На разных берегах (Часть 1). Жизнь в Союзе (Часть 2). Наши в иммиграции

Майор побрёл в командирскую землянку. Начальника штаба и комиссара он застал за столом. В углу на печурке уютно пыхтел чайник. Комбат молча подошел к сидевшим и попросил налить водки. Он всё ещё не мог прийти в себя, но не от стрельбы, не от смертельной опасности, которая ему ещё совсем недавно угрожала, а от скованного болью взгляда по-человечески умных глаз Графа Монтекристо. Этого невозможно было забыть!

Начальник штаба ждал обычного комбатовского: “Хватит”. – Давай ещё, – прохрипел комбат и опрокинул целый стакан.

Комиссар первым догадался, что с комбатом что-то произошло. Он встал, поднёс к носу пахнущий перегоревшим порохом ствол автомата комбата и понимающе подмигнул начальнику штаба.

Ни о чем расспрашивать было не нужно. Всё и так было ясно. Шла война.

1958г.

Белая ворона

Солдат в задумчивости медленно шел вдоль оград изб. Их часть, потрёпанную в тяжелых боях с русскими, отвели в тыл на несколько дней на отдых. “Ужасная война, – думал он, – сколько крови уже пролилось и сколько прольется ещё?” Как не хотелось ему идти воевать! Как было тяжело расставаться с уютным, утопающим в цветах домиком на окраине крошечного городка в Вестфалии, в котором время словно замерло на столетия. Но при тотальной мобилизации в 1942 году забрали и его – единственного сына одинокой матери.

На краю деревни около ветхой избы его внимание привлекла старуха, которая колола дрова. Женщина с усилием поднимала увесистый топор, после каждого отколотого полена отдыхала, тяжело дыша. Солдат был поражен увиденным. “Может быть и моя мать сейчас мучается, выполняя непосильную работу, – подумал он. – Придет ли кто-нибудь ей на помощь?”

После некоторых раздумий он прошел за ограду и взял из рук женщины топор. Та испуганно отбежала в сторону, не понимая, что будет дальше. Солдат скинул шинель... Через полчаса, когда выросла горка наколотых поленьев, он устало воткнул топор в колоду, вытер рукавом потный лоб и ничего не говоря ушел.

Ночью к старухе тайком пробрался её сын – Федор, минёр в партизанском отряде.

– Когда же ты, маманя, успела столько? – спросил он удивлённо, увидев наколотые дрова.

– Это не я, а солдатик один.

– Какой солдатик? Фриц, что ли?

– Ну да, он.

Фёдор был поражен.

– Он, наверное, того... – Фёдор покрутил пальцем у виска.

– Ты что? Он так помог мне! Дай Бог ему здоровья!

– Какое там здоровье?! Их всех, гадов, нужно поубивать!

– Ты этого не тронь! Если встретишь, не убивай! Ты его узнаешь: он такой..., – старуха запнулась, – такой ... худенький, в серой пилоточке.

– Все они в серых пилотках, гады! Они ещё получат...!

Утром солдаты, и среди них тот, что колол дрова, уехали на грузовике с открытым кузовом. В двух километрах от деревни на просёлочной дороге грузовик подорвался на поставленной Фёдором мине. Все, кто ехал в нём, погибли.

2009 г.

НАСТОЯЩИЙ ГЕРОЙ

За успешные действия в тылу врага было решено наградить правительственными наградами группу наиболее отличившихся партизан. Представленных к званию Героя Советского Союза, привезли на Большую землю.

В преддверии вручения наград устроили им торжественную встречу, накрыли столы. Руководил мероприятием какой-то штабной генерал. В ожидании появления героев он просматривал список награждённых. Дойдя до одной из фамилий, генерал побагровел и громко воскликнул:

– Что уже и жидам стали давать Героя?

Владелец злосчастной фамилии, как раз входил в помещение. Услышав только что произнесённые слова, он без раздумий схватил со стола первую попавшуюся бутылку и стукнул ею генерала по голове. Генерал рухнул на пол. Скандал, замешательство! Виновника взяли под стражу, генерала отправили в госпиталь.

О произошедшем доложили Пономаренко – первому секретарю ЦК Белоруссии, возглавлявшему партизанское движение страны. Пономаренко был в растерянности: за такие поступки полагается трибунал, но ударивший был командиром одного из лучших партизанских отрядов. Ну и генерал тоже хорош... Что делать? Это надо решать в верхах.

Сталин, выслушав Пономаренко, после короткого раздумья произнёс:

– И в правду, герой. Дайте ему “Красное Знамя” и пусть дальше воюет.

2006г.

это вам за всё...

Обутая в старые галоши, в которые с трудом втискивались опухшие больные ноги, Арина перепиливала в одиночку двухручной пилой толстое бревно. Работа длилась уже не первый день. Это был тяжкий труд для старухи, которой перевалило за восемьдесят. Но, что делать? Как пережить приближающуюся зиму без дров?

За этим занятием её застал солдат, резким движением отворивший висящую на одной петле калитку.

– Яйки, млеко! Бистро, бистро!

– У меня ничего нет. Разве не понятно, что у хозяйки такой развалюхи ничего не может быть.

Солдат или ничего не понял, или не хотел понимать. Он отворил ворота хлева и был разочарован. Хлев был пуст. Ещё в прошлом году забрали кормилицу – козу, которую долго оплакивала Арина. Разозлённый неудачей солдат направился к курятнику.

“Как хорошо, что я упрятала Хохлатку,” – подумала Арина. Она сделала это еще утром, когда солдаты в очередной раз нагрянули в их деревню. В курятнике солдата также ждало разочарование. Он уже собирался уходить, когда Хохлатка, разбуженная скрипом отворяемой двери, начала копошиться в углу, заваленном соломой, а затем вылезла и доверчиво пошла навстречу солдату. Она привыкла, что вслед за привычным скрипом двери появляется хозяйка, которая непременно приносит какое-нибудь скромное угощение. Обрадованный солдат схватил Хохлатку и крепко сжал. Непривычная к столь грубому обращению, курица возмущённо заквохтала, норовя клюнуть солдата. Тогда он сжал рукой её ноги и вниз головой вытащил из курятника. Увидев это, Арина в отчаянии бросилась к солдату; плача, она просила оставить ей курицу, говорила, что это единственное, что у неё есть, умоляла, почти валялась в ногах.

“Что хочет эта глупая, старая женщина? Как она не понимает, что я победитель. Что я могу делать на этой земле все, что хочу. И раз я голоден, я обязательно заберу эту птицу”.

Меж тем Хохлатка, раскрыв крылья, дёргалась и рвалась изо всех сил.

Это рассердило солдата. Он размахнулся и ударил курицу о бревно. Тело Хохлатки сразу обмякло. Она перестала дёргаться.

Не в силах видеть это, Арина закрыла лицо руками. Так она простояла некоторое время, а потом медленно пошла к курятнику. В нём было зловеще тихо. Ещё совсем недавно здесь была Хохлатка, не только её кормилица, но и её подруга, собеседница – в общем, единственное живое существо, которое оставалось рядом с ней, доживающей свой век старухой. Ещё вчера она привычно угощала Хохлатку прямо с руки, а та аккуратно склёвывала нехитрое лакомство. Ещё вчера она гладила золотисто-серебристые перья на её спине, рассказывая ей о своих хворобах, о бедах одинокой старости. И вот теперь она ее лишилась! Как пережить это горе...

Пошарив в соломе, в привычном месте она нашла яйцо. Одно, небольшое, последний подарок Хохлатки. Арина осторожно отнесла его домой и закутала в тёплое тряпьё. “Сейчас не ко времени, но вдруг удастся сохранить его и вылупится цыпленочек, а потом вырастет новая Хохлатка”. Как ей хотелось верить в это!..

Арина не могла успокоиться, не могла вечером заснуть. Корила себя за то, что не ударила этого наглого рыжего лопатой по голове. “Я всё равно долго не проживу, а так может быть стало одним супостатом меньше,” – думала она. Эта мысль не давала покоя.