На карте не значится
Шрифт:
В центре большой малахитовой доски, обрамленной по краям невысоким золотым парапетом, между хрустальных чернильниц в золотой оправе и с золотыми крышками возвышался на черном коне тяжелый рыцарь в золотых доспехах и с золотым оружием. Забрало его можно было открывать и закрывать, а на щите и плаще рыцаря чернел крест тевтонского ордена. Множество разнокалиберных карандашей и ручек лежало по сторонам от чернильниц, на лесенках из перекрещивающегося золотого рыцарского оружия.
Сейчас штандартенфюрер Реттгер сидел за столом и внимательно слушал доклад почтительно стоявшего перед ним оберштурмфюрера Хенке.
– Инженер Штейн? Да, это я… Вам знакомо имя советского ученого Рынина?.. Так.., Даже встречались с ним на международных конференциях?.. Так… Дальше… Очень крупный специалист? Консультант по подземным сооружениям?.. Так-так-так!.. Дальше… Ну, ну!.. Очень интересно!.. И труды его читали?.. Ага… А он вас не знает?… Жаль… Все?.. Благодарю!..
Реттгер бросил трубку на рычаг и повернулся к Хенке.
– Рынин - это важный трофей. Прошу относиться к нему вежливо. Не трогать. И сейчас же доставьте его ко мне!
– Слушаюсь, господин штандартенфюрер! Разрешите выполнять?
– Да…
Хенке четко повернулся и направился к двери, но Реттгер остановил его:
– Еще одно! Напишите мне рапорт об этом нашем агенте, бывшем на советском судне.
– Слушаюсь.
Через двадцать минут конвойные ввели Рынина в кабинет Реттгера.
– Выйдите в вестибюль!
– приказал Реттгер конвоирам.- А вы, доктор Рынин, проходите ближе и садитесь.
Рынин молча прошел к столу и сел в кресло. Кисти рук, с которых только что были сняты тесные наручники, ныли, и он стал растирать их, стараясь разогнать уже образовавшиеся отеки.
Реттгер несколько минут молча рассматривал Рынина, затем спросил:
– Как вы попали на судно? Куда вы направлялись?
– Это что - вопрос или допрос?
– И то и другое, доктор. Вы наш пленник.
– Я не военный.
– Это ничего не значит. Вам положено отвечать…
– У меня нет привычки, полковник, рассказывать посторонним о своих личных переездах.
– А вы, оказывается, разбираетесь в воинских знаках различия?
– Это не сложно освоить в военное время. И даже неизбежно, хотя бы и не было к тому желания.
– А все же, - куда вы направлялись?
– вернулся Реттгер к интересовавшему его вопросу.
– Повторяю: отвечать не хочу. Это мое личное дело.
Реттгер нахмурился.
– А вы, доктор, оказывается, строитель? Консультант по подземным сооружениям? Может быть, с этим и была связана ваша поездка?
Рынин промолчал. Подумал, откуда этот гестаповец так быстро мог узнать то, о чем на судне знали только Шерстнев и Борщенко? Странно… Очень странно..,
– Что же вы молчите, доктор Рынин?
– Вопрос о моей специальности имеет значение только для меня и моей гражданской деятельности на Родине.
– Не совсем так. Этот вопрос может иметь для нас большое значение и здесь, на далеком острове…
– Каким образом, полковник?
– Вы могли бы здесь приложить свои знания и хорошо на этом заработать.
– Я не продаюсь, полковник. Учтите это сразу,
– Я уточняю, доктор, - сухо продолжал Реттгер.
– Не стану скрывать от вас - в этом нет надобности!
– здесь, на острове, мы проводим подземное строительство. Вы могли бы заработать.
Рынин молчал. Реттгер по-своему истолковал
это молчание и добавил:– Заработать сможете очень хорошо, если, конечно, будете хорошо работать…
Рынин продолжал молчать.
– Вы что, -не хотите отвечать?
– Я уже ответил, полковник, и не люблю, когда один и тот же выясненный вопрос задают снова.
– Что вы ответили?!
– повысил голос Реттгер.
– Что я не про-да-юсь!
– тихо, но с ожесточением и по слогам повторил Рынин.
– У меня, полковник, есть честь!
Реттгер с раздражением взял один из карандашей, открыл им забрало рыцаря и зловеще сказал:
– У нас здесь был такой инженер… Работал в Москве, на строительстве метро. И он так же, как и вы сейчас, сидел передо мной и так же, как и вы сейчас, ответил мне теми же словами, что он не продается и что у него есть честь.
Рынин внимательно слушал, рассматривая неприятное, лоснящееся от сытости лицо Реттгера,
– Так вот, доктор Рынин, нам пришлось его замуровать живого в каменную гробницу. Он и сейчас там… жив еще…
Рынин содрогнулся и с ненавистью посмотрел в острые глаза Реттгер а, который, наблюдая за Рыниным, продолжал:
– Хочу предупредить вас, доктор Рынин, что и вы можете последовать туда же, если не измените своей позиции!
– Вот что, полковник!
– медленно заговорил Рынин.
– Запугивать меня - бесполезно. Страх я уже однажды пережил, - он остался там, позади… А у меня от него вечная отметина - вот эта полосатая седина… Больше разговаривать с вами я не хочу и не буду!
Реттгер раздраженно стукнул по забралу рыцаря, бросил карандаш и вышел из-за стола. Он прошелся по кабинету, поглядывая на Рынина, который опять принялся растирать все еще ноющие руки. Профессиональным взглядом Реттгер разглядел, что у инженера были слишком тесные наручники, и стал раздумывать… Может быть, не стоило так угрожать?.. Характеры у людей бывают разные, и один и тот же подход ко всем, возможно, и непригоден! К московскому инженеру угрозы не подошли. Видимо, и тут то же самое… Вообще советские люди загадочны. А уничтожить такого специалиста сразу, не использовать его, - жаль. Уж очень он нужен именно теперь!.. Придется, видимо, выждать…
Реттгер вернулся за стол, подобрал карандаш, аккуратно положил его на место, закрыл забрало золотого рыцаря и спокойно сказал:
– Не будем ссориться с самого начала нашего знакомства, доктор Рынин. Вы подумайте над моим предложением. Мы еще вернемся к этому вопросу.
Рынин молчал.
Реттгер нажал на кнопку звонка. Дверь открылась. Вошел дежурный эсэсовец и вытянулся у порога, ожидая приказаний.
– Пусть конвойные отведут доктора Рынина обратно. А ко мне пришлите оберштурмфюрера Хенке.
Рынина увели, и немедленно вошел Хенке. Он ожидал в вестибюле.
– Доставьте мне завтра же того агента!
– приказал Реттгер,
– Слушаюсь, господин штандартенфюрер! Разрешите идти?
– Да. Вы свободны… И распорядитесь, чтобы наручников на Рынина не надевали.
БОРЩЕНКО ДОПУСКАЕТ ОШИБКИ
После возвращения с изнуряющей работы, где Борщенко выполнил три нормы - за себя, за Шерстнева и за Кузьмича, - по лагерному репродуктору раздался вызов его на выход.