На разных берегах (Часть 1). Жизнь в Союзе (Часть 2). Наши в иммиграции

– Вы Герман? – спросила она, не отдавая себе отчёта, зачем это делает.

– Откуда вы знаете моё имя?

– Мало, кто читает такие редкие книги об импрессионистах, – почти процитировала Изольда, запомнившуюся ей фразу.

Старик посмотрел на неё изучающим взглядом. Было видно, что компьютер его памяти усиленно работает. Наконец, удивлённый и растерянный, он воскликнул:

– Неужели это вы, Изольда?

Изольда кивнула головой.

– Как давно это было! Не знаю, как вам это сказать... я тогда отступил от своих правил, и это был единственный раз в моей жизни! Я потом часто задавал себе вопрос, как это могло произойти? Ведь я любил свою жену и у нас был прекрасный союз. Видимо во всем виноваты Гагры: это солнце, это море – всё это вместе и конечно вы, ваши руки... всё это было прекрасно, но так скоротечно, что порой мне казалось, что всё это – приснилось. Да и вся жизнь пронеслась так быстро! В прошлом году я похоронил Олечку. А детей мы так и не завели. Теперь я один, поэтому так неухожен.

Герман беспомощно провёл руками по своей одежде.

– Недавно достал здесь на Брайтоне все 8 томов Перрюшо и вот перечитываю. А как вы?

– Мама, мама, куда же ты пропала?

К Изольде подошла запыхавшаяся молодая женщина. Большие очки в тёмной оправе невольно придавали строгость её лицу.

– Я давно тебя ищу, пробежала, наверное, половину бордвока.

– А я пригрелась тут на солнышке и вот разговорилась с ...господином, товарищем, – Изольда мучительно подбирала нужное слово, – гражданином. Он тоже из Москвы.

Это сообщение не заинтересовало молодую женщину.

– Ты очень долго сидишь на солнце, и это меня волнует. “Как она похожа на отца! То же очертание лица, подбородок. Когда эти два лица рядом – это особенно чётко видно,” – подумала Изольда.

Молодая женщина заинтересовала и старика. Он буквально впился в неё взглядом. Между тем та, не обращая на него никакого внимания, продолжала:

– Мама! Ты уже побыла сегодня на солнце больше, чем тебе можно и я настаиваю, чтобы мы возвращались домой. Я сейчас пойду и позову Игоря. Они с Даниелой рассматривают у воды каких-то крабов. Потом мы позовём тебя к машине. Пожалуйста, никуда не исчезай отсюда.

– Хорошо, детка, не волнуйся.

Женщина, провожаемая долгим взглядом старика, удалилась.

– Это ваша дочка?

– Да, здесь и зять и внучка. Вся семья.

“Какое счастье, что они у меня есть! – подумала Изольда. – Царство небесное Полине Михайловне. Какая она была умница, что тогда настояла, буквально заставила меня... А то я была бы одинока, как этот Герман. По-человечески его жаль, но уже поздно и не нужно что-либо менять. Зачем тревожить дочку – для неё её отец давно умер. А Герман, проживший всю жизнь в заботах лишь о самом себе, боясь трудностей, которые приносят дети, пусть останется со своими книжками. И в них черпает то, что ему теперь не достаёт в жизни.

– Но вы тогда говорили, что не замужем, что у вас нет детей, –настойчиво продолжал Герман. – Может быть это...

В его глазах прочиталась надежда.

– Нет, нет! Я потом скоро вышла замуж. Отца её сейчас нет в живых. Это просто случайность, что мы с вами встретились ещё раз. Спасибо Перрюшо. Мне пора. Прощайте.

Изольда тяжело встала и медленно пошла навстречу дочке, которая делала ей призывные знаки рукой.

1996 г.

ТРЕВОЛНЕНИЯ НА ТАМОЖНЕ

В 1980 году мы уезжали из СССР через пограничную станцию Чоп. В очереди на таможенный досмотр перед нами оказалась большая семья с многочисленной кладью. Мы приготовились к тому, что осмотр их вещей будет долгим. Однако, как только таможенники приступили к досмотру, вдруг внезапно заорал один из их многочисленных детей – мальчик лет З-4х. Не заплакал, именно заорал, исходя слезами. Никакие уговоры матери не помогали. Он орал так громко и истерично, что таможенники просто затыкали уши руками. Стараясь поскорее избавиться от этого ужасного крика, они весьма быстро и поверхностно провели досмотр и с облегчением выпроводили семью.

Однако, возбуждённые случившимся, видимо решили отыграться на нас, с остервенением набросившись на наши чемоданы. По чьему-то совету мы везли с собой консервы, надеясь немного сэкономить на первых порах свои скудные финансы. Консервы были немедленно отобраны, конфисковали две серебряные ложки, которые жена всё же засунула в чемодан, хотя я не советовал ей это делать. Придирались буквально ко всему. Но вот дело дошло до Торы.

– А это ещё что за книга? – с удивлением воскликнул таможенник.

– Это Тора. Для евреев она, как для русских Библия.

Таможенник начал о интересом рассматривать книгу в жестком_;кожаном, тиснёном переплёте. Тора была естественно на иврите. Таможенник полистал несколько страниц. Проверил, не заложено ли что-нибудь между листами.

И вдруг он заметил единственную фразу, напечатанную русскими буквами: “Отпечатана в Варшаве в 1901 г”. Лицо таможенника побагровело.

– Вы что, хотели вывезти культурно-историческую ценность?!!! Ведь вас же предупреждали, что этого делать нельзя!!!

– Это не культурно-историческая ценность из музея. Это Тора моего отца. Он много десятков лет обращался к ней в своих ежедневных молитвах. Теперь она служит мне

– Смотри-ка, – таможенник обратился к своему напарнику, – что хотел вывезти этот...

– Да! За это мало не покажется!

– Но она мне необходима для ежедневной молитвы! – пытался слабо защищаться я.

–- Это объясните в суде!

Я посмотрел на жену. Она побледнела и была готова расплакаться. Явно нервничали дети.

– Ладно, – сказал я, – простите, я не знал, но раз это культурно-историческая ценность, передайте её в музей.

И тору бросили в огромный ящик с конфискатом.

В это время таможенники добрались до коллекции сына. 7 летний мальчуган не захотел расстаться со своей коллекцией, в которой было десятка два значков.

– Нельзяя!!! – загремел таможенник, держа в руках крохотную картонную коробку.

– Это же не культурно-историческая ценность, – пытался встать на защиту я. – Эти значки продаются в любом киоске Союзпечати по 10 копеек за штуку.

– Нельзяя...!!!

– Не трогайте – это моё! – закричал сын.

Но коробка вслед за торой полетела в ящик с конфискатом.

– Не расстраивайся, сынок, – пытался я успокоить ребёнка, – там, куда мы едем, я куплю тебе много значков. Они будут гораздо красивее этих.

И так с плачущим сыном мы сделали последний шаг на пути к другому миру. Через несколько дней в Вене, готовясь к отъезду в Италию, мы снова столкнулись с семьёй, знакомой нам по таможне.

– Рад за вас, что вы так легко прошли досмотр, – обратился я к ним, рассказав о наших мытарствах. – Вам так повезло, что именно в начале досмотра ваш малыш разревелся.