На сердце без тебя метель...

Лиза точно угадала момент, когда Александр ушел, возвращаясь к своим привычным занятиям во время бала — картам и прочим увеселениям, что приготовил хозяин для нежелающих танцевать гостей в комнатах позади бальной залы. Перестало колоть иголочками вдоль позвоночника и в затылок, ушло тепло, от которого так и горели щеки и грудь в декольте платья. И верно — когда при очередном повороте в танце она развернулась в сторону той самой колонны, там было пусто.

Он ушел… Лизе пришлось приложить немало усилий, чтобы удержать вежливую маску на лице, не дать дрогнуть уголкам губ в разочарованной улыбке. Наоборот — она постаралась приветливо улыбнуться улану, когда по окончании танца тот подал ей руку, чтобы отвести к Пульхерии Александровне. Лиза прочитала недовольство на его лице, и только сейчас осознала, что он мог заметить ее увлеченность графом. Разгадал улан или нет, она размышлять не стала, попытавшись скорее загладить свою вину. В итоге ротмистр получил ангажемент на мазурку, а значит, и возможность проводить ее к ужину, чего Лиза даже и не предполагала до этого вальса.

— Вы не устали, mademoiselle Lisette? — обеспокоенно спросила Пульхерия Александровна, едва Лиза встала подле ее кресла. — Вальс был так длинен, право слово… я уж думала, что он никогда не кончится. Этак немудрено и притомиться. А уж голова, вестимо, кругом пошла…

Длинен? Лиза едва скрыла недоумение. Ей-то показалось, что миг промелькнул и только.

— C’est parfaitement exact^[70] — тихо проговорил Василь, с улыбкой глядя в зал, словно ни к кому конкретно не обращаясь. А потом перевел взгляд на Лизу, и она готова была поклясться, что за маской напускной веселости скрывается нечто, с чем в тот момент ей решительно не хотелось бы встречаться. — Mademoiselle Lisette, и в правду, грозит головокружение… Вихрь вальса, духота залы… Будьте осторожны, mademoiselle, так и до обморока недалеко. Вы ведь не желаете упасть, верно? Позвольте, я принесу вам мороженого. Вы помните, вам его так хвалила мадам Зубова?

— Я помню, — ответила Лиза, глядя Василю прямо в глаза. «Он все видел, — поняла она в тот же миг, когда их взгляды встретились. — Он видел и теперь злится»

— Нет, — покачала головой Пульхерия Александровна и продолжила, только усугубляя напряженность, что установилась между молодыми людьми: — Не надобно нынче Lisette хладного. Ее дрожь вон как бьет… как бы не приключилось хвори какой! Окна-то где-то настежь распахнули. Так и сквозит! Не надобно ей мороженого. Возможно, лимонаду?

Но Василь уже кланялся им с легкой усмешкой на губах, спеша отойти прочь.

— Покорнейше прошу прощения, сударыни. Дали знак к кадрили, а я записан на нее в одной из carte de bal. Неловкость выйдет, коли припозднюсь. Уверен, ротмистр Скловский с превеликим удовольствием послужит вам, ma ch`ere tantine. Разве ж можно отказать при вашем-то очаровании?

— Что ж, Василь, ступайте, — легко стукнула его сложенным веером по плечу тетушка.

Уходя, молодой человек еще раз взглянул на Лизу, словно ожидал от нее какого-нибудь знака или особого взгляда. Но никаких надежд она ему дать не могла и не хотела. Потому только вежливо улыбнулась, раскрывая веер, расписанный пасторальным пейзажем, и пряча лицо в его тени.

Ей ни о чем не хотелось думать сейчас, лишь говорить о пустяках и смеяться над шутками ротмистра Скловского, принесшего ей бокал с лимонадом. Хотелось скользить по паркету в быстрой мазурке, стараясь не потерять легкой шали, что развевалась парусом за спиной, и приколотых к поясу веера и carte de bal. Хотелось вежливо улыбаться соседям за столом, с которыми ей предстояло разделить сервированный в соседней зале ужин. Хотелось наслаждаться этим удивительным вечером, когда она впервые чувствовала себя такой свободной и такой… особенной.

Но это все казалось невозможным, когда в голове то и дело возникал взгляд темных глаз, устремленный на нее через расстояние и скользящие по паркету в вальсе пары. Никак не удавалось целиком раствориться в круговерти бала, когда почти вся ее сущность была покорена воспоминанием об Александре и о том душевном трепете, в который ввергло Лизу его пристальное внимание к ней. И это пугало. Потому что в таком случае…

Лиза с трудом дождалась минуты, когда по окончании бала останется в мнимом уединении мезонина, прячась под покрывалом и притворяясь спящей. Ей казалось, что слишком медленно Ирина распутывала пряди волос и помогала снять бальное платье, что невыносимо долго в комнате раздавались шепотки взбудораженных балом девушек.

Наконец, когда в узкой щелке между тяжелыми портьерами стал сереть рассвет, в спальне установилась тишина, изредка прерываемая чьим-то сонным бормотанием или тяжелым сопением. Лиза аккуратно отогнула край покрывала и оглядела спящих на кроватях девушек и их горничных, лежащих вповалку на полу. Хорошо, что у соседки Лизы по кровати, сон был настолько крепок, что та даже не пошевелилась, когда дрогнул при движении матрас. Лиза наклонилась с постели, перегнувшись через спящую на полу Ирину к кофру, что стоял у изголовья импровизированного ложа горничной. Приоткрыв крышку, сунула ладонь под ткань обивки. Пальцы долго пытались поймать тонкую цепочку и, когда им это удалось, потянули из потайного местечка искомый предмет.

С легким щелчком раскрылся серебряный медальон овальной формы. Снова спрятавшись в своем укрытии, Лиза долго смотрела на лицо, изображенное красками на миниатюрном портрете, и мысленно возвращалась в прошлое, наслаждаясь ушедшими моментами.

Быстрые весенние ручьи, в волнах которых так опасно качаются кораблики из щепы с бумажным парусом. За ними можно долго бежать, поправляя их палкой и совсем не задумываясь, что можно промочить ноги.

Жаркое лето с великолепием красок цветов в партере, тонкое полотно сачка, в плен которого так легко попадают хрупкие крылатые создания. Качели, увитые извилистыми лозами дикого винограда, она упала с них однажды и рассекла бровь, не на шутку перепугавшись, что останется шрам.

Листва, опавшая с деревьев в осеннем парке, которой так весело бросаться в строгую бонну. Неповторимый аромат сжигаемых на кострах сухой травы и листьев, что дворовые сгребают с садовых аллей.

Зимние просторы и высокий холм, на котором в холодную пору раскатывает ледяные дорожки деревенская детвора. Так страшно лететь с холма на салазках, одновременно и пугаясь, и наслаждаясь скоростью, от которой даже свистит в ушах…

Лиза захлопнула медальон, а после прижала его к губам, даже не замечая, что подушка под ее щекой уже давно стала мокрой от слез. Прикосновение холодного металла к нежной коже отрезвило ее, заставило почти угаснуть огонь, вспыхнувший этим вечером в груди при взгляде в глаза Александра.

— Я помню, — прошептала она, обращаясь в никуда. А потом снова перегнулась через Ирину и потянулась к кофру. С легким стуком упал медальон в надежное укрытие за тканевой подкладкой, снова возвращаясь в привычное для него место.

Утомившись за вечер, да к тому же наплакавшись вдоволь в последнюю четверть часа, Лиза быстро заснула. И снова она кружилась по бальной зале, едва касаясь туфельками паркета, а у колонны одной из стен залы стоял, как и нынче на вечере, Дмитриевский, наблюдая за каждым ее движением. Кроме них в зале не было ни единой души, даже музыкантов. Казалось, что музыка льется откуда-то сверху, с расписанного нимфами и сатирами потолка.

С каждым мгновением танец все менее и менее походил на вальс. Очередное движение тела или рук становилось все более плавными, более грациозными, словно Лиза исполняла pas de ch^ale^[71], демонстрирующий исполнительницу в полной красе. Она двигалась и двигалась, наслаждаясь огнем в глазах Александра, кружившим ей голову почище самого быстрого тура вальса. Тело будто не принадлежало ей, стремясь обрести совсем иного хозяина, который без единого движения или слова внимал его беззвучной мольбе.