На моей планете сегодня дождливо

— Очень, — искренне.

— Тогда напоследок совет специалиста: просто выспись. Не поверишь, как банальный сон все расставляет по местам.

— Спасибо, Ром.

Он отключается первым. Трубка еще недолгое время отдает слабым мерцанием. Мне уже гораздо легче, а когда я высплюсь, как следует высплюсь, то смогу уже подумать и о Денисе. Тот совсем от рук отбился — ни холодно, ни горячо! Пора выдумывать стратегию, чтоб никуда от меня не делся!

Но сон не идет. В голове всплывают кадры из моей жизни за последние три года. Вот Денис с очередной блондинкой, она потрясающе яркая, он целует ее при всех. А потом другая, рыжая Анечка — не красавица, но расцветает на глазах, когда они начинают встречаться. Денис поет с Аленкой. Денис стоит перед моим домом в одних трусах. Денис, Денис, Денис. Да, он видит меня очень красивой, но что я могу противопоставить всей этой толпе его бывших, настоящих и будущих?

Выпиваю успокоительное, мне надо уснуть. Мучаюсь в постели еще час, принимаю еще несколько таблеток. Ничего страшного, если просплю завтра целый день — даже к лучшему. Проснусь совсем другим человеком! Но долгожданная сонливость так и не приходит. Неожиданно вспоминаю, что за всем этим даже забыла выгулять собаку на ночь, а тот дрыхнет себе тихонько, даже не просится.

Нехотя встаю, собираюсь, пес уже тоже готов, мгновенно перейдя в режим «гулять». Беру зонт и натягиваю теплую куртку с капюшоном.

Дождь на улице стоит почти непроницаемой стеной. Отпускаю Барсюлю с поводка у самого подъезда — он сам знает, куда бежать. На улице никого, поздно уже, а такая романтическая погодка — дополнительный аргумент, чтобы отсидеться дома. Но на овраге не могу разглядеть, куда подевалась моя собака. Зову. Порывом ветра у меня вырывает зонт из рук. Сквозь темноту и дождь ищу, куда он отлетел. А вон и Барсюля — бегает неподалеку кругами. Наклоняюсь за зонтом, но нога едет вперед по слякоти, за что-то запинаюсь, но не успеваю ни за что ухватиться от неожиданного головокружения. Срываюсь куда-то вниз.

Меня будит лай. Выплевываю изо рта грязь. Все тело страшно болит, но пытаюсь подняться. Нога, очевидно, сломана, уж сильно тревожит резкая боль и колено неестественно вывернуто. Выбраться из оврага будет сложновато. Голова снова кружится, я провожу пальцами по лбу и смотрю на ладонь. Дождь быстро смывает кровь. Опять теряю сознание. Кто-нибудь, заткните эту собаку! Мне нужно выспаться!

Но пес не унимается, тычется мордой мне в лицо, снова лает, заставляет с трудом открыть глаза. Едва я пытаюсь пошевелиться, сознание тут же колышется. Видимо, травма головы достаточно серьезная. Сил хватает только на то, чтобы повернуть голову на бок, от дождя. Я не выберусь. Я не выберусь отсюда.

Пытаюсь кричать, звать на помощь, но получается только хрипеть. Да и не докричусь я, никого поблизости попросту нет. Хотелось бы уснуть, я не хочу умереть, захлебнувшись водой с грязью.

Если бы я взяла с собой телефон, то возможно смогла бы достать его из кармана. Последний вызов был от Ромы — мне достаточно было бы нажать две кнопки, и тогда он уже сейчас был бы здесь. Через полторы секунды он был бы здесь, потому что это Рома. Если бы кто и спас меня, то только он. Теперь я уже не сопротивляюсь обмороку, теперь уже бессмысленно. Конец боли.

* * *

Открываю глаза и уже не удивляюсь обстановке. Я просыпаюсь в этой комнате уже третий… нет, четвертый день подряд.

Надо побриться. Я уже выгляжу как бомж, меня так скоро в собственный Центр запускать перестанут. Так, сначала на работу, потом в больницу. Я бываю там каждый день, но в реанимацию не пускают. Разговариваю с врачами, но ситуация не меняется. Она в коме. Прогнозы оптимистичные, она может очнуться в любой момент, но этого не происходит. Нам бы уже позвонили, если бы она проснулась. Нам бы уже позвонили, если бы она умерла. Ничего не происходит.

Когда Аленка только сообщила о ситуации, я не отнес произошедшее на свою вину, просто перепугался. Ее нашел какой-то алкаш, которого так достала лающая собака, что он решил выйти из квартиры, чтобы узнать, что случилось. Он был вдрабадан, уверен, только поэтому и полез в овраг. Мужик с суперспособностью к алкоголизму, лишившей его остатков осторожности, и стал нашим супергероем. Ее супергероем. Моим супергероем.

Я не винил себя, пока не узнал результаты анализов. Высокая концентрация седативов, возможно, попытка суицида. А я… я даже не понял, что что-то не так. Я был спокоен, пока она там умирала. Я смотрел на дождь через окно, пока она там умирала. Теперь вина захлестывает меня настолько, что я не могу посмотреть в глаза ее родственникам, ее матери. Не могу смотреть, как отчаянно плачет ее младшая сестренка, так похожая на…

Надо вставать. Идти. Она проснется. И когда это случится, я уже не отпущу ее. Плевать на Дениса, на ее любовь, я буду держать ее в руках, чтобы больше не чувствовать этой пустоты. Нет. Когда она проснется, я отпущу ее на все четыре стороны, пусть идет, куда пожелает, пусть будет с тем, с кем пожелает. Лишь бы проснулась.

Я здесь, Рома, я здесь! Почему же ты меня не слышишь! Кричу это далеко не в первый раз, но он даже не вздрагивает, хотя и ощущает мое присутствие. Думает, что это ощущение — нормально. Я уже не зажимаюсь в нем, когда он идет в туалет, принимает душ, смотрит на себя в зеркало в ванной — все равно бессмысленно. Если мое тело умрет, я так и останусь «подселенцем», безмолвным зрителем в его кинотеатре.

— А если она очнется… овощем? — спрашивает Денис. Он пьет кофе на кухне, смотрит на меня.

— Нет. Все будет хорошо. Мозг не пострадал настолько, гипоксия незначительная — люди отходят и после худшего. Все будет хорошо, надо просто подождать.

— Почему тогда она не просыпается? — сдавленно.

— Наверное, решила отдохнуть от твоего назойливого внимания? — шучу я.

Но Денис не смеется. Денис больше не сияет. Он осунулся, выглядит больным. Это больше не Денис.

— Я пойду, с собакой погуляю, — говорит он и направляется в прихожую. Барсюля тут же подбегает к нему — он уже тоже привык к новой обстановке. Скулит только ночами, спать мешает.

Смотрю брату в спину, хочу обнять его, утешить, но не знаю, что сказать. Я тоже этого хочу, Ром, я тоже.

Сейчас поеду в Центр. Потом в больницу, чтобы узнать, что ничего не происходит. Потом… Наверное, стоит заглянуть к Алине — мне нужно что-то, чтобы отвлечься. Нет, Ром, только не это… Не делай это со мной, не заставляй меня в этом участвовать!

Смотрю на себя в зеркало, вглядываюсь в глаза, будто сквозь них увижу ее. Я злюсь на нее. Злюсь слишком сильно. Наверное, когда она проснется, когда она будет совсем здорова, я ударю ее. Я злюсь на нее… до безысходного отчаянья, до ненависти к себе. Я мог бы пройти в реанимацию, проведут знакомые. Но я не пойду. Не могу. Не выдержу. А мне нельзя сорваться — когда она проснется, я должен быть в полном порядке. И нам позвонят.

Зачем ты винишь себя, хороший мой? Это я сглупила, только я. Когда я проснусь, когда буду совсем здорова, можешь меня ударить.

Глава 8

Алина красавица. Просто шикарнейшая женщина из всех, что я видела не на экране телевизора: светлые — светлее, чем у Дениса — волосы, огромные глаза, игривая улыбка. Одежда не способна скрыть ее фигуру — большая грудь и тоненькая талия. Настраиваюсь на то, что в скором времени мне придется лицезреть все это без одежды, под собой, стонущую. Кричу снова, но он опять не слышит.