На осколках разбитых надежд
Шрифт:
— Ты уразумела, что одна из девок наша? — спросила Катерина, когда они с Леной наспех завершали сервировку праздничного ужина, раскладывая столовое серебро с гербом фон Ренбек на ручках. — Она со мной як на нашем заговорила, я еле щипцов не сронила.
— Не наша, — поправила ее Лена. — Какая она наша? Она из бывших. Да еще видишь, с немцами путается.
— А якие ейные наряды! — восхищалась Катерина. — Я в кино тольки такие видала!
Гостьи действительно разоделись для вечера. Это мужчины не могли ничем выделиться, кроме орденов и наград на парадных мундирах. А вот женщины постарались как могли. Бархат и шелк, блеск украшений в ушах и на шее. Конечно, самые богатые украшения были у баронессы — бриллиантовая цепочка с
Главным украшением же Мисси была ее молодость и красота. Лена не могла не позавидовать ее ангельскому облику — в белоснежном платье с кружевным болеро, целомудренно закрывающем декольте и плечи, с волнами белокурых волос, она была неимоверно хороша. Неудивительно, что Рихард именно ее повел под руку к столу, встретив у подножия лестницы в холле. И разговаривал больше именно с ней за ужином, как показалось Лене со стороны. Она замечала, какими понимающими взглядами обмениваются через стол баронесса и Иоганн, и злилась все больше. Сосредоточенная на своих мыслях и эмоциях, она не обратила внимания на слова Катерины, когда они вернулись в очередной раз в кухню, чтобы принести к столу десерт — запеченные с медом яблоки с ванильным соусом, традиционное печенье и сладкий слоеный пирог.
— Як думаешь, нам достанется хоть кусочек из ужина их нонешнего? — спросила Катерина. Сегодня был праздник, и Айке уже давно ушла домой, как и Биргит. В доме остались только девушки. — Я б гуся съела. Или даже рыбы этой толстой. Да и сладкого хочется! А видела, как лопает жадно этот толстый эсэсовец? Ну, як наш хряк лопал! А сына фрау нашей видела? Злющий як черт!
— Он не хотел идти на сегодняшний ужин, — сказала Лена, случайно подслушавшая спор Биргит с сыном, худощавым молодым человеком. У него была бледная кожа и тонкие черты лица. Темные глаза, длинный нос и узкие губы достались ему явно от матери. Как и характер. Неудивительно, что эти двое так яростно ругались. — Он не хотел идти на этот ужин. Считает фон Ренбек заносчивыми богатеями, а барона — неженкой, представляешь? Странно для сына фрау Биргит — она так любит эту семью.
— Неженкой? — переспросила Катерина. — Ну, не знаю. Боится он нашего немца — то точно. Я видала, он тронуть тебя хотел, когда ты гуся усим носила. Но наш немец так на него глянул, что прям кровь ледяной стала. Ну, у меня точнехонько стала бы. Он злой, этот сынок фрау. Черт в нем сидит. Як в других, что у нас были в деревне. Вот ей-ей!
Лена же услышала только слова о Рихарде из этого рассказа и задумалась, правда ли это или Катерине попросту показалось. Но расспросить Катю в подробностях не было возможности. Она уже убежала с подносом, а Лене предстояло дождаться, пока сварится кофе. И именно в этот момент в кухне появился Войтек, принесший очередную партию дров в кухню. У Лены тут же закололо от волнения в груди, словно там по-прежнему пряталась карта. Войтек аккуратно сложил дрова в ящик, а потом приблизился к ней и встал так близко, что они едва не стояли плечом к плечу у плиты сейчас.
— Если решилась и есть что сказать, то сейчас, — проговорил он тихо. А потом посмотрел на нее пристально и произнес после короткого молчания. — В Рождество немцы не так бдительны. Сегодня будет передача.
Лена взглянула на него, раздумывая, не ловушка ли это. С чего вдруг Войтек стал таким откровенным с ней? Он же понимает, что подставляет себя под удар, а заодно и других людей, связанных с ним.
— Я доверяю тебе, — произнес Войтек, глядя ей прямо в глаза. — Доверяю тебе и свою жизнь, и будущее. Верь и ты мне. Ты можешь это делать без опаски.
— Есть кое-что, — прошептала Лена после недолгих размышлений. — Одна карта. Немцы на ней отмечали позиции аэродромов, зенитных установок и что-то еще. Можно попробовать разобраться. Но она старая… то есть это все
было летом.После нетерпеливого знака Войтека, мол, неважно, давай скорее, Лена отвернулась и принялась расстегивать пуговки на блузке. Она не могла оставить карту в спальне, а другого потайного места так и не нашла в доме. Поэтому так и носила на своем теле ее. Только свернула еще туже и спрятала за блузкой под поясом юбки.
Войтек как раз успел спрятать карту в голенище сапога, как раздались шаги, и в кухню вошел Рихард. Лена покраснела и затряслась от ужаса при понимании того, что было бы, зайди он на пару секунд раньше. Руки дрожали, и она не сразу попадала в петли пуговками. Поэтому чуть задержалась прежде, чем повернуться к Рихарду.
— Какого черта? Вы не слышите звонка оба? — раздраженно бросил Рихард, стоя на пороге кухни. — Почему я должен спускаться в кухню, чтобы нам принесли еще вина?
— Прошу прощения, господин Рихард, — поспешила сказать Лена, но он только поджал губы недовольно.
— У тебя кофе кипит. Айке разве не научила, что его нельзя кипятить? Это не чай! Этот вылей и свари новый, — он перевел взгляд на Войтека, стоявшего рядом с Леной, и его взгляд стал таким злым, что у Лены даже холодок пробежал вдоль позвоночника. — Я не успел еще поговорить с тобой. Но хотел бы посоветовать тебе, польская свинья, держать руки в карманах. И не только руки. Иначе тот ребенок от Янины будет твоим последним ублюдком. Ясно?
Лена почувствовала, как напрягся Войтек рядом с ней, и испугалась, что тот сейчас бросится на Рихарда, несмотря на явное физическое преимущество немца. Инстинктивно протянула в его сторону руку, чтобы удержать на месте, а потом быстро вернула ее обратно, опасаясь очередной вспышки со стороны Рихарда. Он заметил этот еле уловимый жест, но ничего не сказал, кроме «Я жду вино и быстро», и ушел из кухни.
— Чертов немец! — прошипел ему вслед Войтек, и Лена в этот момент не могла не почувствовать горечь и злость на Рихарда. Быть может, с ней он стал любезным, но вот с остальными… Нет, нельзя было забывать, кто он такой, совсем нельзя.
И тут же спустя несколько мгновений позабыла о данном самой себе обещании, когда поднялась наверх, в одну из больших комнат, где стояла рождественская ель, и расположились гости. Там завели уже завели патефон, и Лена еще за несколько шагов до порога услышала знакомый гимн Рождества, который когда-то слышала на вечеринке Ротбауэра. Кое-кто из захмелевших гостей подпевал певице, даже Иоганн мурлыкал себе под нос слова «Святой ночи».
— Танцевать! Давайте танцевать! — вдруг попросила Мисси, вставая со своего места и направляясь к шкафу с пластинками, чтобы их числа выбрать самую любимую мелодию.
— Превосходная идея! — поддержала ее баронесса и многозначительно посмотрела на Рихарда.
Тот извинился, оторвался от разговора со своими собеседниками — штурмбаннфюрером СС Йозелом и Людвигом Тайнхофером — и присоединился к Мисси. Наконец после недолгих обсуждений запись была выбрана, и игла побежала по поверхности пластинки. Мисси тут же быстренько отбежала и уселась в кресло, явно выжидая приглашения на танец. Ей что-то шепнула Анна, и она игриво рассмеялась. Лена старалась не смотреть на нее в эти и последующие минуты, собирая пустые бокалы и бутылки, чтобы унести те в кухню. Почему-то стало очень больно от этого праздника, украшенной ели и танцев.
Заиграли звуки вальса, и Лена даже на миг прикрыла глаза, желая оказаться где угодно, но только не в этой комнате. Она слышала шаги Рихарда по натертому паркету и вдруг пожелала ему поскользнуться в танце на вощенном полу. Они хорошенько его натерли несколько дней назад с Катей, болтая о танцах, которые могут быть устроены тут. И Лена даже прошлась по комнате в туре вальса с воображаемым партнером, показывая Катерине танец. Теперь здесь будет танцевать не она, Лена. Ее удел собирать пустые бокалы и золотистые обертки от конфет. Танцевать будет Мисси…