На ходовом мостике
Шрифт:
Еще не успели покинуть корабль последние подразделения маршевого пополнения, как в штурманской рубке, где был установлен телефон связи с флагартом флота, раздался звонок. Август Андреевич приглашал на связь командира БЧ-2 Навроцкого. Догадаться было нетрудно: предстоят стрельбы. Через несколько минут Навроцкий и Телятников уже производили расчеты на стрельбу по живой силе противника в районе селения Алсу, расположенном примерно в восемнадцати километрах к юго-востоку от Севастополя.
По сигналу боевой тревоги артиллерийские расчеты занимают места, и в считанные секунды снаряды летят на головы врага. Корпост сообщает: падение наших снарядов видно хорошо. Вносит небольшие корректуры и просит огня на поражение. У орудий сигнал управляющего огнем «на поражение» неизменно вызывает подъем. Сквозь дым видно, как сноровисто действуют расчеты.
– Стрельба идет успешно. У противника большие потери.
Это сообщение корпоста радует
В течение суток еще дважды открываем огонь, стоя у Минной стенки. Затем под буксирами переходим к холодильнику и оттуда ведем стрельбу уже по селению Дуванкой, расположенному в семнадцати километрах к северо-западу от Севастополя. Объект для удара - мотомехчасти противника.
Вскоре после окончания нашей стрельбы фашисты предприняли огневой налет на Южную бухту. Временами резкий треск от разрывов снарядов слышался совсем близко от корабля. Видимо, враг приметил место стоянки «Харькова» по языкам яркооранжевого пламени из стволов орудий. Считалось, что мы вели стрельбу беспламенными зарядами, но качество пламегасителей оказалось невысоким, яркие проблески огня в темноте не только ослепляли всех на верхней палубе, но и демаскировали корабль.
Около 22 часов обхожу корабль, проверяю надежность стоянки, охрану и боеготовность. Из-за дверей кают-компании слышны оживленные голоса. Здесь все еще обсуждаются результаты стрельб, кое-кто пьет чай. Время позднее, но расходиться командирам не хочется, они всячески стараются продлить приятные минуты. Предлагаю все-таки разойтись и отдохнуть, через несколько часов ожидаются новые стрельбы. Сам также иду в каюту и, не раздеваясь, ложусь на койку. До слуха по-прежнему доносятся ухающие разрывы снарядов, обстрел бухты продолжается. Сколько времени я провел в каюте, не припомню, но вдруг сильный взрыв в носовой части корабля подбрасывает меня на койке, корпус лидера вздрагивает. Вскакиваю и пытаюсь включить свет. Света нет. Хватаю со стола фонарик и бегу в коридор. Здесь ничего не видно даже с фонарем из-за валящего из дверей кают-компании дыма. На корабле уже сыграна аварийная тревога. Навстречу бегут краснофлотцы носовой аварийной группы во главе с боцманом Штепиным.
– Что случилось?
– Снаряд попал в броневой щит носового 130-мм орудия. Есть повреждения осколками, но люди целы, - на ходу докладывает боцман, пока его команда проветривает кают-компанию. [136]
Замечаю, что мебель, на которой только что сидели командиры, разбита в мелкие щепки. Поднимаюсь на верхнюю палубу. Да, так и есть. Носовое орудие № 1 выведено из строя, повреждено орудие № 2, осколками пробита палуба над кают-компанией и командирской каютой. Мельников находится здесь же. За минуту до взрыва он вышел из каюты. В эту ночь дежурил по кораблю начальник службы снабжения В. З. Пасенчук. Время от времени он входил в каюту Мельникова и докладывал об обстреле базы и местах падения снарядов. Когда снаряды начали рваться рядом с нашей стоянкой, Пасенчук попросил разрешения у командира сыграть боевую тревогу. Однако Мельников не спешил, поскольку местонахождение батареи противника неизвестно, следовательно ответить своим огнем мы не можем, а вот личный состав верхних боевых постов может пострадать от осколков. Наконец, Мельников решил подняться наверх, чтобы самому разобраться в обстановке. Подымись он на несколько мгновений позже, не миновать беды - осколком снаряда пробило переборку в самом изголовье койки. К счастью, никто не пострадал. Даже находившийся в момент попадания снаряда с противоположной стороны броневого щита краснофлотец Мишкин отделался несколькими дырами на брюках, не получив ни единой царапины.
Однако после этого ночного происшествия лидер «Харьков» пришлось переводить в Корабельную бухту к артиллерийским мастерским для устранения повреждений.
Пока рабочие артмастерских ремонтировали орудия № 1 и № 2, лидер продолжал вести огонь из кормовых орудий по скоплению войск противника в районе Мамашей и Бельбекской долины, а также дважды участвовал в отражении налетов вражеской авиации.
К вечеру 6 декабря ремонт был закончен, мы перешли к Угольной пристани и стреляли уже из всех орудий. В течение следующих пяти суток, меняя места стоянок, лидер «Харьков» вел огонь по войскам и боевой технике противника. Чаще всего стреляли по пунктам Алсу, Дуван-кой, Аджи-Булат и по площадям в Мамашайской и Бельбекской долинах. Казалось, что все вокруг навечно пропахло порохом: тело, одежда, помещения. На корабле так привыкли громко разговаривать, что продолжали кричать даже тогда, когда наступало относительное затишье. [137]
11 декабря командир корабля сообщил личному составу лидера, что поставленную боевую задачу «Харьков» выполнил и с наступлением
темноты мы уходим снова в Новороссийск. С нами пойдет командующий военно-воздушными силами Черноморского флота генерал-майор Н. А. Остряков.Мы уходили из родного Севастополя с надеждой на скорое возвращение.
Декабрьский прорыв
Причину срочного вызова лидера «Харьков» в Туапсе 20 декабря мы узнали, как только ошвартовались. К причалу подъехала легковая машина начальника штаба Черноморского флота контр-адмирала И. Д. Елисеева. Он быстро взбежал по сходне и немедленно отправился с Мельниковым в каюту. Пробыли они там не более десяти минут, и, как только Елисеев ушел, Мельников сообщил о распоряжении начальника штаба: на «Харьков» прибудет 4-й батальон 9-й бригады морской пехоты, который необходимо срочно доставить в Севастополь. И уточнил:
– Противник начал второй штурм города. За последние трое суток положение Севастопольского оборонительного района резко ухудшилось. Есть новая директива Ставки. Главная задача Черноморского флота на сегодняшний день - удержать Севастополь. Наше возвращение туда - одна из срочных мер по оказанию помощи обороне. Сейчас из Новороссийска перебрасывается 79-я бригада морской пехоты на крейсерах «Красный Крым», «Красный Кавказ», на эсминцах «Бодрый» и «Незаможник». Мы присоединимся к отряду по пути. И учтите: прогноз погоды не обещает ничего хорошего. Все должно быть предусмотрено на случай шторма.
Когда Мельников говорил вот так, как сейчас, - кратко, сухо, жмурясь, - значит, он предчувствовал сложность боевого задания. Ни один поход в Севастополь не давался кораблям легко. Но в условиях новой активизации боевых действий противника, предштормовой погоды, в атмосфере срочности и решительности принимаемых мер наш поход обещал быть особенно сложным. На войне быстро вырабатывается интуиция на предстоящие трудности. [138]
К моменту прибытия морских пехотинцев основная подготовительная работа уже была проделана. Военком Алексеенко и политрук БЧ-5 В. С. Соколов совместно с партийно-комсомольским активом провели среди экипажа разъяснительную работу, рассказали о последних сообщениях из Севастополя. Я успел проинструктировать людей с тем, чтобы каждый понимал свой «маневр», расставил их по местам. Лидер уже стоял под парами, командиры боевых частей доложили о готовности выйти в море, когда на причале, чеканя шаг, появились морские пехотинцы. Одеты они были в различное обмундирование, почти все вооружены трехлинейными винтовками и лишь немногие - самозарядными винтовками Симонова. Командный состав был во флотских шинелях, вооружен пистолетами «ТТ». Лишь командир батальона выделялся морским бушлатом, на рукаве которого поблескивало две с половиной нашивки. Вот он-то и направился ко мне доложить о прибытии. В двух шагах от себя в комбате я вдруг узнаю Леонида Головина, с которым вместе учились в военно-морском училище. Мы бросились друг другу в объятия, забыв обо всем на свете. Но быстро спохватились. Может быть, на переходе удастся улучить пару минут для разговора, а сейчас не время.
Груза у пехотинцев немного: каждый боец при себе имеет сто двадцать патронов, трехдневный сухой паек, на весь батальон - 12 ручных пулеметов Дегтярева, 3 станковых пулемета и триста ящиков патронов. Вот и все. Батальон к посадке готов, грузы вот-вот прибудут на машинах.
С ловкостью взбегают морские пехотинцы по сходням. Со стенки под руководством Веселова началась загрузка легкого вооружения и боеприпасов. Погрузка производилась личным составом БЧ-2, работа была привычная, и краснофлотцы быстро с ней справились. Во время приемки Мельников находился на ходовом мостике, часто поглядывая на часы. По настроению командира можно было судить, что он доволен ходом работ, ни разу не прикрикнул своим зычным голосом: «Проворней работать!» После прибытия морских пехотинцев прошло около двадцати минут, и лидер «Харьков» отошел от стенки.
В кубриках, где разместились десантники, между ними и членами нашего экипажа сразу начали завязываться знакомства. Многие из пехотинцев ранее служили [139] на кораблях эскадры, и потому то здесь, то там раздавались радостные возгласы - встретились боевые друзья. Моряки лидера оказывали гостям самый радушный прием, хорошо понимая, что от этого во многом зависит боевой дух пехотинцев, которым по прибытии в Севастополь сразу предстоит идти в бой. Кроме того, впереди небезопасный переход морем.
Прогноз погоды полностью оправдался. Море штормит, видимость плохая, встречные волны, подгоняемые северо-западным ветром, сильно бьют в носовую часть корабля. Но лидер, взрезая волну, не сбавляет хода: встреча с отрядом кораблей назначена на 17.30, времени в обрез.
Впрочем, прибыв в точку рандеву минута в минуту, отряда мы не встретили. Первым предположением было, что произошла ошибка в счислении, да и ограниченная видимость могла помешать. Но, связавшись с Новороссийском, выяснили, что отряд вышел из базы с некоторым опозданием. Встреча состоялась, когда уже было темно.