На ходовом мостике

Погода пасмурная, с низкой облачностью. Привычно ищу глазами мыс Дооб, венчающий своим маяком восточный край Цемесской бухты, но ничего не вижу. С моря дует норд-вест силой в три-четыре балла. Мы покидаем Новороссийский порт. Выход из Цемесской бухты из-за сложной минной обстановки требует от командира и штурмана филигранной работы - после прорыва врага в Крым почти ежедневными стали налеты на Новороссийский порт, причем налеты совершались комбинированные; пока одни самолеты бомбили базы, другие - забрасывали выход в море минами неконтактного действия.

Но сегодня все кончается благополучно. Скоро мы в море. Обычно, в связи с активной деятельностью неприятельской [123] авиации, конвои берут курс на юг и лишь затем, удалившись от побережья, изобилующего минными полями, поворачивают к Севастополю. Но на этот раз нам предписано идти кратчайшим путем, как принято было говорить, «через перевал». Заместитель наркома И. В. Рогов торопился в Крым.

Благодаря ненастью, переход проходил в спокойной обстановке. Личный состав верхних боевых постов поочередно проводил тренировки, сигнальщики вели усиленное наблюдение за воздухом, в нижних помещениях Вуцкий занимался отработкой аварийных групп. Иногда «аварийщики» появлялись и на верхней палубе, на секунду задержавшись у пожарного рожка, быстро подсоединяли пожарный шланг, молниеносно наращивали его и тут же скрывались в ближайшем люке, ведущем в нижние помещения.

Мельников не считал зазорным вслух высказать свое восхищение сноровкой «аварийщиков», но если видел нерасторопность, непременно произносил: «Проворней работать!» И хмурился…

С наступлением вечерних сумерек сигнальщики обнаружили прямо по курсу низко летящий самолет-разведчик.

Услышав донесение сигнальщиков, Мельников вскинул свой восьмикратный бинокль и тотчас квалифицировал:

–  Гидросамолет «Гамбург» - летающая лодка. Ясно, что обнаружил нас и по створам мачт уже определил курс. Старпом! Доложите о непрошенном госте товарищу Рогову.

Быстро спускаюсь с ходового мостика и стучу в дверь каюты Рогова. Когда вхожу, застаю здесь комиссара Алексеенко, мичмана Яновского и старшего краснофлотца Даниила Кулешова, секретаря комсомольской организации.

Докладываю о самолете-разведчике. Рогов выслушивает спокойно.

–  Стерегут подходы к Севастополю. Не исключено, что «Харькову» придется прорываться домой с боем. Правда, времени до темноты немного, их ударная авиагруппа может и не поспеть. Все зависит от того, насколько далеко аэродром и какова готовность самолетов противника.

Через минуту докладываю Мельникову о выполнении его приказания, а тем временем «Гамбург», делая облет, [124] все сокращает и сокращает дистанцию, явно не желая терять нас из поля зрения.

–  Придется припугнуть из главного калибра, - говорит Мельников стоящему на мостике Навроцкому.

И командир БЧ-2, и мы со штурманом Телятниковым горячо поддерживаем предложение. В подобных случаях на многих кораблях использовали главный калибр, применяя дистанционные гранаты или шрапнель.

По сигналу боевой тревоги на мостике тотчас появляется комиссар Алексеенко и тут же исчезает, вызвавшись лично доложить Рогову о решении, принятом командиром. Носовые 130-мм орудия старшин Петра Куцева и Леонида Татаринцева, плавно развернувшись, обращаются в сторону самолета-разведчика.

На мостик степенно поднимается Рогов, за ним - Алексеенко. Мельников докладывает обстановку и свое решение: двумя орудиями главного калибра дать пару залпов дистанционными гранатами по разведчику.

–  Правильно делаешь, командир!
– поддерживает Рогов.

И сразу - залп. Корпус лидера слегка вздрагивает и покачивается. Впереди самолета, летящего параллельно нашему курсу, с яркими проблесками от разрывов гранат возникают два темных лохматых облачка, а через секунду - еще несколько. Этого оказалось достаточно, чтобы «Гамбург» на повышенном форсаже отвернул в сторону и начал удаляться.

–  Артиллеристы лидера заслуживают похвалы, - громко, разделяя слова, говорит Рогов.
– Теперь «Гамбург» не страшен. Если минут через пятнадцать по его донесениям не появятся бомбардировщики, считайте, что нам повезло.

– И так же спокойно и сухо, обернувшись к Алексеенко, добавляет: - Не будем отвлекать командира. Пойдемте, продолжим наши дела.

Мельников приказал Навроцкому передать по артиллерийской связи похвальный отзыв заместителя наркома об артрасчетах, а от командира корабля объявить благодарность всем участникам стрельб. Благодаря стараниям Олега Ленциуса во время вечернего чая голос радиогазеты сообщил, как проходит поход, и назвал отличившихся на боевых постах. А к утру был готов боевой листок с предварительными итогами перехода в Севастополь. Об этом позаботился его редактор командир отделения штурманских электриков Кирилл Бевз. [125]

К Севастополю подходили за два часа до рассвета. В условленной точке нас встретил тральщик, и мы пошли за ним. Вот и долгожданные Инкерманские створы с едва различимыми в утренней дымке входными маяками, высящимися на Мекензиевых высотах.

На мостике полная тишина. Штурман Телятников свое дело сделал превосходно, теперь слово за командиром, рулевыми и машинистами. Слышны лишь команды Мельникова да ровный шум турбовентиляторов.

Еще на подходе к бонам получаем от оперативного дежурного флота указание стать на носовую крейсеркую бочку № 1. Это недалеко от Павловского мыса, до войны - штатное место стоянки крейсера «Красный Кавказ», на котором Мельников в свое время был штурманом, а затем и старпомом. Вообще миноносцам и лидерам редко приходится становиться на бочки, ими, как правило, пользуются большие корабли, но Мельников четким маневром осуществляет постановку, и через пару минут боцман докладывает: «Корабль серьгой закреплен за бочку!» А к трапу уже подходит штабной катер с членом Военного совета Черноморского флота дивизионным комиссаром Н. М. Кулаковым. Поднявшись на борт, он тепло здоровается с командованием корабля, расспрашивает, как прошел поход и в каком состоянии корабль, потом направляется к Рогову.

Перед уходом Рогова и Кулакова вновь была построена команда. Заместитель наркома благодарит личный состав за службу и покидает корабль.

Не проходит и получаса, как на базе объявлена «воздушная тревога». Предшествует она массированному воздушному налету вражеской авиации. По всей видимости, бомбовой удар наносился по местам стоянок кораблей эскадры, зафиксированным воздушной разведкой накануне вечером. Однако командование флотом своевременно вывело в ночь на 1 ноября из Севастополя линкор «Севастополь» и крейсер «Молотов», которые под охраной лидера «Ташкент» и эсминца «Сообразительный» ушли в Поти.

Противник еще не знал этого. Фашистские асы с остервенением принялись бомбить место последней стоянки «Севастополя» в районе Сухарной балки. К тому же их ввело в заблуждение то, что на месте бывшей стоянки линкор оставил всю свою маскировку вместе с макетами и огромной маскировочной сетью, размером около [126] четырех тысяч квадратных метров, которую, как мне позже рассказывал старпом линкора Михаил Захарович Чинчарадзе, в течение трех недель плели все свободные от вахт и дежурств моряки.

Да, не уйди в то памятное утро линкор из Севастополя, трудно предугадать, как бы сложилась дальнейшая судьба славного ветерана флота!

Около десятка бомб взорвалось вдоль левого борта и по носу лидера «Харьков», но серьезных повреждений они нам не причинили.

В течение дня лидер дважды менял стоянки и дважды участвовал в отражении атак вражеской авиации. С наступлением темноты мы приняли на борт триста пятьдесят человек эвакуированных и раненых и ушли в Туапсе. [127]

Огненные дни и ночи