На сердце без тебя метель...
Шрифт:
Тогда Александр оглушительно свистнул, вынуждая кучера, правившего санями, остановиться. Лиза даже на миг перестала плакать, удивленная этим простонародным свистом. А потом он легко подхватил ее на руки и в несколько шагов донес до саней, отдавая в заботливые руки Пульхерии Александровны, принявшейся тут же хлопотать над рыдающей Лизой.
— Она упала на дороге. Испугалась вороньего крика, судя по всему, — коротко объяснял Александр, идя подле саней, пока те не набрали по его приказу ход, торопясь к усадебному дому. — Что и послужило причиной подобной crise de nerfs[57].
— Вороний крик! — неподобающе своему возрасту фыркнула Пульхерия Александровна. — У бедняжки столько
«Нет! — хотелось возразить Лизе. — Вы не правы. У меня не бывает истерик. Никогда. Потому что благородной девице не пристало выказывать свой нрав или душевное состояние. Никогда и никому. Так меня воспитывали — никогда и никому!» Но она не сказала ни слова, не сумев побороть все еще душившие ее слезы. Так и плакала беззвучно, не в силах остановиться. И когда лакей принес ее в покои, и когда Ирина суетилась вокруг, а мадам Вдовина из соседней комнаты отдавала резкие приказы, горячась от своей обездвиженности. Странно, но от слез легче отчего-то не становилось, лишь веки тяжелели, пока не закрылись совсем под воздействием лаудановых капель.
— Я так не могу, — произнесла Лиза позднее, когда одетая к ужину готовилась выйти из покоев.
Софья Петровна жестом приказала Ирине выйти вон, а после, когда горничная подчинилась этому немому приказу, так же властно поманила к себе дочь. Только Лиза так и осталась стоять посреди комнаты, на том самом месте, где ее одевала Ирина.
— Чего именно вы не можете, ma ch`ere? — вспылила вдруг мадам Вдовина. — А ночевать в грязных меблированных комнатах с клопами и тараканами, да хмельными и буйными соседями за стеной можете? А есть жесткий хлеб из ржи и трав? Может вы, ma ch`ere, пойдете в шляпницы или помощницы модистки? Потому что знакомцев, что в дом приживалкой бы взяли, у вас не имеется! Что вы не можете, Лизхен? Отставьте Sentimentalit"at[58]! Она не с руки тем несчастным, к коим мы с вами относимся.
— Неужто блага для вас превыше души? — Лиза задала свой вопрос как-то вяло, словно и не ждала ответа. — Неужто надобно ради них предать самое себя? Поддаться грехам? Запятнать душу?
— Мы уже обсуждали сей предмет, meine M"adchen, — отрезала мадам Вдовина жестко и зло.
Всего несколько дней в стенах этой комнаты прикованная к постели, с неудобными до ужаса дощечками, прибинтованными к ноге, а она уже была готова выть в голос и лезть на стену. И как сказал доктор, этот лысеющий T"olpel[59], из рук которого от волнения в тот день то и дело все валилось, ей придется провести в таком состоянии по меньшей мере еще месяц! А вся ее судьба сейчас зависит от Лизы, что уже сдалась, даже не сделав ни единого шага…
— У вас отменная возможность, ma ch`ere, сделать шаг навстречу нашему гостеприимному хозяину, — даже со своего места Лиза видела, как загорелись глаза Софьи Петровны. — Он несколько раз осведомлялся о вашем здравии. Даже планировал отменить выезд завтрева на бал, но я успокоила его запиской, что ничего худого с вами не стряслось, чтобы лишать вас такой редкой с недавних пор возможности выехать. Я позволяю вам, ma ch`ere Lisette, поблагодарить графа за ту заботу, что он выказал по отношению к вам. И даже настоятельно рекомендую это сделать!
Разве был у Лизы иной выход, кроме как подчиниться, успокоив тем самым свою совесть, проснувшуюся при взгляде в лучистые глаза отца Феодора? И к дверям библиотеки, где, как ей сообщила Ирина, сидел за бумагами Александр, она подходила уже совсем иной Лизой, не той, что была еще недавно, загнав отголосок прошлого куда-то вглубь души.
По знаку девушки лакей постучал в створку дверей, лишая ее последней возможности отступить. «Il n'y a que le premier pas qui co^ute[60]», —
напомнила себе Лиза, когда в ответ на властное: «Entrez![61]», лакей распахнул двери, открывая ее взору сидящего за широким столом Дмитриевского. Он был один и, судя по расстегнутому вороту рубашки, вовсе не планировал, что его одиночество будет нарушено. А поднос с ужином на низком столике у камина, подсказал Лизе, что и эту вечернюю трапезу хозяин Заозерного не намеревался разделить с другими обитателями дома.Глаза графа странно вспыхнули, когда он заметил ее, стоявшую на пороге библиотеки. Или это только всполох огня на одной из свечей отразился в канделябре на письменном столе? Александр аккуратно положил перо, а после встал со стула, но навстречу ей не пошел. И ничего не произнес, кроме ее имени. Только смотрел на нее через комнату.
Лиза не поддалась желанию отвести взгляд, или вовсе развернуться и убежать, и заговорила первой, видя, что Александр не намерен поддержать ее в этой непростой для нее ситуации.
— Нынче утром мне сталось дурно. Приступ crise de nerfs, — она сделала паузу, надеясь, что он перехватит нить разговора, но этот ужасный человек по-прежнему молча смотрел на нее. За створкой двери раздался тихий шелест ливреи лакея, стоявшего там по обязанности немым свидетелем их разговора, и Лиза на миг пожалела, что все-таки пришла сюда. Но и перешагнуть порог библиотеки, оставаясь наедине с Дмитриевским, она была не готова.
— Благодарю вас, Александр Николаевич, за ваше участие и вашу заботу касательно меня, — проговорила Лиза.
— Il n'y a pas de quoi[62], — донесся до нее равнодушный ответ графа.
— Вы были правы, — Лизе вдруг стало очень важно, чтобы он не думал о ней, как о нервной особе, которой свойственны такие припадки. — Меня напугал вороний крик. Давеча ночью мне привиделся худой сон с этими птицами… Немудрено, что я испугалась. Так близко те были в парке… Говорят, они могут даже убить человека, коли стаей нападут…
Дмитриевский молчал, будто и не слышал ни слова из речи Лизы. И она совсем растерялась, не зная, как ей поступить дальше. Продолжать ли попытки завести разговор или развернуться и уйти прочь от этого невыносимого человека?
Невидимый им из-за створки двери лакей снова пошевелился, выдавая движение шуршанием тесьмы о ткань ливреи. И тут Лиза вдруг улыбнулась, представив, как тот переминается с ноги на ногу за дверью, скорее всего, чувствуя себя не менее неловко, чем она сама.
— Вам нет нужды чего-либо опасаться, покамест вы в моих землях, — твердо произнес Александр, и она действительно знала, что это так. Он сумеет предоставить ей защиту и от нужды, и от непогоды, и от зверя хищного, и от человека лихого, пока она в его землях. Но вот сумеет ли он сам защититься от того, что уготовано ему судьбой в лице его незваной гостьи, так очаровательно улыбающейся ему с порога?
— Благодарю вас от души, Александр Николаевич, — голос был мягок, словно воск, тающий в руках.
Невысокое хрупкое существо с тонкими веточками запястий, совсем невесомое, как он почувствовал сегодня, пока нес ее к саням своей тетки. Прелестное личико с фарфоровой кожей и удивительными голубыми глазами, в которых отражалась почти детская невинность. Такими обычно живописцы изображают на полотнах ангелов.
Но в голосе, который прозвучал сейчас, не было и следа от детской наивности, а глаза так и манили подойти ближе и коснуться ладонью нежного изгиба шеи, открытой сейчас его взгляду. А после дотронуться губами прямо в том месте, где, как он успел запомнить, билась тонкая нить голубой жилки, когда она злилась. Быть может, потому ему так и нравилось дразнить ее, чтобы вновь и вновь смотреть на эту шею и эту жилку.