На участке неспокойно

— Правильно, Абдулла, — одобрил участковый. — Было бы неплохо, если бы вы занялись и Морозом. Мне кажется, что за него можно бороться.

— Кому это нужно? — насмешливо протянула Рийя. Она так скопировала голос Жана, что все захохотали. — * Миф сплошной!

— Мороз, по моему, еще не потерянный парень, — перестал смеяться Войтюк. — В его чудачествах иногда больше горькой серьезности, чем пустой шутки. Мы должны обратить на него внимание.

— Пьет он, вот беда, — заметила Рийя Тамсааре.

— Я помню его трезвенником, — сказал Зияев.

— От водки можно отучить, — решительно заявил Войтюк, нахмурив брови.

Все молча переглянулись. Вспомнили, как он, Василий Войтюк, лучший слесарь хлопкоочистительного завода, еще недавно пил, доводя этим до слез не только престарелую мать, но и соседей, особенно Рийю Тамсааре. Рийя иногда, как она сама говорила, готова была из-за него бежать на край света. Доставалось и участковому. Подполковник Абдурахманов однажды дал ему такого нагоняя, что его с неделю не покидало желание отхлестать Войтюка. Пришлось отказаться от прежних воспитательных воздействий: бесед, приводов в отдел, подписок. Голиков обратился за помощью к товарищам Войтюка, и это отрезвило парня. Правда, не сразу. Еще бывали дни, когда он куралесил, да так, что об этом становилось известно чуть ли не всему Янгишахару.

Голиков взглянул на склоненную голову Войтюка. Было радостно, что человек снова обрел себя и что в этом была кое-какая заслуга и его, участкового уполномоченного. Он вышел из-за стола и, оглядев умолкнувших дружинников, уверенно проговорил:

— Правильно, Василий, от водки можно отучить1

— Надо объявить войну всем пьяницам, — засверкала карими глазами Рийя. — Давайте в парке организуем стенгазету. Не будем сидеть сложа руки. Мы же комсомольцы!.. Кто против, товарищи?

Абдулла Зияев махнул рукой:

— Ну, поехали…

— Что «поехали»? Отступаешь, да? Трусишь, да? — вихрем налетела на Абдуллу Рийя. — Сергей Борисович, видите! Видите, что получается? Василь! — Она звала Войтюка по-украински. — Ты почему молчишь, Василь? Скажи ему!

Сказал сам Абдулла Зияев. Он был неплохой парень, этот Зияев. У него только не хватало организованности. Ему все время нужна была чья-нибудь помощь. Выросший в доме бабушки, доброй, слабохарактерной старушки, он не научился бороться с трудностями. Они пугали его, если рядом не оказывалось сильного друга. Нередко это приводило к печальным последствиям.

— Ничего я не струсил! Чего ты раскричалась? — Абдулла посмотрел на Рийю и тут же отвернулся. — Я с вами. Куда я один? Сергей Борисович, стенгазета, действительно, не помешала бы.

На улице раздались возбужденные мужские голоса. Участковый уполномоченный, не ответив Зияеву, быстро пошел к двери. За ним тотчас последовали Войтюк и Тамсааре. Абдулла сидел, не зная, где он больше всего нужен: здесь, в кабинете участкового, или на улице?

— Иди, иди, не морочь людям голову, — послышался грубый охрипший бас, когда Голиков открыл дверь.

В комнату, держа за локти Жана Мороза, вошли дружинники Пьянцев и Айтуганов. Он шел не сопротивляясь.

— Пьян, — коротко доложил Айтуганов.

— Как говорится, в дым, — подтвердил Пьянцев.

— Миф, товарищ старший лейтенант, — сонно посмотрел на участкового Мороз. — Я сегодня ни одной капли в рот не брал. Кстати, кого интересует моя исповедь?

— Кого? — вступила в разговор Рийя. — Ты скажи, когда перестанешь мутить воду? Ты же взрослый человек. Борода вон какая! Противно, хотя бы побрился… Ваня, ну почему ты пьешь?

Она впервые назвала Мороза его настоящим именем.

В ее голосе было столько искреннего сочувствия, что все невольно посмотрели на нее. Даже сам Мороз, как будто очнувшись, долго не сводил с нее маленьких, прищуренных глаз. Должно быть, к нему давно не обращались так. С ним больше шутили или ругались.

— Я не пью, Рийя, — грустно проговорил Мороз. — Кому это нужно? Нет, ты подожди, Рийя, я еще не все сказал.

— Ты же выпил, — она подошла к Морозу, постучала крепкими кулачками по его груди. — Выпил, Ваня?

— Да нет, Рийя, честное слово… Вы послушайте, что я сегодня открыл. — Мороз легонько отстранил Там-сааре в сторону и подошел к столу. — Понимаете, мне нужно было в девять часов прийти домой. У меня нет часов. Я подошел к одному гражданину и спрашиваю: «Товарищ, скажите, сколько времени?» Он посмотрел на меня так, как будто я свалился с луны, и говорит, что у меня звенит в горле. Правда, странный тип?

— Ну перестань, ну что ты! — попросила Рийя.

— Нет, я серьезно, — все больше расходился Мороз. — Так и говорит: «Звенит в горле». Я обращаюсь к другому товарищу, к Ивану Никифоровичу. Знаете отца терапевта Екатерины Мезенцевой? Он тоже посмотрел на меня и сказал: «У тебя, старик, звенит в горле»… Вот вы, товарищ старший лейтенант, скажите, который час?

Голиков взглянул на часы: было без десяти одиннадцать. «Опаздываю в кино, — забеспокоился он. — Катя заждалась, наверно. Еще подумает, что я не приду».

— Василий, — позвал старший лейтенант Войтюка. — Разберись во всем. Я возвращусь часа через два. Постарайся, чтобы в парке не было никаких недоразумений. Если что-нибудь случится, пришли за мной. Договорились?

— Договорились, — пробасил Войтюк.

Участковый вышел из комнаты.

Минут через десять стали расходиться и дружинники. Рийя Тамсааре уходила предпоследней. Уже у двери она услышала, как Мороз проговорил, гремя стулом:

— Пугают все, подумаешь! Кому это нужно? Лучше бы делом занимались… Чего ты мне скажешь? Воспитывать начнешь? Зря будешь стараться. Я воспитанный: книжки читаю…

Рита Горлова мотыльком выпорхнула из-за высоких кустов акации, едва дружинник, ходивший в кинотеатр за билетами, отошел от Голикова. Она словно специально ожидала его, сразу затрещала, как сорока:

— Сережа? Добрый вечер! Ты один? Какая чудесная погода. Правда? Луна…

Луна, как электрический фонарь, висела совсем низко над вершинами деревьев. Она заливала медным светом все, и лицо Риты казалось бледным. Даже губы, накрашенные оранжевой помадой, были тусклыми.

—. Ты откуда? — с досадой спросил Голиков. Он думал о встрече с Катей, ждал ее.

— Черствый ты стал, Сережа. Я знала тебя другого, ташкентского… Тогда мне было пятнадцать лет. Ты носил штатский костюм. Был красивый.

— Теперь не красивый?

— Теперь не красивый. Красоту твою эта форма заслонила. — Рита бесцеремонно потянула Сергея за галстук. — Теперь тебя никто не любит. Все боятся. Вдруг возьмешь и арестуешь. Одна я за тобой, как дурочка, бегаю. Хорошо это или плохо, а, товарищ участковый?