На ходовом мостике
Шрифт:
В начале ноября основные силы флота были сосредоточены в Туапсе, откуда шло боевое обеспечение сухопутных войск, оборонявших Севастополь и Керчь. Ставка Верховного Главнокомандования определила главную задачу Черноморского флота: активная оборона Севастополя и Керченского полуострова. В эти дни противник упорно пытался прорвать оборону Севастополя, но части Приморской армии, успевшие подойти к городу, стояли насмерть. Земля горела в окрестностях города, а немецко-фашистское командование подтягивало все новые и новые силы: пехотные дивизии, моторизованные отряды, танки и самолеты.
Особенно ожесточенные бои развернулись в долине реки Бельбек. Из сводок узнаем о подвиге пяти морских пехотинцев во главе с политруком Николаем Фильченковым, вступивших в бой сначала
9 ноября, понеся большие потери, противник отказался от попытки взять Севастополь с ходу. Севастопольский оборонительный район выстоял. Немалую помощь защитникам [127] города оказали крейсеры «Красный Крым» и «Червона Украина», стоявшие на огневых позициях в Севастопольской бухте. Часть кораблей, почти непрерывно совершая боевые выходы, доставляла новые подкрепления, привлекалась к огневой поддержке 51-й армии на Керченском полуострове.
Утром 11 ноября немецко-фашистские войска снова пошли на штурм. Главный удар наносился с юга, вдоль Ялтинского шоссе на Балаклаву, а вспомогательный - на хутор Мекензия, с целью выйти к Северной бухте. И снова крейсеры обрушили огневую мощь своих орудий, причинив противнику значительный ущерб. В тот день наступление было приостановлено. Зато на следующий день вражеская авиация предприняла массированный налет на порт и город. Крейсер «Червона Украина» был атакован более чем двадцатью самолетами - враг любой ценой старался ослабить огневую мощь обороны. Шесть прямых попаданий в крейсер нанесли отважному кораблю смертельные раны. Еще сутки боролся экипаж за живучесть крейсера, но, несмотря на героические усилия, 13 ноября корабль затонул. Получили серьезные повреждения эсминцы «Совершенный» и «Беспощадный». Но жертвы были не напрасными. Командование Севастопольским оборонительным районом приняло все меры к тому, чтобы сдержать натиск врага, и уже 22 ноября наступательный порыв противника иссяк. Враг сам вынужден был перейти к обороне.
В помощи нуждался и осажденный Севастополь, а она могла прийти только морем. Без кораблей и транспортов флота ни о какой длительной обороне не могло быть и речи. Придя в Севастополь с маршевым пополнением или боевыми грузами, корабли сразу же привлекались к артиллерийским обстрелам вражеских объектов. Походы в Севастополь и огневые налеты на позиции противника стали в те дни боевыми буднями лидера «Харьков».
4 декабря. Холодный пасмурный день. Стоим в Туапсе у 6-го нефетепричала, принимаем мазут. Пока нет распоряжений, куда пойдем после приемки, но ясно одно: здесь долго не задержимся. А ветер свежеет. Дежурный по кораблю лейтенант А. М. Иевлев докладывает об усилении ветра от зюйда до шести баллов. Ветер отжимной, стоим мы лагом у причала, носом на ост. Нужно осмотреть швартовы и распорядиться о дополнительном креплении. [128]
Поднявшись на бак, вижу, как боцманская команда во главе с главным боцманом Штепиным уже заводит дополнительные швартовы. С ними - помощник командира старший лейтенант Веселов. Матросы из тентовой кладовой тащат бухты восьмидюймового манильского троса.
– Думаешь, Михаил Иванович, дело дойдет до «тягуна»?
– спрашиваю у Веселова.
С коварным характером «тягунов» я, признаться, был знаком лишь понаслышке. При стоянках в портах Кавказского побережья, особенно в Туапсе и Поти, можно попасть в сильные течения, возникающие при западных и северо-западных ветрах, которые гонят к берегу огромные массы воды. Уровень воды все время меняется, корабль может сорвать со швартовов и якорей, разбить о причал. Сколько потом будет в моей практике таких штормовых дней и ночей, порванных швартовых концов, вырванных кнехтов и палов, стертых в труху кранцев и даже бревен! А Веселое уже сталкивался с «тягунами» и заранее позаботился о безопасности корабля. Да еще разъясняет:
– Хотя сейчас задувает зюйд, а корабль уже заметно начинает водить. Лучше
заблаговременно закрепиться по-штормовому…Здесь все в порядке. Веселову я верю, как самому себе. Возвращаясь на мостик, вдруг вижу, что в порт заходит эсминец «Незаможник». Сразу забываю про «тягуны», бросаюсь к стереотрубе. На мостике отчетливо вижу командира корабля капитана 3-го ранга Павла Андреевича Бобровникова. Его высокая, стройная фигура в кожаном реглане заметно выделяется среди других. На верхней палубе эсминца различаю множество гражданских лиц, в основном женщин и детей. А когда увидел у причала несколько санитарных машин, понял, что на борту есть раненые. Ясно: эскадренный миноносец идет из Севастополя.
Заправляться нам еще не менее получаса, успею повидать своих «земляков» с «Незаможника». На причале встречаю начальника санчасти Петра Ивановича Лукьянченко. Он чем-то взволнован. Мы тепло здороваемся, и он рассказывает, каким трудным был переход из-за шторма, как почти всех пассажиров - женщин и детей - укачало, а тут сообщение: во втором кубрике у матери двоих детей начались роды. [129]
– Что делать? Роды никогда не принимал. Прошу женщин, находящихся рядом с роженицей, помочь, а они из-за морской болезни встать не могут. Одна все-таки согласилась… Санитар принес все, что необходимо в таких случаях, и мы приступили. А через полчаса родился мальчишка, крепкий такой, крикливый. При подходе к Туапсе через сигнальщиков я заказал машину скорой помощи - забрать женщину с тремя детьми. Машина прибыла, а женщина-врач отказывается принять роженицу, пока я не заполню анкету с подробным указанием, кто принимал роды, каким способом и прочее… Рассказываю, в каких условиях все происходило, а она и слушать не хочет: заполняйте - и весь разговор. Пришлось при помощи краснофлотцев усадить роженицу с детьми в машину и отправить в больницу. Зато как мать благодарила и от себя и от имени сына. Спросила мое имя, с тем чтобы назвать сына в мою честь, Петром.
Петр Иванович счастливо рассмеялся. Я поздравил его с благополучным приемом родов и выразил надежду, что теперь ему не безразлична будет судьба нашего младшего тезки.
И тут Лукьянченко схватился за голову.
– Забыл, забыл впопыхах спросить ее фамилию.
– Руки его беспомощно упали.
Не успел я его утешить, расспросить о службе, о товарищах, как заметил, что густо задымили трубы «Харькова» - не иначе, как предстоит экстренная съемка. Догадку подтверждает подлетевший посыльный.
– Командир просит срочно прибыть на корабль.
На прощание обнимаю Петра Ивановича. Когда еще свидимся? Война не балует друзей встречами, особенно в такие напряженные дни…
На палубе вновь встречаю Веселова и Штепина. Не успели они управиться с заводкой швартовов и манильских тросов, как все хозяйство приходится сворачивать.
– Ничего, - говорю им.
– Зимние штормы только начинаются, еще испытаете тросы. А сейчас лучше отштормуем в море.
– И манильские целей будут, - одобрительно добавляет хозяйственный Феоктист Штепин.
В каюте командира застаю штурмана Телятникова. Он докладывает о последнем циркуляре гидрографического управления и оперсводке штаба флота. Отпустив штурмана, Мельников обращается ко мне: [130]
– Командующий эскадрой приказал выйти в Новороссийск за маршевым пополнением и доставить его в Севастополь как можно скорей. Необходимые распоряжения по подготовке на выход мною даны. Прошу проследить за исполнением. Особое внимание обратите на четкую организацию приема людей и грузов в Новороссийске. Дорога каждая минута.
Из командирской каюты направляюсь к штурманам - следует ознакомиться с последними данными оперативно-тактической обстановки в районе плавания. Говоря «к штурманам», я не ошибся, поскольку краснофлотец Леонов, хотя и находился на штатной должности рулевого, имел диплом штурмана дальнего плавания и уверенно справлялся со штурманскими обязанностями. Он был первым помощником Телятникова, и нередко их можно было застать склонившимися над картами, особенно, когда невпроворот срочной работы. Вот и сейчас они вместе производят предварительную прокладку курса.