На стороне мертвецов
Шрифт:
— Тыдыщ! — лом шарахнул по брусчатке — волк ловко скакнул в сторону. И прежде, чем приказчик снова успел взмахнуть ломом, с яростным рыком сшиб его на мостовую.
Навис, жутко зарычал, скаля клыки… и снова чихнул, забрызгав зажмурившегося приказчика соплями.
Взвыли оба, разом, и принялись утираться: лежащий приказчик рукавом, а плюхнувшийся ему на живот волк — тоже рукавом. Приказчика.
— Ах ты ж… — валяющийся среди раздавленных ящиков лавочник очухался и спихнул с себя вопящую супругу.
Перевернулся на живот и… держа пистолет обеими руками, принялся выцеливать волка.
Обтирающий морду
Тот прищурился и паро-беллум в его руках перестал трястись, нацелившись точно волку в лоб…
Волк оскалился и заклокотал рыком в горле…
— Он же его убьет! — завопили одновременно дама и Ингвар. И непонятно было: волк лавочника или лавочник волка…
Волк прыгнул…
«Только не промахнуться… Только не лезвием… — успел подумать Митя, позволяя ножу для нечисти скользнуть в ладонь… — Ради Бабушки… ой, нет, ради Бога, только не лезвием!»
Серебряный нож рыбкой выпрыгнул из руки и… отполированная пальцами осиновая рукоять ударила паро-беллум по стволу.
— Пших! — ствол дернулся, пуля впилась в стену дома, а пар отдачи ударил во все стороны.
Стрелок завопил, роняя паро-беллум и прикрывая лицо.
Сбитый с прыжка волк кубарем покатился по мостовой и по-щенячьи визжа, закрутился на месте, пытаясь вылизывать ошпаренный паром бок!
— Прекратить! А ну, прекратить!
Из проулка галопом вылетел конь. Галоп выглядел странно: конь пытался скакать, но под тяжестью всадника его кренило на сторону, ноги подгибались, он то и дело проседал брюхом, а еще выписывал кренделя, едва не натыкаясь на стены домов. И шумно выдохнул, когда громадный всадник кубарем выкатился из седла.
Хрясь! Кулак всадника врубился волку в морду… Волк рухнул, как подрубленное дерево. И остался лежать, раскинув лапы и закрыв глаза. Банг! Крепкая плюха усадила лавочника рядом — паро-беллум выпал у него из рук.
Всадник медленно повернулся, окидывая многозначительным взглядом остальных участников баталии. Дама перестала визжать. Схватившийся за лом приказчик аккуратно разжал пальцы, железяка глухо стукнула об мостовую, а сам приказчик торопливо изобразил обморок — такой глубокий, что глаза аж не закрыты, а зажмурены! Второй приказчик аккуратно вернул ящик к стеночке, и принялся оправлять, точно единственной его целью было выставить их ровненько, как по шнуру.
— Я буду жаловаться, господин Потапенко! — держась за стремительно распухающую щеку, прошамкал лавочник. — Ваша казаки врываются в дома честных обывателей, рушат узы брака и… и… покражи учиняют! Я на него в суд! И на вас! За побои!
На последних словах волк судорожно дернул всеми четырьмя лапами, намереваясь восстать из обморочных, но натолкнулся на взгляд войскового старшины Потапенко и снова торопливо разлегся по мостовой.
— Та тож хиба побои, пане Сердюков? — многозначительно впечатывая кулак в ладонь, прогудел Михал Михалыч. — То ж так… ласка! А вот интересно знать, шо такого мой человек у вас покрал?
— Челове-ек? Шельма он хвостатая! Вот… — лавочник завертел головой. — Подушку скрал! — он с торжеством указал на клочья слипшихся
перьев на мостовой. — Ее еще моя маменька набивала!— Краще б она тебе щось инше набила! — фыркнула рыжая в простыне.
— А ты молчи… профурсетка! — рявкнул лавочник.
— Шо-о-о? — дамочка попыталась упереть руки в бока, но простыня чуть не соскользнула, и она вцепилась в нее обеими руками. — А ну, виддай пукалку!
— Зачем тебе? — не вставая, лавочник ухватил паро-беллум и попытался отползти от грозно наступающей на него супруги.
— Языка видстрелю, шоб не смел жену матерно лаять!
— Я не лаю! Человек тому що! А ось ты зи своими хвостатыми…
— Прекратить! — рявкнул войсковой старшина. — Это шо ж вы такое творите, паны Сердюковы? Из-за вашей особливо ценной подушки…
— Не из-за подушки, а из-за…
— Стрельбы на улице учиняете! — рык войскового старшины перекрыл слабые возражения. — Подвергаете опасности честных обывателей и… — он поглядел на так и сидящего на мостовой Ингвара, и застывшего позади него Митю. Совершенно по-бабьи всплеснул могучими ручищами — так что чуть рукава казачьего мундира не треснули — и зловеще прорычал. — …и самонаиглавнейшего полицмейстера всея губернии сынка, ось! — и драматическим жестом указал в сторону юношей.
— А… Который из них сынок? — таким же драматическим шепотом вопросил лавочник. — Который зад на мостовой протирает, или который колышком торчит?
Обиделись оба: Ингвар начал торопливо подниматься, а Митя переступил с ноги на ногу и на всякий случай еще руку за борт сюртука заложил, для солидности. Так кузен-губернатор делал, выступая перед чиновниками.
— А тебе не однаково, бовдур ты лысый, его… — супруга лавочника ткнула пухлым пальчиком в Ингвара. — Чи ось его батька… — палец перенацелился на Митю. — Тебя на каторгу за сынка потягнет?
— А чего меня? — взвизгнул лавочник. — Кабы не ты, да хвостатые твои, ничего б не было!
— А того, шо нечего самому по ярмонкам раскатываться, а жену, почитай, в черном теле… — она снова нервно закуталась в простыню. — …в дому безвылазно содержать! Знаешь ить, шо моя бабця кошкою була! Шо я мужика з хвостом спокийно бачиты не можу. — голос ее зазвучал разнеженно, она многозначительно похлопала ресничками на старшину. Тот хмыкнул и поскреб жесткую бороду, задумчиво изучая проступающие сквозь простыню изрядные формы рыжей. — А вы, панычи, на маво бовдура не серчайте! С кем не бывает: перенервничал мой любый, разволновался, ну пострелял трошки… Так ведь не попал! Вы краще до мэнэ в гости заходите. — она принялась накручивать рыжую прядь на пухлый пальчик. — Я вас чайком угощу… чай у нас — ух! — духовитый! — она многозначительно стрельнула глазами.
Так и не успевший подняться Ингвар прямиком на четвереньках шмыгнул за Митю.
— А батюшку вашего… полицейского… беспокоить мы ить не будем? — оказавшаяся вдруг близко-близко госпожа Сердюкова дохнул на Митю запахом сдобы, и ноготком поскребла обшлаг его сюртука. — Навищо такого поважного человека от делов отвлекать, верно, паныч?
— Э-э… наверно… то есть, верно. — Митя попятился, чуть не усевшись на Ингвара. — Как же не навестить женщину столь выдающихся достоинств… как только хвост отращу, так и сразу… — он наконец вывернулся из-под навалившейся на него лавочницы, и отскочил подальше.