На свои круги
Шрифт:
– Как ты это умеешь?
– И кто она? Какая-нибудь из горничных? Хотя, не отвечай, зачем мне это? Ты только смотри, чтобы через момент у меня тут орава твоих бастардов не бегала.- Усмехнулся холодно.- Я понимаю, дело молодое, и девчонки с тебя глаз не сводят, но...- Многозначительно поднял тёмные брови.
– Я смотрю, не бойся...
– Тогда молодец.- Пожал плечами.
Долго молчали, думая каждый о своём. Эрвин в самом деле шёл от девушки, думал, пройдёт тихо, и никто не заметит его, но нарвался на хозяина замка. Да, нехорошо получилось. Теперь всё выходит так, что Эрвин тут по девчонкам местным бегает, а барон этот ему выговаривает и
Так что, не тебе меня учить, дорогой мой барон! Держал бы ты лучше самого себя под контролем, смотрел бы за собой лучше, чтоб не было этих самых бастардов.
А может, там любовь? Самая настоящая, такая, чтоб на всю жизнь? Взаимная, всё пережившая, всё в муках вытерпевшая?
Улыбнулся своим мыслям и неожиданно спросил:
– Всё хотел узнать у тебя, спросить, откуда у барона Элвуда его волшебный кубок? Где он его взял? Что это вообще?
– Сколько себя помню, он всегда у него был. А откуда – не знаю, я не спрашивал, да и если бы спросил, отец бы всё равно мне не ответил.- Голос Орвила был негромким, он всегда отвечал неторопливо, вдумчиво.
– И что, кубок ни разу его не подводил? Не было такого, чтобы из него выпил тот, кто обманывает его?
– Я не слышал про такое...
– А ты сам-то пил из него?- На губах Эрвина появилась усмешка недоверчивости.
– Много раз.
– И что? Всегда удачно?
– Представь себе. Что-то я не понял тебя, ты что, в чём-то меня обвиняешь? Да отец проверял всё своё окружение под каждый новый год. Это у него прямо традиция. Он всех проверял... И меня – тоже.
– А почему тогда выгнал? Почему отрёкся, за что ненавидит? За что хочет убить?
– За мать... Ты же знаешь, что она из окружения Марда, и её отец, я – потомок перемирия, и моих родителей их родители поженили против воли, всё в угоду перемирию. Моя мать ненавидела отца, а он – взаимно её. Отец обвинял её во всех грехах, он даже считал, что я не его сын. Он травил её постоянно, мучил разными способами, и постоянно испытывал этим проклятым кубком. Она не могла из него пить...
– Почему?- Эрвин всё внимательно слушал.
– Я сам часто думал об этом. Всё спрашивал себя, и её – тоже, почему? Неужели она, в самом деле, изменяла отцу? Неужели я – не сын своего отца? Она всегда отмалчивалась...- Орвил пожал плечами и усмехнулся над своими словами.- Я потом только узнал, дед сказал мне, она, оказывается, поддерживала тайную переписку с домом, я видел эти письма, в них ничего особенного нет, никаких тайн и политических интриг, ни одного секрета. Но она, видно, из-за этого жила с постоянным чувством вины, поэтому и не могла выпить из этого кубка. А отец всё время травил её за это, обвинял почём зря...
– И тебя за это выгнал?
Орвил сделал паузу, помолчал. Ночь, спящий замок, рдеющие угли в камине создавали доверие, ту атмосферу, какая бывает только ночью.
– Он давно об этом говорил, что собирается лишить всего и отречься от меня, как от сына, но ему нужен был наследник, и он опять женился... Так появилась Ания...- Эрвин медленно прикрыл глаза, начиная привыкать к подобному отношению пасынка к своей мачехе.- Отец сразу же начал подозревать измену... Мы просто общались. Я пытался заступаться за неё, отец всё время её бил, а я помнил свою мать и не мог выносить этого...
Примерно об этом же
говорила и сама баронесса, тогда, ещё на постоялом дворе в Берде. Как тяжело им двоим было тогда, и как они потянулись друг к другу. Два молодых несчастья под одной крышей. Что поделаешь, бывает. Бывает и не такое...– Вы – любовники?- прямо спросил вдруг Эрвин, ожидал от барона честного ответа, и этим вопросом сильно смутил его. Тот в замешательстве решил лучше выпить вина, а потом только спросил вопросом на вопрос:
– Тебе это зачем? По твоим словам, ты не служишь больше отцу, зачем тебе это знать?
Орвил пожал плечами, действительно, зачем ему это, когда он и так всё знает?
– Просто хотелось услышать честный ответ...
– В Дарнте у нас ничего не было!
– А помимо Дарнта?
Орвил громко усмехнулся и выпрямился на стуле, откинулся к высокой спинке, даже больную руку уже не поддерживал. Ответил резко:
– Знаешь, я начал чувствовать себя как на суде! Ты помощник судьи, раз задаёшь такие вопросы?
– Нет, я не помощник судьи, но мне интересен этот кубок. Я хочу знать о нём побольше. Баронесса смогла выпить из него после Берда...
– У нас ничего не было с ней тогда, на дороге, если ты об этом! Мы только поговорили!
– Что должно считаться изменой или ложью? Если твоя мать не могла выпить только из-за домашних писем, то...- Барон перебил его:
– Хватит! Перестань!
– Есть ли срок давности? Если пройдут годы после лжи или месяцы...- Барон снова перебил его:
– Эрвин! Да перестань же ты! Хватит об этом!
Но Эрвин продолжал говорить:
– Баронесса сказала мне, я не думала об этом, я думала только о том, что спрашивал у неё барон, об измене на дороге в Берд. Он хотел знать об этом. И она думала об этом и смогла выпить из этого кубка...
– Хватит...
– Всё зависит не от кубка, а от человека, который из него пьёт. Твоя мать не знала об этом...
– Перестань! Да что же ты за человек?
– Если бы она верила в то, что в её письмах ничего нет, не чувствовала вины за это, то она бы спокойно пила из него, я думаю...
– Хватит!- Барон ударил по столу раскрытой ладонью.- Ты сам из него выпить не смог! Ты даже не знал, что он, оказывается, волшебный, просто не стал пить и всё! И никакой вины за собой не чувствовал и ни о чём таком не думал, просто не выпил. Ведь так?
– А почему она смогла?- не унимался Эрвин.
– Кто?
– Баронесса...
– Да что ты заладил всё «баронесса» и «баронесса»? Что ты цепляешься к ней? Что она тебе сделала? Какая разница, почему она смогла выпить из него, а ты сам нет? Не всё ли тебе равно? Если кто и мог бы из него выпить, то только она!
– Почему?- Эрвин искренне удивился этому факту. Орвил вздохнул и снова подтянул больную руку на грудь, закрыл больное место раскрытой ладонью.
– Потому... Она столько пережила по вине отца, что...- Смотрел мимо лица собеседника.- Она должна была заслужить это... За всю боль и унижение от него...
– А твоя мать разве не должна была?
Орвил медленно перевёл взгляд на лицо Эрвина, смотрел прямо в глаза теперь, спросил негромко:
– Чего ты хочешь?
Эрвин усмехнулся.
– Я вижу твоё особое отношение к ней. Не так, как к матери... Ты жалеешь её, ты называешь её по имени... Ты готов ей простить всё... Ты даже не веришь в то, что она может иметь за душой грехи и измены...
– И? На что ты намекаешь?
– Я просто жду, когда ты сам скажешь об этом.
– О чём?