На орловском направлении. Отыгрыш

— Надо понимать, если вас… гм… прислали, значит, эвакуация всё же ж будет? Или… — Потапов вопросительно приподнял бровь.

Молодец мужик, сразу берет с места в карьер, и вперед, как говорится, — к новым горизонтам.

— А давайте-ка мы с вами прогуляемся за периметром да и обсудим все наши «или», — осторожно ответил Годунов. Если повезёт, удастся разжиться самой необходимой информацией. Ну и, само собой, оглядеться.

Осеннее солнце дарило последнее тепло пока ещё свободному городу. По правую сторону от проходной виднелась просвечиваемая насквозь липовая аллейка. Узнаваемая. А уж когда Годунов разглядел не то чтобы вдалеке угловую двухэтажку с кружевным карнизом (которая на его, Саньки-Александра Васильевича, памяти была всегда), сомнений не осталось: аллейка, по которой они идут, прозывается не то Трубниковым бульваром, не то бульваром Трубникова в честь какого-то давно почившего в бозе губернатора. Ну а вышли они, яснее ясного (и мрачнее мрачного, к чему ситуация располагала как нельзя лучше) с территории завода «Текмаш». Тут родной брат деда токарить должен… в смысле, токарил, пока не ушел вместе с другими заводчанами добровольцем на фронт…

Интересно, а почему именно «Текмаш»?..

Ёшкин кот, сказано же было самому себе, чётко сказано: нефиг над курьезами попаданчества голову ломать! Тут, по всему видать, такое начинается, что вообще без головы можно остаться, в самом прямом и некрасивом смысле.

Кузьмич хранил выжидательное молчание недолго — видать, вконец задолбала мужика неопределенность:

— Товарищ старший майор, ну так едем мы или что? Уже определиться бы, как дальше-то, с июля месяца людей мурыжим, частью вывезли, а частью… ну, вы сами видели! — И.О. рубанул рукой — аж воздух свистнул. — А тут хотя б наверняка знали бы. Станки, опять же ж, — их, на крайний случай, закопать можно где-нибудь поблизости, так? Да хоть в Медведевском лесу, а место приметить. Но, опять же, машины нужны, машины! Хотя б телеги, хотя б на полдня! И ходил я, и названивал — все впустую. Нету, говорят, ничего — и точка. А как же ж нету, если…

Будто бы нарочно подгадав момент, поблизости многоголосо взревели моторы, а пару минут спустя из-за поворота, со стороны Герценского моста, пыля и грохоча, вышла колонна. В очертаниях головных машин без труда угадывались танковые башни. «Что за нафиг?», — подумал Годунов. Без особых эмоций, потому как до конца ещё не осознанный факт переноса действовал, как удар массивной киянкой по лбу. И принялся наблюдать.

«Нафиг» при ближайшем рассмотрении оказался тремя броневиками с пришлёпнутыми сверху танковыми башнями. Вслед за метисами немирного автомобилестроения промчались пара легковушек, полуторка со счетверёнными «максимами» в кузове, а следом — ещё две полуторки с бойцами. Кузьмич отреагировал на колонну умеренно нецензурно — так реагируют на опостылевшее хлеще тещи начальство.

— Тюрин из города подался… — и закашлялся. То ли от поднятой колонной пыли, то ли окончанием фразы попёрхнувшись.

«Ну вот ты и влип, Александр Василич, — Годунов в растерянности пнул носком ботинка (непривычная обувка, но вроде крепкая и стоптана аккурат по ноге) вовремя подвернувшийся камушек. — Старше тебя теперь в городе никого нет».

Эк путешествует командующий округом — прям как чиновники периода расцвета дикой демократии: спешно и с солидным кортежем, разве что только без милицейских мигалок.

Куда — об этом и думать не приходится: известно, что сыщется он в Тамбове, будет доставлен в Москву, а там… Простора для хронически больных либерализмом журналюг никакого: отсидит с полгода и примется странствовать с должности на должность. В несколько странной последовательности: заместитель командующего армией — командующий армией — заместитель командующего — командующий… Героическими деяниями не прославится, героической кончины не удостоится. С точки зрения общечеловеков, которые уверенно записывают в репрессированные всяческих мечешочников и мелких несунов, вполне может считаться «пострадавшим от сталинского произвола», как-никак полгода отмотал…

Да черт с ним, в конце концов, с Тюриным! Крыса с корабля… А вот что прикажете делать капитану?

И никто ведь не прикажет…

Потапов смотрит напряженно. Будто мысли читает. С вопросами пока не лезет. А вопросов у него наверняка немерено. С чего вдруг старший майор госбезопасности появился на территории вверенного ему предприятия? Да в одиночку? Да в гражданском? К добру оно или к худу? Согласован спешный отъезд Тюрина с командованием или этот вот чекист (если он и вправду чекист, а не вражеский лазутчик) тоже озадачен увиденным?..

Ещё как озадачен! Ежу понятно: надо что-то делать, и срочно, чтобы вопросов больше не осталось и новых не возникло.

«…я не знаю, что, но у меня есть план», — иронически подсказала память.

К счастью, подсказала и ещё кое-что, многократно прокрученное в голове во время ночных бдений у компа.

— Вот что, Николай Кузьмич, танки ремонтировать сможете?

Нифига себе вопросик, а?

Наверное, И.О. подумал примерно то же самое, потому как ответил без прежней твердости:

— Так нету же ж их, танков, товарищ старший майор. Все, что были, ещё в июле с бору по сосенке собрали, учебные — и то на фронт. А тут вдобавок ко всему командующий, сами видели, последние броневики…

— Будут танки, Николай Кузьмич. Нам бы, как говорится, только день простоять и ночь продержаться.

— Ну-у, — раздумчиво начал Потапов, — третий цех запустим, плевое дело, часть наших станков распаковать и кое-какие у медведевцев забрать. Вот вам и ремонтный. С людьми, правда, похуже будет, кадровых-то немного осталось. Кто на фронте, кто в эвакуации… завод-то вроде как эвакуирован, но… — развел руками: на нет, мол, и суда нет. Поскреб переносицу тёмным широким ногтем: — Ну да ничего, старичков по городу ещё подсоберем, молодёжь поднатаскаем…

— Будем считать, договорились, — деловито отозвался Годунов, мысленно хваля себя за сообразительность: теперь Кузьмич сосредоточится на одном вопросе, а прочие отступят на задний план, — готовьте цех. Много времени понадобится? — И с возрастающей тоской подумал: «А число-то нынче какое хоть?» Как назло, ни одна из читаных статей не давала точного ответа на простой вопрос: когда покинул город командующий? А тут счёт идёт не на дни — на часы.

И в этот момент, прямо как в приключенческой киношке для подростков и пожизненно незрелых разумом обывателей, на столбе у проходной ожил репродуктор: «В течение 29 сентября наши войска вели упорные бои с противником на всем фронте… По уточнённым данным, за 26 сентября уничтожено не девяносто восемь немецких самолётов, а сто тринадцать…»

Двадцать девятое?.. Ага! Ну что, легче тебе дышится, а, Александр Василич?

Голос в репродукторе продолжал напористо и устало перечислять вражеские потери в самолётах, танках, артиллерии, живой силе…

Оно, конечно, хорошо и с точки зрения психологии даже правильно. Но уже завтра, если Годунов ничего не путает (а жаловаться на память ему, слава богу, грех), немцы прорвут оборону 13-й и 50-й армий и их подвижные соединения рванут что есть сил и скорости на Тулу. А послезавтра вечером Сталин поручит генерал-майору Лелюшенко принять командование стрелковым корпусом. 1-м особым гвардейским. Звучит солидно. Если не знать, что корпус находится на этапе формирования. И на всё про всё три дня. К ночи с первого на второе этот пугающе маленький срок ужмется до суток…

Получается, у него, у Годунова, тоже всего один день, чтобы начать предпринимать хоть какие-то действия. Повеяло до боли знакомым «надо было сделать позавчера». Однако тут не премией рискуешь и не продвижением по службе, а судьбой. И если бы только своей…

И всё же не без основания удивлялись сослуживцы, как это неторопливый флегматик Годунов при необходимости исхитряется выдавать план действий буквально на ходу… и по ходу. Будь он рыцарем, на его гербе следовало бы начертать тривиальное, но неизменно оправдывающее себя (а заодно и своего хозяина-авантюриста): «Надо ввязаться в драку, а там посмотрим».