На безымянной высоте

— Говорил уже. За драку, — сквозь зубы сказал Мала­хов, глядя в сторону. — Двести восемьдесят шестая часть вторая... Перед самой войной подрались на танцах в со­седней деревне. Местные набежали... Начали махаться, все потом, гляжу, разбежались, а нас с Лехой мусора за­мели. Мне пятерик влепили, ему три с полтиной...

— Кто-кто замели? — Капитан Шульгин даже при­встал. — Кого вы называете мусорами?

— Ну милиционеры, — пробурчал Малахов. — Один черт...

Старшина Безухов глубоко вздохнул, глядя в потолок.

— То есть представители органов нашей рабоче-кре­стьянской власти и мусор — для вас одно и то же? — по­высил голос капитан Шульгин.

— А чего они... не разобрались, кто первый начал, и сразу тащить, — буркнул Малахов, глядя в пол. — Мест­ных-то не тронули. И потом, не я так прозвал. В лагере все их так зовут. Да и вертухаи тоже...

— А это еще кто? — не понял особист. — Какие такие вертухаи?

— Ну надзиратели наши, охранники. Там ведь хохлы больше служат. Они ж по-русски никогда не скажут: по­вернись. А только: вертухайся. Вот за это их так и прозва­ли. .. Да они не в обиде.

— Та-ак... А вы-то сами какого будет происхожде­ния? — сощурился особист.

— Там записано, — угрюмо сказал Малахов. — Отец — колхозник, мать— колхозница... Хоть и не пролетарии всех стран, но все равно соединились.

— С кем не бывало, товарищ капитан, — вставил Иван Безухов, сочувственно глядя на подшефного. — У нас в деревне мы каждый выходной дрались на танцах. Если всех за это сажать, в колхозах никого не останется.

— Не надо, товарищ старшина, покрывать уголовного заключенного, — холодно оборвал его Шульгин. — Пока еще не бывшего. Судимость с него снята только условно. Ему было оказано высокое доверие... Вы вообще понима­ете, кого сейчас покрываете и берете под свою защиту?

—Ты че, капитан, не понял, да? Я на фронт сам, доб­ровольцем пошел! — не выдержал Малахов, склонившись над столом особиста. — Ты меня арестуй, а старшине ста­тью не шей!

— Охрана! — вскочил Шульгин. И в кабинет тут же вошли два мордастеньких сержанта с погонами НКВД. Он кивнул им на Малахова.

Те стали его грубо выволакивать, но он их так умело растолкал под одобрительный смешок старшины, что один из охранников оказался на полу.

— Полегче... Сам пойду.

— Дисциплины, конечно, никакой, — крякнул Иван Безухов, когда они с Шульгиным остались вдвоем. — Но ничего, обломается. А так парень боевой...

— Тогда ответьте мне вы, Иван Семенович, почему его товарищи погибли, почти вся штрафная рота там полег­ла, раненых полно, а он остался жив и здоров, будучи от­ставшим? — Капитан Шульгин швырнул на стол папку с тесемками, на которой значилось

«Дело №...».— Уж очень вовремя он покинул свое подразделение. Будто заранее знал о готовящейся засаде!

— Что-то не похоже... — почесал в затылке Безухов. — Он же сам принял геройское участие в ликвидации пуле­метной засады. Рискуя молодой жизнью.

Шульгин не сразу ответил. Закурил папиросу. Нако­нец сказал:

— Чтобы втереться к нам в доверие... Вот это и насто­раживает, если честно. Вот почему он, никогда не вое­вавший, вдруг проявил себя умелым и храбрым бойцом? В том числе только что в моем кабинете? Значит, обучал­ся этому? А где и кем?

Старшина неопределенно хмыкнул и покрутил голо­вой, удивляясь изощренности особистской фантазии.

— Да какой там обучен... Смелый — это да. Кажется вам это все... Он злой. И драться горазд. Особенно за дру­га, которого власовцы там убили. А так сущий пацан. Он же там, когда к церкви с лейтенантом бежали, как в прят­ки играл со смертью. И как только его там пули ни разу не зацепили!

— Вот! А вы все еще, между прочим, ухмыляетесь, — заметил капитан Шульгин, ничуть при этом не обидев­шись. — Вы же долго были в госпитале и не знаете, что сейчас происходит накануне наступления нашего и со­седних фронтов.

— А что происходит?

— Черт знает что... Набирают в действующую армию каких-то уголовников, а ты с ними разбирайся. Кто чем дышит. А если кто собрался нам мстить?.. Его товарищи погибли, а он почему-то остался жив! Почему-то своевре­менно покинул свое подразделение в боевой обстановке.

Он явно избегал встречаться взглядом с Безуховым и сейчас думал о чем-то своем.

— Все-таки считаете, он знал о предстоящей засаде? — осторожно кашлянул Безухов, напоминая о своем суще­ствовании. — И о нападении на его роту?

Шульгин не ответил. Загасил папиросу.

— Ведь как дело было, — терпеливо продолжал Безу­хов. — Он, этот Малахов то есть, стоял на обочине и го­лосовал, будучи отставшим от своей роты. И хотел дог­нать. Мы остановились, и он к нам присоединился. Пос­ле чего ехал с нами в одной машине. Запросто мог сесть и не к нам, в машину другой части... И только потом мы увидели, как власовцы расстреливают грузовики, в кото­рых ехала его рота.

— Это для вас все просто, — сказал Шульгин. — Иван Семенович, еще раз повторю: вас давно здесь не было, и вы не знаете, какая творится неразбериха... Мы наступа­ли слишком быстро, сплошной линии фронта до сих пор нет, и командир нашего полка тяжело ранен немецким снайпером. Хорошо, что замещающий его майор Ино­земцев так быстро прибыл... Вы просто не представляе­те, сколько развелось всякого отребья вблизи наших час­тей, всяких агентов, говорящих на чистейшем русском языке, вот с такими же красноармейскими книжками, как у вашего Малахова! — Он помахал малаховской книжкой в воздухе. — Там все доподлинно, комар носа не подто­чит, все печати и подписи на месте. Если хотите знать, я однажды собственную подпись увидел у захваченного агента!

— Вона что делается... — сокрушенно покачал голо­вой Безухов. — И что, вы действительно подписали фаль­шивый документ?

— Оказалось, искусная подделка, — пробурчал Шуль­гин. — Вам легко говорить, а знали бы вы, сколько я пе­режил, когда был временно отстранен до разбирательства

и выяснения и пока не сделали графологическую экспер­тизу.

— Откуда мне было знать, — сочувственно вздохнул Безухов. — Я ж в это время по госпиталям прохлаждался.

Шульгин подозрительно взглянул на него: смеется, нет?

— Зато когда вы были на передовой, до ранения, то вам, и не только вам, казалось, будто мы шпионов сами для себя выдумываем. А знали бы вы, скольких мы ра­зоблачили в последнее время!

— Вроде Малахова? Я опять же извиняюсь, а много среди них было бывших заключенных, добровольно от­правившихся на передовую? — поинтересовался Безухов.

Шульгин не ответил. Вытащил дрожащими пальца­ми новую папиросу из пачки «Казбека».

— Вы извините, но вот же, прямо перед вами лежит красноармейская книжка и продаттестат на имя Нико­лая Малахова, — продолжал старшина. — И я вижу у вас на столе списки его сто четвертой штрафной роты. Ма­лахов там, в списке, есть, верно?