моих докладах директорам я никогда не скрывал своего взгляда на Нункомара, да и Кливе хорошо знал его.

— Вероятно, в Лондоне откуда-то черпают и другие известия. Но так как мы друзья и я вполне доверяю вашим словам, то считаю долгом доверить вам тайну, которая, впрочем, скоро перестанет быть ею.

— Тайну, касающуюся Нункомара? — спросил Барвель.

— Касающуюся как его, так и Риза-хана. Я привез с собой приказание немедленно подвергнуть управление Риза-хана строгому расследованию.

— Это несправедливо, он не заслужил этого, вы глубоко оскорбите его!

— Все равно. Приказания следует исполнять. Мне указано, что для успеха следствия я должен прибегнуть к помощи Нункомара. Компании было бы желательно назначить его министром и опекуном несовершеннолетнего набоба.

— А… уж это его рук дело! По своей привычке подкрадываться впотьмах он нашел способ доставить свои наветы в руки компании! И вы хотите исполнить это приказание?

— Насколько это соответствует нашим целям, непременно. Мы должны служить Англии и компании даже против воли.

Гастингс пожал руку Барвелю и сказал ему на прощание:

— Единственно, о чем попрошу вас, это сделать так, чтобы никто не предполагал и не ожидал чего-нибудь необычайного: прикажите раздать всем нищим на улице милостыню, простому народу — как можно больше фруктов и рису — словом, пусть думают, что первый день своего приезда я посвящаю только доставлению радости другим. Старайтесь, чтобы чиновники мои говорили, будто им приказано относиться к Нункомару с уважением, пустите слух, что я боюсь магараджи…

Когда Барвель ушел, Гастингс приказал позвать в кабинет полковника Чампиона.

— У меня есть для вас приказ, милейший полковник. Он требует строгой секретности, от точного, быстрого исполнения его зависит очень многое.

— Вы можете быть уверены, при исполнении приказов я не привык медлить и рассуждать.

— Вам нужно действовать тотчас же. С наступлением ночи вы должны с сильным отрядом солдат отправиться в Муршидабад и арестовать визиря Риза-хана и полковника Шитаб-Роя.

— Арестовать Риза-хана? Вы серьезно?

— Это приказ, — ответил Гастингс, — но, чтобы успокоить вас, добрейший полковник, скажу вам, что действую по инструкциям Ост-Индской компании.

— Но чем провинился визирь, чтобы с ним поступать таким образом? Он честный и преданный нам человек.

— Я вполне этому верю. Но приказ есть приказ. Его управление предписано подвергнуть строгому расследованию.

— Его нельзя упрекнуть ни в чем, — заметил Чампион твердым голосом.

— Тем лучше для него.

— А Шитаб-Рой? — спросил Чампион. — Это лучший солдат из всех магометан и верный союзник. Он не раз отличался на службе компании. Губернатор в присутствии всего совета засвидетельствовал, что он самый храбрый солдат во всей Азии.

— Это и мне хорошо известно, милейший полковник, но тем не менее его придется арестовать.

Полковник молча поклонился.

— Вы полагаете, они станут сопротивляться? — спросил Гастингс.

— Нет, не думаю. Конечно, в Муршидабаде достаточно вооруженных слуг, но они не посмеют.

— Хорошо. Я дам вам с собою капитана Вильяма Бервика, моего офицера-ординарца, чтобы он присмотрелся к местным отношениям.

Полковник снова поклонился и вышел.

Гастингс быстро переоделся и отправился на половину баронессы Имгоф, роскошно обставленную, полную ароматов всего цветочного царства берегов Ганга.

Маленькая Маргарита играла с обезьянкой на золотой цепочке и от души смеялась над ее потешными движениями. Баронесса Имгоф пошла Гастингсу навстречу и подала ему руку, которую он почтительно и нежно поднес к губам.

— Посмотри, друг мой, — сказала она, — какие роскошные подарки прислал мне магараджа Нункомар.

Она открыла большую корзину, отделанную цветами, и раскинула перед Уорреном роскошнейшие ткани индийского производства: белый атлас, художественное шитье золотом, бумажные ткани самых ярких оттенков, тонкие шерстяные материи и чудеснейшие шелка. Тут же были уборы из золота, цепочки и браслеты с драгоценными камнями. В маленьком ящичке из слоновой кости лежала легкая ткань — индийский муслин, похожая на прозрачный туман. Это было невероятное, редкое и драгоценное произведение индийского ткачества.

Гастингс бросил взгляд на все эти драгоценности, стоившие в Европе целое состояние, и равнодушно заметил:

— Тебе придется поблагодарить магараджу за внимание, но не забывать, что оказать тебе внимание было его обязанностью. Он, да и все прочие, должны смотреть на тебя как на свою королеву. С его стороны очень умно первому засвидетельствовать тебе уважение, но тем не менее будь с ним холодна и осторожна, потому что он не друг нам и никогда им не станет.

— Я так и думала, — сказала баронесса, — при первом взгляде я решила, что он двуличный и лукавый, хотя ловко умеет скрывать это.

— Я не сомневаюсь в проницательности моей дорогой Марианны. Ты, конечно, прекраснее цветка лотоса, воспеваемого индусскими поэтами, но красота не властна надо мною. Ум может уважать только ум, который никогда не старится и смеется над временем. Так и мы с тобой не поддадимся старости. Любовь наша переживет нас и в седины наши сумеет вплести лучшие цветы.

Он поцеловал баронессу в лоб, а она посмотрела на него с благоговейным восторгом.

В это время вошел дворецкий с докладом, что обед подан. Гастингс подал баронессе руку и повел ее в столовую. Там их ждали сэр Вильям и барон Имгоф.