На осколках разбитых надежд

— Но ты его читаешь, — заметила Лена, заложенные уголки страниц книги. — Я слышала о нем…

Лена слышала о Ремарке от Коти, который принес книгу этого писателя и настоятельно рекомендовал ее брату прочесть. И снова при воспоминании о прошлом в комнату скользнули тени, и несмотря на жаркий огонь в камине, повеяло холодом. Душу опять царапнуло острыми когтями, и она с трудом удержалась о того, что не оттолкнуть протянутую книгу.

— Мне очень близки его мысли. Ты поймешь, когда прочтешь его сама. Только я бы хотел, чтобы ты начала именно с этой, с «Приюта грез». Пусть ты узнаешь Ремарка сентиментальным, — ответил Рихард, а потом улыбнулся с легкой грустинкой в глазах, когда снова потянулся к ней и обнял ее, будто разгадав, что это самое верное, что ей сейчас нужно. — Ты ведь умеешь хранить секреты, правда, моя лесная фея?

Ей надо было бы уйти еще тогда. Но Рихард обнял ее, зашептал, целуя в макушку какие-то нежные слова, и она не смогла разрушить это облако нежности, в которое погрузилась в те минуты.

— Останься, — то ли приказал, то ли попросил он, когда целовал ее снова и снова, путаясь пальцами в ее растрепанных волосах. И она осталась почти до самого утра, пока за окном не начал сереть рассвет. Пока не пришло время снова возвращаться в реальность к своим ролям.

Лене казалось, что она должна была измениться, а перемены, которые случились с ней вчера ночью, будут заметны остальным. И долго рассматривала свое отражение, когда закалывала волосы в узел. Но нет, все оставалось тем же — бледное, худое лицо, острые скулы. Только вот губы чуть припухли. И глаза были другими. Что-то такое было в их глубине, что она никак не могла опознать. Или может, это Лене только казалось?

Жалела ли она о том, что произошло ночью, когда рассматривала себя в зеркале утром? Лена не могла дать однозначного ответа. Особенно, когда она оставалась одна, когда Рихарда не было рядом, а значит, она снова была способна мыслить здраво. Одна ее половина твердила, что все в порядке, что рано или поздно это случилось бы, и хорошо, что это произошло именно так. Другая же напоминала, что ей хотелось всего лишь вернуть те отношения, которые были между ними. Потому что теперь все становилось совсем иначе. И намного серьезнее. Глубже.

В кухне в то утро суетились только Катя и Лена, наслаждаясь редким свободным от контроля немок временем. И у Биргит, и у Айке был выходной. Только восточные работники оставались в Розенбурге прислуживать хозяевам.

— Вось як всегда! Спали себе и спали, — ворчала Катерина, когда разжигала печь. — Немчики наши тольки к полудню очи разлепят, а ты давай, трудися с утрева…

— Ты же знаешь, нам нужно проследить, чтобы была горячая вода. И хлеб нужно поставить в печь. Иначе не пропечется толком к завтраку.

— Горячая вода — это поляка нашего абавязак [52] , не наш с тобой! — отрезала недовольно не выспавшаяся Катя. — Вось где он? Залил себе очи вечор и все! Спит и думать не думает о воде горячей твоей! Будить его треба.

— Не надо, — отрезал от входа Войтек. Он сбил с ботинок снег, чтобы девушкам было меньше работы в кухне, и прошел к столу, за который уселся в ожидании завтрака, хмурый и помятый. Белки его глаз были красными. Щетина чернела на лице, придавая ему угрожающий вид. Катя попыталась было шутить насчет вчерашней ночи, но Войтек бросил на нее такой взгляд, что она тут же умолкла.

52

Обязанность (бел.).

— Девушки, сварите мне кофе, пожалуйста, — попросил он и добавил, заметив, как Лена потянулась к жестяной коробке с эрзац-кофе: — Настоящего. Не этого пойла из желудей, которым нас поят. Никого нет. Давайте хотя бы сегодня позавтракаем по-человечески, а не тем кормом для скотины, который дает Айке.

Это был их маленький знак неповиновения. Пусть и незаметный для самих немцев. Позавтракать бутербродами с настоящей ветчиной на белом хлебе, запивая горячим кофе. Правда, Лена от кофе отказалась — влезла в коробку с запасами чая с Цейлона, такого дефицитного по настоящим временам.

— Почему вчера не пришли встречать Новый год? — спросил Войтек за завтраком.

— Ох, загоняли нас як скотину! — вздохнула Катя. — Тольки ночью уляглися. Ах ты… треба хлеб почекаць… Горит что ль?

Катя быстро сорвалась с места к печи, чтобы проверить, не пригорает ли корочка. Баронесса ненавидела, когда хлеб был слишком румяный. Айке особенно обращала на это внимание девушек. Войтек, пользуясь отсутствием за столом Катерины, придвинулся по лавке поближе к Лене и вдруг потянулся к ней — с улыбкой поправил выбившуюся из-под косынки прядь волос.

— Надо было прийти. Я поймал русских.

Лена посмотрела на него удивленно, не понимая, о чем он сейчас, и он поспешил пояснить, понизив голос до шепота:

— Радио. У меня есть радиоприемник. Сами собрали когда-то с Мареком. По деталям искали. Им было опасно держать у Штайлера, и я принес сюда.

Иметь радио работникам категорически запрещалось, поэтому Лена даже замерла на какие-то секунды, ошеломленно глядя на Войтека.

— Ты что-то знаешь новое? Что-то о моей стране? — взволнованно спросила Лена, и он обернулся на Катю, которая доставала противень из печи, а потом приложил палец к губам, мол, не надо так громко.

— Ничего нового. Немцы все так же застряли под Сталинградом. И надеюсь, им прижмут там хвост, чтобы они не прорвались к кавказской нефти.

Лена уже слышала об этом, только в другом контексте, и Войтек прочитал по ее лицу, что она что-то знает. Положил руку на ее ладонь и сжал легко, но требовательно.

— Наш немчик что-то об этом знает?

— Его перевели на Кавказский фронт, — произнесла Лена после коротких раздумий, стоит ли ей говорить поляку об этом. — Он рассказывал вчера своему дяде о текущей ситуации.

— Карта?.. — взволнованно спросил Войтек. Даже дыхание затаил. Лена ясно видела это поверх кружки с чаем, которую держала перед собой, словно щит. И порадовалась в эту минуту, что Рихард забрал карту вчера.

— Я не смогла ее достать, — лгать ей не пришлось, к ее радости. Как и предавать Рихарда, мелькнуло на душе облегчение.

— Попробуй это сделать, когда немец уедет, — настойчиво зашептал Войтек, сжимая ее руку. — Это очень важно. Если немцы все же удержат фронт, если отбросят наступление Советов, они получат Кавказ и нефть, понимаешь? Тот, у кого будет в руках топливо, победил заранее в этой войне. Неужели ты не видишь всей серьезности положения?

— Разве что-то решит одна-единственная карта? — с горечью произнесла Лена.

— Сейчас важно даже то, что немцы строят тут отдельную ветку железной дороги от станции в леса, — проговорил Войтек. — Казалось бы — пустяк, всего лишь кусок дороги. Но кто знает, что там может быть? И зачем им эта транспортная линия? Что они будут производить тайно в лесах? И как это может повлиять на ход войны? Всего лишь одна короткая железнодорожная ветка, Лена, но на ее конце может быть как еще один лагерь для военнопленных, так и завод по производству тайного оружия. Это не нам решать, что важно передать, а что нет. Но наш долг сделать это. Ради свободы наших стран, ради победы над нацизмом!