На карте не значится
Шрифт:
Борщенко и Силантьев затаили дыхание. Щели между досками засветились.
– Как видишь, Генрих, здесь никого нет. И доски на месте.
– Но я слышал, как отрывали доски!
– Померещилось это тебе, Генрих.
– Нет, не померещилось. Сейчас я прострочу щит автоматной очередью, туда-сюда… И если за ним кто есть, - там и останется!
– Стрелять нельзя, Генрих. Поднимешь напрасную тревогу.
– Молчи, Курт, - я ясно слышал. Держи брезент!
Щелкнул затвор автомата. Борщенко и Силантьев прижались к стене. Но неожиданно
– В чем дело?!
– раздался начальнический окрик.
– Господин шарфюрер! Генриху показалось, что кто-то лезет сюда из тоннеля! Трещали доски!
– по-военному четко доложил Курт.
– Посмотрим! Подними брезент!.. Здесь все в порядке!
– А если, господин шарфюрер, кто-то там, за щитом. Затрещало так, будто выдергивали гвозди! Разрешите прострочить автоматной очередью!
– Отставить! Некому и незачем туда залезать! Доски трещат потому, что оседает грунт, садятся своды. А от стрельбы они могут и рухнуть. Расходитесь по своим местам!
Брезент снова опустился, и голоса, удаляясь, затихли.
– Фу-у!
– облегченно вздохнул Силантьев.
– Я аж вспотел.
– Рано потеешь, Фома. Впереди еще не то будет. А мы идем именно туда, - вперед… Прихвати ломик на всякий случай.
– Слух у этого черта хороший, - продолжал шептать Силантьев, пролезая за Борщенко в дыру, которую они снова открыли.
– У него слух, - у нас выдержка. Вот и выйдет наш перевес.
Они выбрались к брезенту и прислушались. Было тихо.
– Приготовься, Фома. Сейчас у нас будет самый трудный перевал. Попадемся - молчи до конца, чтобы делу не повредить.
– Все понятно, Андрей Васильевич, не повторяй.
Борщенко знал куда идти дальше. Он еще раз внимательно прислушался и, осторожно отодвинув брезент, выглянул в коридор. Никого не было.
– Пошли… Наблюдай, что будет позади…
Они выскользнули из-за брезента и зашагали по коридору направо. Ковровая дорожка позволяла идти бесшумно. Но также бесшумно из-за поворота мог появиться и встречный враг.
Подойдя к повороту, Борщенко придержал Силантьева за собой и выглянул за угол. Оттуда медленно шел эсэсовец с автоматом на груди.
Борщенко протянул руку назад, перехватил от Силантьева ломик и стал ждать.
Эсэсовец шел опустив голову, задумчиво отбивая пальцами на автомате какие-то такты. Не дойдя несколько шагов до поворота, он круто повернулся и также медленно пошел обратно.
Из-за угла Борщенко видел сейчас дверь с цифрой 1, в кабинет инженера Штейна. Чтобы дойти до нее, осталось только пересечь коридор. И сделать это надо немедля. Сзади тоже мог появиться патруль.
Не спуская глаз с уходящего эсэсовца, Борщенко сделал знак Силантьеву, и они быстро перешли коридор, остановившись у желанной двери. Эсэсовец услышал шорох и обернулся, но одновременно Борщенко распахнул дверь и загородил ею себя и Силантьева, оставаясь на пороге.
Борщенко пропустил вперед Силантьева, закрыл за собою дверь и осмотрелся, готовый
на все, с ломиком руке…В кабинете, кроме Рынина, удивленно наблюдавшего за происходящим, никого больше не было.
– Борис Андреевич, где ваш охранник?
– спросил Борщенко.
Вышел ненадолго. Сейчас вернется.
– Борис Андреевич, мы за вами! Нам поручено вывести вас отсюда. Иначе вас сегодня растерзают.
– Уйти не могу. Сейчас прибыл Хенке с автоматчиком. Вероятно, по мою голову. Они уже идут сюда. Вам надо сию же минуту исчезнуть.
– Борис Андреевич! Я действую по поручению комитета. Вы должны подчиниться!
Рынин встал.
– Если я сейчас исчезну, - будет объявлена тревога по всему острову. Понимаете, что это может означать для сегодняшнего дня?!
– Это действительно важно, - согласился Борщенко.- Но и с вами тут наверняка расправятся!
– Я сказал всё. Передайте это комитету. Разве можно из-за одного меня ставить под угрозу общее дело? Я остаюсь, а вам надо немедленно уйти. Немедленно!..
В коридоре послышались приближающиеся голоса.
– Ну, вот и они! Прячьтесь!
– Рынии указал за портьеру, закрывающую небольшой альков, где стояла широкая кушетка Штейна.
Борщенко и Силантьев поспешно скрылись за портьерой.
В КАБИНЕТЕ ИНЖЕНЕРА ШТЕЙНА
В кабинет вошли Хенке с автоматчиком, Штейн и Кребс. Гестаповец был в состоянии явного возбуждения.
– Что вы тут натворили, доктор Рынин? Надо вывести из грота подлодку, а ворота не поднять. Почему?!
Рынин слушал гестаповца спокойно, не перебивая. А тот, нервно шагая между столом и альковом, где притаились Борщенко и Силантьев, продолжал выкрикивать:
– Не связано ли все это с тем, что вчера здесь за вершили работы, которые были проделаны по вашим расчетам?! И действительно ли эти работы были направлены на укрепление грота?! А может, - наоборот?!
Рынин продолжал молчать,
– Ну?!-Хенке все более распалялся.
– Что же вы молчите, доктор Рынин?!
– Вы задали сразу столько вопросов, что, прежде чем на них ответить, надо серьезно подумать.
– Думать некогда! Подводная лодка должна выйти в рейс - и не может. Это не шутка! Отвечайте!!
– Вам я вообще отвечать не обязан, - невозмутимо сказал Рынин.
– Я подчиняюсь только господину полковнику.
– Будете отвечать и мне!
– угрожающе выкрикнул Хенке.
– Мне поручено расследовать это дело!
Рынин молчал.
– А что думаете вы?!
– остановился Хенке против перепуганного инженера Штейна.
– Вы тоже отвечаете за состояние грота!
– Да, история с воротами очень странная, - согласился Штейн. Он достал из кармана большой платок и вытер вспотевшую толстую шею и жирный подбородок.
– Вы тоже усматриваете в действиях доктора Рынина сознательную злонамеренность?-спросил Хенке.
– Да, это похоже…
Хенке злобно глянул на Рынина и снова зашагал по кабинету.