На двух берегах
Шрифт:
После полудня положение роты стало критическим. Она была фланговой в батальоне, с соседним батальоном локтевой связи у нее не было: немцы сдвинули соседа, и теперь у роты они висели на фланге.
Андрей, удерживая этот фланг, не давая пулеметом подойти немцам сбоку, расстрелял все патроны.
– Ленту!
– крикнул он Васильеву.
Васильев, отшвырнув пустые коробки, пустые ленты, выдернул у Налибокова набитую еще только наполовину.
– Все! Больше нет!
Андрей сунулся в левый отвод от окопа, потом в правый, но нашел только пустые цинки.
– Старшина!
– крикнул он.
– Патронов!
На стороне немцев ударили тяжелые минометы, и, то скрипя, то издавая какой-то близкий к ишачьему рев: «И-а-а-а! И-а-а-а!», к ним подключились шестиствольные реактивные, воздух задрожал, напрягся, через секунды, визжа, подлетели, разрывая этот воздух, и рванули мины, и над позицией роты встал дым, смешанный с пылью, так что ничего дальше нескольких метров нельзя было увидеть.
– Старшина!
– крикнул опять Андрей, когда прошла первая серия взрывов.
– Где старшина?
Он схватил автомат и, согнувшись, побежал к центру позиции, но тут же услышал, как у немцев снова ударили тяжелые минометы. Успев обернуться, чтобы крикнуть Васильеву: «Пулемет на дно!» - Андрей почувствовал лицом, как снова дрожит воздух, напрягаясь от ввинчивающихся в него тяжелых мин, и упал на дно хода сообщения.
Мины ударили по позиции, закричали раненые, он вскочил, открыл рот, потому что на месте пулемета и Васильева теперь была воронка, нашел глазами отброшенный пулемет и еще дальше от него то, что осталось от Васильева, какой-то бурый ком из солдатской одежды и человеческого тела.
Пулемет не годился ни к черту. Весь механизм вертикальной наводки был вырван, дно короба вбило внутрь, крышку сорвало, замка вообще не было, раму изогнуло так, что она торчала почти до края короба, а из кожуха, из многих дырок в нем, вытекала вода.
«К Бодину! К Бодину!
– скомандовал себе Андрей, в один бросок возвращаясь к траншее.
– Здесь - все! Точка!»
А Налибоков, второй раненый и санинструктор были целы. Они смотрели на него, выпучив глаза, старались что-то сказать, причем Налибоков отряхивал с головы, шеи, плеч, спины песок, делая такие движения, какие делают на физзарядке, чтобы размять, разогреть шею и плечевой пояс, а санинструктор ковырял в ухе. Из уха у него текла кровь.
– За мной!
– крикнул Андрей.
– К центру! К ротному!
– Отходи!
– крикнул ротный.- Отходи!
Андрей оглянулся и увидел, что ротный, наполовину спрятавшись за деревом, с колена бьет из автомата по охватывающим их с фланга немцам. К ротному перебегали, рассредоточиваясь около него, остатки первого и второго взводов, но третий взвод, взвод Лисичука, еще лежал, отстреливаясь.
– Отходи!
– еще раз крикнул ротный и спрятался за деревом, чтобы сменить магазин.
Все было понятно - ротный, оттягивая свою роту, загибал фланг батальона, чтобы немцы не вышли ему в тылы и, что еще страшнее, не прорвались к оврагу, по которому батальон поднялся сюда, по которому все шло в батальон. Прорвись немцы к оврагу, прорвись по нему к берегу, и плацдарм был бы рассечен, и что бы потом вообще было!
– Отходи!
– повторил Андрей так громко, что Лисичук услышал. Андрей махнул рукой в сторону ротного и приготовился к перебежке назад, но Лисичук вместо того, чтобы дать взводу команду на отход, переполз к нему.
Лицо Лисичука было
до странности красным, губы прыгали, как в лихорадке, но глаза горели тем же шальным мальчишеским восторгом, каким горели несколько минут назад погасшие теперь глаза Вени.– На кой отходить! Ведь держим! Держим же! На кой…
– Отходить! Ты с ума сошел! Выйдут в тыл!
– повторил Андрей, вжимаясь в землю, потому что над их головами прошла длинная пулеметная очередь, и пули сбили им на спины и ноги листья и веточки.
Прошла еще одна очередь, и, мгновенно сообразив, что немец-пулеметчик сейчас меняет прицел, Андрей рванулся назад, вправо, потом влево и, упав, сразу же отполз метров на пять. Он слышал, как Лисичук крикнул: «Взвод! Отходить!», слышал стук его сапог о землю, когда Лисичук побежал, слышал, как полоснула еще одна очередь и как Лисичук, коротко вскрикнув «О-о!», упал, не добежав до него.
– Лисичук!
– позвал Андрей.
– Лейтенант Лисичук! Товарищ лейтенант!
Лисичук молчал.
Волоча автомат за ремень, царапая лицо о траву, Андрей переполз к Лисичуку и, спрятавшись за него, потрогал Лисичука. Рука Лисичука была еще теплой, но уже вялой, будто отрубленной от плеча.
– Лисичук! Товарищ лейтенант!
– сказал ему прямо в ухо Андрей и, захватив за плечо, перевернул лицом к себе. Теперь на этом лице не было румянца, оно поблекло, став неживым. И глаза с этого лица уже не смотрели, так как веки сжались плотно, до складок под бровями.
Андрей прижался щекой к груди Лисичука. В ней было все тихо, и тогда, выдернув из сумки Лисичука последний неразряженный магазин, вытащив из кармана документы, посмотрев поверх Лисичука туда, где остался лисичуковский взвод, Андрей крикнул:
– Взво-од! Третий взвод! Слушай мою команду! Перебежками! Ко мне! Ко мне! Третий взвод, ко мне!
Вскакивая, перебегая, падая, третий взвод, вернее, его остатки - человек пятнадцать, перебегал к нему, а он, то выглядывая из-за Лисичука, то вновь прячась за него, кричал этим пятнадцати:
– Не кучей! Рассредоточься! Огонь! Огонь! Огонь!
Это были критические минуты, потому что почти никто из взвода Лисичука, перебегая, не стрелял, и немцы поднялись, и надо было их остановить, придержать, чтобы отходить дальше, к ротному, который дважды уже крикнул ему:
– Лисичук! Новгородцев! Ко мне! Все ко мне! Рота, ко мне!
Стреляя из-за Лисичука, слыша, как начали стрелять справа и слева от него, Андрей увидел, что немцы ложатся, что их перебежки стали короче, и он скомандовал:
– Броском! За мной!
– он вскочил и, петляя с первого шага, добежал до дерева, за которым был ротный, и упал рядом, задыхаясь.
– Где пулемет? Бросил?!
– хрипло спросил ротный. Он менял магазин, магазин заело, ротный дергал его, но магазин не выходил, и тогда ротный с силой ударил по нему кулаком так, что магазин отлетел.
– Где пулемет?
– ротный вставил полный магазин, дернуя затвор и резко повернул автомат на Андрея.
– Где пулемет? Бросил?!
– Пулемет разбит!
– крикнул он.
– Прямое попадание. Расчет погиб! Прямое попадание, понятно! Опусти автомат! Ну! Что я, дурак, чтобы бросить пулемет? Теперь он куча железок. Тяжелая мина! Прямо под него! Разбросало на железки! И все ребята убиты! Ты понял? Опусти автомат, ну. Лисичук убит!