На грани войны

Призрак не из тех собак, которых можно держать взаперти. Он рожден для того, чтобы гулять на свежем воздухе, чтобы бродить по открытым пространствам и защищать свою стаю.

Как и она, он провел годы на цепи, в заточении, в ловушке. Она не хотела больше никогда его запирать.

Ханна вошла в дом, открыв его ключом, и прошла внутрь, полусонный Майло прижимался к ней.

Она поставила переноску с ребенком перед диваном. Шарлотта зашевелилась, и она осторожно покачала ее. В доме было тепло, повсюду горел свет.

Ноа разжигал огонь в камине. Он обнял Майло. Ханну он не обнимал. Она и не просила.

Они поели у Молли. Ханна проследила, чтобы Майло переоделся в пижаму, почистил зубы и спела несколько песен. Ноа заглянул в спальню, чтобы пожелать сыну спокойной ночи.

Через пять минут Майло уже спал. Ханна вернулась в гостиную, чтобы проведать Шарлотту. Ноа ждал ее.

— Майло не должен гулять так поздно, — проговорил Ноа, с упреком в голосе. — Это опасно.

Чувство вины укололо Ханну. Она не собиралась возвращаться домой после наступления темноты.

— Мы были у Молли. Бишоп нас подвез.

Она стянула перчатки, осторожно, чтобы не задеть больную руку, и сложила их в карманы. Расстегнула молнию, но не стала снимать куртку.

— На блокпосте в «Винтер Хейвен» охранники сказали, что жителям разрешено находиться только внутри периметра общины.

Один из ополченцев — Лютер — позволил Бишопу высадить ее у дома. Тем не менее, он ясно дал понять, что это больше не повторится.

— Они приняли решение сегодня, — резко бросил Ноа.

— Значит… Квинн больше не сможет навещать Майло?

Ноа посмотрел на нее, потом в сторону. Его рот сжался.

— Это для безопасности всех. Фолл-Крик сейчас слишком нестабилен. Как только все уляжется, мы проведем переоценку.

— И как долго, по твоему мнению, это будет продолжаться?

Он пожал плечами и ничего не ответил. Ноа похудел за те недели, что прошли с момента ее возвращения. Его скулы стали острее. Тени под глазами приобрели глубокий, синюшный оттенок. Цвет лица стал серым, как будто он болен.

Он повернулся к ней лицом.

— Я хотел поговорить с тобой об этом. Вам больше небезопасно уходить отсюда.

— О чем ты?

— О «Винтер Хейвен». Слишком опасно постоянно мотаться туда-сюда. Горожане близки к бунту. Вчера они напали на нескольких ополченцев. Парней, которые просто пытались поддерживать порядок. Ты в курсе?

— Насколько я понимаю, они сами спровоцировали это.

Ноа бросил на нее мрачный взгляд.

— Фолл-Крик больше не безопасен. Ты должна остаться здесь.

— Здесь тоже небезопасно.

Он недовольно хмыкнул.

— Я серьезно, Ханна. Вы с Майло не должны покидать «Винтер Хейвен» ни по какой причине.

Все это время она мучилась в сомнениях, разрываясь между друзьями на Тэнглвуд-Драйв и «Винтер Хейвен», где жил ее сын под присмотром мужа.

Однако решение давно уже принято.

Она не могла жить в другой версии клетки. И не будет. Никогда больше.

— Это не сработает, — просто сказала она.

Ноа двинулся на кухню, суетясь вокруг шкафов, старательно избегая ее взгляда.

— Я раздобыл еще немного смеси для блинов. Похоже, во всей стране закончились взбитые сливки, но мы сможем их приготовить. Что скажешь? После всего, что произошло за последние несколько дней, я думаю, Майло заслужил свое любимое лакомство на завтрак завтра. И мы тоже.

Ханна остановилась у острова, на расстоянии десяти футов от него.

— Думаю, мне нужно уйти.

Ноа застыл. Он стоял спиной к ней, одна рука опиралась на ручку шкафа, другая лежала на столешнице. Его плечи напряглись.

— Мне нужно уйти, — повторила она, уже более твердо. — Я ухожу.

Он повернулся. Дверца шкафа позади него осталась открытой. На полках стояли коробки с продуктами — макароны с сыром, лапша рамен, спагетти.

Едкая кислота обожгла горло, желудок скрутило от тошноты. Она ела эту еду. Наслаждалась ею.

Откуда та взялась? Из кладовки в доме в Найлсе или Стивенсвилле? Или из семьи с голодными детьми? Живы ли они еще, или сражались за будущее своей семьи, но истекли кровью на снегу, застреленные ополченцами?

Она должна уйти.

— Я не могу оставаться в «Винтер Хейвене». Не с ополченцами. Не с Розамонд Синклер, сидящей в своем особняке через пять домов по соседству. Я ухожу.

Ноа застыл как камень. Все в нем напряглось, закрылось.

— Куда ты собираешься идти?

Ханна замешкалась.

— В наш старый дом.

— Ты имеешь в виду к Лиаму.

— Я имею в виду в мой дом. Лиам — вовсе не причина.

— Ты уверена в этом?

— Дело не в нем.

— Тогда, в чем же?

Она расправила плечи.

— Ты. Мы. Они. — Она помахала своей здоровой рукой. — Ополченцы, правящие этим городом. То, что они сделали. Ты позволил этому случиться.

Глаза Ноа потемнели.

— Я защищаю тебя! Я защищаю нас! Ты в безопасности…

— Этого недостаточно.

Он тупо уставился на нее.

— Что ты имеешь в виду…

— Этого недостаточно!

— Как это недостаточно? — прошипел Ноа. — Безопасность — это то, что они обещали. Безопасность — это то, что они нам дают. Майло должен быть в безопасности! Ты должна быть в безопасности!

— Безопасность — это еще не все. У тебя не может быть всего. Жизнь устроена иначе! Нет такой вещи, как абсолютная безопасность. Нет. Любой, кто обещает тебе это, — шарлатан, или еще хуже.

Ноа покачал головой, его челюсть сжалась, как будто, если он будет достаточно сильно верить в это, то всё так и окажется.

Ханна протянула к нему свою больную руку.

— Посмотри внимательно.

Он отвел глаза, его взгляд метался по комнате, останавливаясь где угодно, только не на ее уродливых, деформированных пальцах.