На том берегу
Шрифт:
Призадумалась Марья, с печальной улыбкой взглянула на меня — будто посожалела, что чего-то — самого главного — я и не уловил, не понял.
— А и не кончилось ещё, — усмехнувшись, сказала она. — Так и ходит наш Кузьма в женихах. Может, не ждать бы ему, а сесть в тот поезд надо было. А он не сел, остался. Похоже, и сейчас ещё ждёт? — она вздохнула и поднялась из-за стола, подставила табуретку к тёплой печке, села к теплу спиной. — Ну вот, про Кузьму вы теперь всё знаете, считай, и про нас всех — про меня, про Лександру, про Матвеича нашего… Ведь тебя, Матвеич, сколько раз в район на высокую должность сватали, а ты вот с нами остался. Вот и выходит, что Кузьма-то, он в каждом из нас вроде живёт. Земля родная всех нас держит, куда мы без неё?..
Что правда в этой истории,
Как велика и как мала на земле наша жизнь! Вся жизнь и каждая минута…
ВИШНЁВЫЙ САД
Больше месяца в окрестностях города Волжска шли съёмки двухсерийного цветного широкоформатного художественного фильма о войне. Кончался август, погода стояла как на заказ — самая киношная; многие эпизоды, которые предполагалось снять «на натуре», были отсняты. Оставался последний, небольшой, но очень важный эпизод с массовкой.
На понедельник назначили съёмки. А в субботу заболела актриса, которая должна была сниматься в этом эпизоде. В группе началась паника.
Режиссёр Евгений Горелов, человек уже немолодой, не новичок в кинематографе, он же и автор сценария, ходил по гостиничным коридорам мрачнее ненастной осенней тучи и суеверно ругал себя за то, что чёрт дёрнул его назначить съёмки на понедельник. Неотснятый эпизод был очень нужен ему, просто необходим; вся эта невероятно сложная, с таким трудом и скрипом закручивавшаяся карусель, которая стольких сил и нервов стоила, держалась на этом эпизоде, а эпизод, каким он задумывался и виделся Горелову, — на этой актрисе, специально им, Гореловым, приглашённой на съёмки. Он вспомнил, как долго и терпеливо уговаривал её, звонил несколько раз ей в Москву, на квартиру, соблазнял как мог этой небольшой, но выразительной, ну прямо для неё написанной ролью, в которой он «не видит» никого другого, а в последний раз даже текст роли стал пересказывать в трубку, при этом так вдохновился, так распалил себя, что пожилая актриса не удержалась, дрогнула.
Наутро она приехала, но тут же пожаловалась на головную боль, а к вечеру у неё поднялось давление. Утром следующего дня — это было воскресенье — состояние здоровья актрисы не улучшилось, и от завтрашних съёмок она отказалась наотрез.
А время шло, и нужно было что-то решать. Распускать группу, ждать, когда поправится актриса? Или срочно звонить на «Мосфильм» и просить другую исполнительницу? Но успеют ли?
И тут кого-то осенило: ведь в Волжске, в этом небольшом городке, есть свой драматический театр! Пусть провинция, пусть не Театр на Таганке и не «Современник», но в таком-то положении…
Не рассчитывая на удачу, скорее, сознавая, что иного выхода нет, Горелов без особого энтузиазма принял предложение своей помощницы, ассистентки Зиночки, сходить в местный театр: а вдруг да и найдётся подходящая актриса! Через двадцать минут Зиночка была в театре. Но опять незадача! Кроме старичка вахтёра и дежурного пожарного, в театре никого не оказалось. Отпуск.
— Господи! — Зиночка в отчаянии опустилась на стул. — Вот не везёт! Что же делать-то?
Она с надеждой взглянула на старичка вахтёра, восседавшего в мягком реквизиторском кресле с газетой в руках.
— А вы, извиняюсь, по какому вопросу? — Отложив газету на стоявший рядом столик, он взглянул на неё из-под очков. — Ежели дело важное, так можно и поискать кого надо. Небось не все по курортам разъехались.
— Вчера ещё тут вертелись, — сообщил подошедший пожарный.
— А может, и правда, — воспрянула Зиночка. — Я, видите ли, с «Мосфильма», мы здесь картину снимаем, и нам позарез нужна актриса…
Она тут же принялась объяснять вахтёру и пожарному, какая именно актриса нужна для съёмок, и как это срочно нужно, и что за эпизод предстоит им снимать, и вообще о будущем фильме — о ком и о чём он… Всё больше проникаясь особой, свалившейся на их головы ответственностью за судьбу киноэпопеи — так Зиночка назвала будущую картину, — вахтёр и пожарный долго и озадаченно молчали, а потом, отважившись, стали наперебой
вспоминать одну за другой фамилии местных актрис, обсуждая при этом их достоинства и недостатки; единодушия в творческих оценках и личных симпатиях не было — вахтёр сердился на пожарного, пожарный на вахтёра, — а дискуссия безнадёжно затягивалась. Зиночка сидела как на иголках, то и дело поглядывала на часы. Угадав её беспокойство, вахтёр решил поставить точку.— Холину нужно искать. Нину Владимировну, — он с вызовом взглянул на пожарного и потянулся за телефонным справочником, лежащим на столе.
Пожарный, похоже и на этот раз готовый возразить, промолчал, однако, поразмыслив немного, сказал:
— Насчёт Холиной я, пожалуй, не против. Очень положительная, надо сказать, дамочка. И не курит, хочу заметить. За другими, скажу вам, гляди да гляди… То тут, то там окурок бросят, а эта нет. Думаю, стоит прислушаться…
— Не в том дело — курит или не курит, — ревниво вставил вахтёр. — Я при дверях, считай, пятнадцать лет сижу, ихнего брата насквозь вижу… Другой, может, на сцене хорош, а в жизни, в буфете или, скажем, на месткоме и не больно герой. А Холина… Душевный она человек. В театр придёт, с каждым поздоровается, ей что директор, что вахтёр…
На том и порешили: звонить Холиной.
Позвонили. Нина Владимировна, на счастье, оказалась дома.
Это предложение застало Нину Владимировну врасплох. Два дня, как вернулась домой с гастролей, оглядеться толком не успела, дорожную пыль с чемодана не стряхнула — он так и стоял в коридоре, даже Димку, сына, ещё не повидала, как раз сегодня собиралась ехать к нему на дачу, и вот… Как снег на голову!
Нет, в другое бы время — какой разговор! Она бы и раздумывать не стала. В самом деле, человека приглашают сниматься в кино, любая актриса, за такое приглашение схватится обеими руками, а она, видите ли, заколебалась. А если это и есть тот самый случай, которого она давно уже ждёт? Ведь как бывает… Попасть в эпизод, сыграть пустячок какой-нибудь, пусть даже без единого словечка, показаться на минуту на экране, но показаться так, чтобы всем стало ясно: да, это то, что надо, это не просто так… И всё. И с этого пустячка…
Может же и у неё быть такое? Почему бы и нет! А при нынешнем положении в театре, когда Нина Владимировна — не по своей, конечно, вине, а в силу всевозможных, не зависящих от неё обстоятельств — всё чаще оказывается не у дел, это было бы даже очень кстати.
Но этот дурацкий гастрольный комплекс! Вечно она мучается из-за него… Два месяца не была дома, моталась по городам, рвалась к своим мужикам — к мужу и сыну, — по ночам в гостиничных номерах изводила себя бессонными тревогами: как они там, здоровы ли, не случилось ли что, вот и письма от мужа давно уже нет; на крыльях, можно сказать, летела к ним, мечтала о тихом отдыхе в кругу семьи, хоть месяц пожить, как все нормальные люди, — ходить по дому, ездить на дачу, готовить завтраки, обеды и ужины… Ну что ещё надо человеку для полного счастья!
И вот два дня не прошло — опять из дома. Не жена, а птица перелётная.
Впрочем, о чём это она? Ведь ничего ещё не известно. Ну, встретится с режиссёром, побеседует, он поглядит на неё… Может, на этом всё и кончится. И бог с ним. Будем считать, что это ещё не тот случай, которого она ждёт, будет ждать другого.
Муж позвонил с работы. Удивился:
— Как, ты ещё не на даче?
Узнал, в чём дело, снова удивился. Теперь по другому поводу:
— И ты ещё сомневаешься? «Мосфильм», понимаешь, по тебе плачет, а ты… Когда встреча с режиссёром? Вечером. А съёмки? Ну и отлично! Доживём, мать, до понедельника.
Чуткий был у неё муж, всё понимал.
Засуетилась, засобиралась: какое платье надеть, какие туфли… Ох ты, господи! Собралась наконец. К пяти часам, как условились с Зиночкой, подошла к подъезду гостиницы.
Потом они шли по длинному и узкому, похожему на бесконечный купированный вагон гостиничному коридору, по мягкой ковровой дорожке, и Зиночка, увлекая её за собой, о чём-то говорила ей торопливо, кажется, о том самом эпизоде, в котором Нине Владимировне предстояло сниматься, и об актрисе, так неожиданно и некстати заболевшей. Но, слава богу, радовалась ассистентка, всё, кажется, складывается как нельзя лучше, и теперь остаётся немного — показаться главному… Словом, ни пуха ни пера!