На осколках разбитых надежд

Лена любила читать. С самого детства. Брат не особо засиживался за книгами, а вот она сама с удовольствием проваливалась в разные истории, представляя себя их героиней. Поэтому вид этих книжных богатств наполнил ее таким восторгом, заставляя забыть о том, что она никогда не сможет взять ни одной книги с этих полок. Ни новых, переплет которых все еще пах типографской краской, ни старых, с потрепанными бархатными обложками, богато украшенными тиснением золотом или серебром.

Поэтому неудивительно, что, расставляя книги по местам, Лена невольно стала просматривать их, иногда зачитываясь строками, которые открывались ей под обложкой. Многие авторы из того десятка книг, которые она с трудом донесла до библиотеки, были незнакомы. Часть книг была на английском языке, и Лена пожалела, что плохо знает его, чтобы понять хотя бы по названию, о чем они. Часть на французском языке, например, Экзюпери, которым Лена неожиданно для самой себя увлеклась, вспоминая с трудом слова.

Так и нашел ее Войтек — сидящей на лестнице между этажами, подобрав под себя ноги, погруженной в книгу с головой. Лена вздрогнула от неожиданности, когда он подошел к ней бесшумно между рядов полок.

— Иоганн так и понял, что ты в книге, — произнес он на ломанном русском, заставляя ее вскочить на ноги в испуге. Она сама не поняла, что именно ее взволновало больше — неожиданное появление поляка или тот факт, что он говорит на ее языке.

— Биргит держит контроль. Не думай, что сможешь так часто делать. Я сказал, что ты меня послала за книгами, что я в помощь тебе. Хорошо, что Иоганн позвал меня из сада посмотреть, где ты.

— Ты говоришь по-русски? — спросила удивленно Лена. Войтек , не глядя на нее, стал расставлять книги по местам, быстро перемещаясь между полками. Было видно, что ему плохо знакома система расстановки, и он то и дело кружил между полками, пытаясь определиться.

— Сестра моей матери была жената на русском. Он бежал из России, когда большевики стали у власти, — объяснил он. — Никому не нужно знать, что я говорю, хорошо?

— Я не скажу ей, — пообещала Лена. Больше они не разговаривали — молча разносили книги по полкам согласно принятой в библиотеке системе — по языкам, по жанрам и далее по алфавиту. Удивительно, как сами владельцы ориентировались среди этих огромных шкафов, не могла при этом не удивляться Лена.

Когда наконец они справились с работой и уже выходили из зала, Войтек придержал Лену за плечо, заставляя обернуться.

— Иоганн — хороший мужик. Очень умный. Не играй с ним, он не любит это. Биргит строгая, но… но… она наказывает только за дело. А наказывать она умеет. Но жить здесь можно. Если есть ум. И без глупости. Ты слышала о Бухенвальде? Или Ордруфе?

Лена покачала головой. Эти названия были незнакомы.

— Будь умная. Забудь на время о том, что было там, дома. Но не о том, кто они есть, — Войтек кивнул головой в сторону комнат и коридоров замка. — Для них ты просто вещь. Помни и будь на страже. Правила. Следи за правилами. Будь на страже.

Войтек вдруг протянул руку и коснулся края косынки Лены. Она не успела отклониться, насколько был быстрым этот жест. Поляк только улыбнулся еле заметно.

— Волосы, — пояснил он, и Лена поняла по этим словам и его жесту, что Войтек поправил косынку на ее голове. — Баронесса увидит, что волосы не под косынкой, будет злая. И еще, Лена… под кроватью в комнате, помнишь?

Смысла этой фразы Лене не удалось разгадать. А переспросить помешало появление Биргит, которая тут же обрушилась на них с обвинениями в безделье. Мол, надо бы уже подготовить посуду и приборы к сервировке ужина. А Войтеку не мешало бы помочь садовнику убрать траву в парке, которую косили весь день.

В кухне было жарко, несмотря на распахнутые окна. Повариха, седая худощавая Айке, суетилась у плиты — то переворачивала мясо, шипящее на медной сковороде, то проверяла пирог в духовке. От ароматов стряпни желудок Лены тут же сжался, и она поняла, что последний раз ела еще на бирже непонятное варево с кусочком черствого хлеба. Когда повариха заметила появление Лены, с любопытством осматривающейся в кухне, ткнула в нее пальцем, обращаясь к Биргит:

— Эта ведь не ела? Голодная, наверно.

— Можешь спросить у нее самой, — откликнулась экономка. — Ужин будет ко времени?

— Когда я тебя подводила? — ответила вопросом Айке, отрезая от широкого кругляша хлеба здоровый кусок. Потом она налила в глиняную миску похлебки и поставила на стол в центре кухни. — Иди, русская, ешь!

— Двойная порция? — подняла брови Биргит.

— Посмотри, какая она тощая! — бросила в ответ Айке, уперев руки в бока. — Та русская, Янина, хоть и худая да есть за что подержать. А эта прямо совсем кожа да кости! Словно ее впроголодь держали как неугодную собаку дворовую.

Лена могла бы назвать причины, по которой она недоедала дома, но благоразумно решила промолчать, вспомнив поговорку про гусей. Поэтому она молча взялась за ложку и стала есть.

Суп был невероятно вкусный. Ароматный. Лена уже около года не обедала так вкусно и так сытно, как сейчас. Она с трудом заставила себя сдерживать свой жадный голод и есть медленно, отщипывая по кусочку от ломтя хлеба, как ее воспитали когда-то. И она слышала, что ее манеры и поведение за столом удивили немок. А короткая благодарность Айке за вкусный обед удивила еще больше.

— Твои бумаги не заполнены, — сказала ей Биргит после того, как Лена закончила есть. — Странно, я думала, арбайтсамт [13] добросовестно относится к своим обязанностям. Госпожа баронесса ждет больше информации, чем просто имя, место проживания и сведения о здоровье. После того, как сервируем стол, пока длится ужин, ты ответишь на мои вопросы. И советую тебе отвечать честно на них. И заодно сообщи Катерине, что я жду от нее того же.

Как и остальные комнаты, столовая поразила Лену своими размерами и обстановкой. Было видно, что мебель из красного дерева — антикварная, дорогая. Как и серебро, которое натерли до блеска, и фарфор с цветочным узором, и хрусталь бокалов. Биргит кивнула довольно, когда в центре стола водрузили вазу с пышными соцветиями ароматной сирени, и напомнила в который раз, что в доме всегда должны быть свежие цветы.

13

Биржа труда в Германии («Арбайтсамт», нем. Arbeitsamt).

— Ты! — показала она на Лену. — Ты будешь следить за этим. На этом все. Следуйте за мной. Янина, ты остаешься в столовой. Будешь подавать ужин вместе с Урсулой.

Лена заметила, как скривились губы Янины, словно она была готова вот-вот заплакать, когда услышала приказ Биргит. Девушки уже успели за сервировкой шепотом поделиться своими впечатлениями. Янина, прислуживающая днем баронессе, призналась, что до смерти боится ее. Особенно взгляда ее ледяных светло-голубых глаз.

— До нутра пробирает. От такого глаза лепше подалече быть, — прошептала она, борясь со слезами, и Лене только и оставалось, что сжать ее руку в знак поддержки. Хотя невольно мелькнуло в голове, что Янина сама выбрала свою судьбу, когда записалась в добровольные работники.

— Советую не обманывать, — предупредила Биргит перед тем, как начать заполнять бумаги. — Не понимаю, почему у Янины все в порядке с бумагами, а ваши нет.

— Наверное, потому что у тех, кто пригнал нас сюда, просто на это не было времени, — сорвалось с языка Лены прежде, чем она успела хорошенько подумать. Катя тут же толкнула ее в бок локтем, распознав на лице Биргит недовольство. Поэтому поспешила отвлечь внимание экономики на себя и начала говорить о себе. Рассказ был коротким. Родилась первым ребенком в многодетной семье. Отец — тракторист, мать — доярка. Проучилась восемь классов в школе, потом работала в колхозе, как родители. Была занята на сельхозработах, помогала семье, чем могла. О том, что было после начала войны, Катя предпочла не говорить.