Чтение онлайн

ЖАНРЫ

На осколках разбитых надежд
Шрифт:

Рихард вдруг резко развернул ее к себе лицом и поцеловал жестко и чуть грубо, прижимая ее к себе с силой. Теперь между ними не осталось прежней нежности. Между ними было только отчаяние от безвыходности их положения и безнадежности их чувств. Оба понимали, что это были их последние минуты. С этого времени и до момента отъезда, когда его черный «опель» покинет Розенбург, они больше не имели шанса на мимолетное прикосновение.

Расстаться было невыносимо тяжело. Лена видела, что и ему тяжело дается это прощание — отпустить ее из своих рук и отступить на пару шагов от нее. Даже руки заложил за спину, чтобы не коснуться снова. И Лена не могла не подумать о том, насколько типична для нациста сейчас его поза. Наверное, это и облегчило ей самой уход из комнат

Рихарда, где последние часы она была так счастлива.

Почему война не может прекратиться вот прямо сейчас?

Самое горячее желание, за осуществление которого Лена была готова отдать так много. Чтобы наконец-то все закончилось. Но не победой нацистов, в которой немцы были до сих пор твердо уверены, а победой советской армии. Прямо сейчас… пока Рихард все еще здесь в Германии, пока только собирается уезжать и наблюдает рассеянно со стороны, как Войтек в последний раз переставляет чемоданы в багажнике «опеля». Баронесса еще не спускалась, и слуги зябко ежились под порывами холодного ветра, с надеждой поглядывая на дверь. Строгая Биргит не разрешила никому набросить пальто, только вязаные кофты, и теперь девушки переминались с ногу на ногу, мысленно ругая хозяйку за промедление. Но только не Лена. Несмотря на пронизывающий до костей ветер, она так и стояла на ступенях крыльца, украдкой поглядывая на Рихарда. Лишь бы подольше оттянуть момент расставания.

Но вот на крыльцо Розенбурга наконец выпорхнула баронесса, стуча каблучками ботинок и кутаясь в меховое пальто. На слуг она взглянула мельком. Торопливо проговорила последние наставления Биргит и попрощалась с ней до Пасхи. Остальных она удостоила коротким кивком и поспешила сесть в автомобиль.

Вот и все. Лене стоило огромных усилий удержать на лице маску бесстрастности, когда Рихард захлопнул дверцу со стороны матери.

— Довольно церемоний, Биргит, пусть все возвращаются в дом, — быстро проговорил он экономке, касаясь мимоходом ее плеча.

— Пусть хранит вас Бог, мой господин Ритци! — прошептала Биргит в ответ. Лена с удивлением расслышала вдруг нотки слез в голосе суровой немки. Рихард кивнул ей благодарно и улыбнулся уголками губ, прежде чем обойти «опель» и шагнуть к дверце со стороны водителя. На какое-то мгновение Лену вдруг охватила паника, природу которой она позднее не смогла объяснить самой себе. Он не взглянул ни разу на нее за последние минуты. Выглядел таким отстраненным и равнодушным, что она даже стала думать о том, не приснились ли ей последние дни и ночи, не придумала ли она себе все сама.

Но вот Рихард обернулся на крыльцо, прежде чем сесть в автомобиль. Скользнул взглядом по слугам, задержавшись на Лене чуть дольше. Уголки губ шевельнулись в еле уловимой улыбке. И она также еле заметно, стараясь выглядеть сильной в эти минуты и не показать своих чувств, улыбнулась уголками губ.

Их «здесь и сейчас» закончилось. И неизвестно, что будет дальше. Но и этого для них было достаточно, чтобы ощутить самое главное — надежду на что-то большее. На что-то лучшее…

— Чтоб тебя там черти взяли в ад! — сплюнул Войтек в снег раздраженно. — Пусть русские отправят тебя именно туда!

Суеверная Катерина сделала защитный знак «от нечистого», скрестив пальцы, а Лена предпочла сделать вид, что не услышала его. Она старательно гнала от себя мысли все это время, что через несколько дней Рихард отправится на Восточный фронт, и не собиралась прекращать.

Правда, занять себя уборкой не удалось — Биргит направила ее именно в комнаты Рихарда снимать постельное белье для стирки и накрывать мебель в комнате чехлами до тех пор, пока не вернется ее хозяин. А как можно было не думать о Рихарде, когда все вокруг так и напоминало Лене о нем? Поэтому Лена торопилась поскорее закончить уборку и уйти вон из комнат. Помедлила только у бюро, когда уносила кипу белья подмышкой. Заметила неровно сложенный квадрат бумаги. Тот самый, который Рихард забрал у нее в спальне Иоганна. С обозначением аэродромов и баз нацистов на Кавказском

фронте.

После недолгих раздумий карта отправилась в карман фартука. И лежала в нем остаток дня, обжигая Лену через ткань фартука и подола платья. Отдать карту Войтеку сейчас означало предательство Рихарда. И других смыслов в этом поступке не было. Но с другой стороны, не отдать тоже означало предательство. Своей страны, своей крови, своего народа.

Все решилось за ужином, к которому едва успел вернуться Войтек, забиравший «опель» со станции. Он выглядел мрачным и злым и почти не говорил за столом. Только когда немцы ушли вон из кухни, оставляя уборку и мытье посуды русским служанкам, Войтек рассказал о том, чему стал свидетелем. Оказалось, на станцию прибыл эшелон с пленными русскими. Это были не гражданские, как пригоняли в последние дни, возмещая потери немецкого населения в работниках. Это были военнопленные, пусть сейчас и сложно было догадаться об этом по их внешнему виду. Войтек рассказывал о бесчеловечности и жестокости надзирателей за пленными, о том, какими измученными выглядели военнопленные, ослабленные голодом и холодом, а также от том, как застрелили самых слабых, едва державшихся на ногах. Поляк видел, как служащие станции равнодушно засыпали кровь песком, когда трупы унесли солдаты СС.

— У вас кто-то есть в армии? — спросил Войтек у хмурых девушек. Катерина покачала головой. Ее родственники не успели попасть в ряды Красной армии по призыву, настолько быстро вторглась война в ее родные земли. А вот Лена не знала точно, служит ли где-то ее брат или нет. Ей хотелось надеяться, что он по-прежнему где-то далеко от войны, за линией фронта, но зная Колю, она подозревала, что он в числе первых направился в военкомат. Что с ним сейчас? Где он? Жив ли? И как там тетя Оля в Москве? И Соболевы. Где сейчас Котя?

— У меня кое-что есть, — остановила в дверях Лена Войтека, когда тот собирался уже уходить к себе. — Но я не понимаю, как это поможет моей стране, если я передам все Британии? Капиталистические страны никогда не питали симпатии к Советам.

Войтек посмотрел на нее так внимательно, что Лене показалось, он разгадал все ее сомнения, полыхающие внутри жарким огнем. А потом он склонился ниже к ее лицу и, заглянув в ее глаза, прошептал:

— Я тоже, как и моя страна, никогда не питал симпатии к Советам. И никогда не буду. Это так. Коммунисты — бич нашего времени и угроза миру. Но нацисты — гораздо опаснее сейчас, чем коммунисты. У нас есть поговорка: «Утопающий хватается и за бритву». Советы — это бритва для всего мира, но, чтобы не утонуть нужно хвататься за все. В том числе и помочь им в борьбе с Германией. Мы — союзники, Лена. Верь мне.

— Есть одно место. Я слышала, как фон Ренбек говорили про него, — решилась Лена после минутного колебания. — Это завод, где производят истребители для люфтваффе. Барон забирает там самолет новой модификации. «Густав». Так зовут эту модель. А местечко называется Варнемюнде.

— Молодчина! Это стоящая информация! — В порыве радости поляк положил ладонь на ее плечо и слегка сжал. Его глаза так и сияли от радости. — Ты умница!

Еще оставалась карта с расположением немецких баз на юге ее страны. Раньше отдать такую информацию Войтеку было не так сложно, как сейчас. Потому что прежде смерть Рихарда не была для нее так страшна.

— Есть еще карта. Кавказский фронт, — произнесла Лена на одном дыхании. Словно с размаху прыгнула в ледяную воду, решившись на это. Не раздумывая. В один момент.

Как можно быстрее, чтобы не передумать, Лена достала сложенную карту из кармана фартука и отдала поляку. Тот так же быстро спрятал ее за полу жилета, чтобы позднее перенести всю информацию на бумагу и передать дальше по цепочке — своему человеку в городе, а тот шифровкой в Лондон.

Наверное, было что-то такое в ее лице в те минуты, что подсказало Войтеку ее состояние сейчас. Он явно заметил ее внутреннюю борьбу, которая тут же вспыхнула в ней, едва она выпустила из своих пальцев карту. Это было очевидно. Иначе с чего он вдруг произнес с явным укором в голосе:

Поделиться с друзьями: